Рон Хаббард - Во мраке бытия

Я собрался было оказать серьезное сопротивление, да беда в том, что меня опять стало сильно трясти.

Наконец ему удалось натянуть на меня костюм. Он подкачал в него воздуха так, что я стал ощущать явное давление в ногах. Только теперь мне стало ясно, что он решил сковать мои движения именно таким образом.

— Оставайтесь все время в этом костюме, — сказал он. — В случае резких перегрузок при ускорении кровь зачастую отливает к ногам. А кроме того, костюм защитит вас от поражения статическими разрядами.

Потом он принялся затягивать ремни, которыми тело закреплялось на постели. Теперь уже не было никаких сомнений, что именно так он решил лишить меня свободы действий.

— Все эти застежки расстегиваются, в случае необходимости, моментально и одновременно, стоит воспользоваться вот этим рычажком, — сказал он.

Потом он принялся расхаживать по каюте, трогая то одну, то другую вещь. Я отлично знал, что он ищет какое-нибудь орудие для пыток, чтобы испробовать его на мне. Неужто он не понял, что теперь, когда нервы у меня напряжены до предела, я и так нахожусь под непрекращающейся пыткой? Но внешне все выглядело так, будто он просто собирал мою одежду и прочие разбросанные по каюте вещи. Потом он взял мою цепь, свидетельствующую о моем высоком ранге, и стал подбрасывать ее на ладони, о чем-то раздумывая. Я-то знал, что сейчас он прикидывает в уме, можно ли использовать ее в качестве инструмента удушения. Повидимому, он пришел все же к выводу, что она для этой цели не подходит, поэтому спрятал ее в стенной сейф. Потом он некоторое время приглядывался к остаткам оранжевой таблетки, что лежала на краю стола. Затем он добрался и до флакончика фирмы ИГ Барбен. Было очевидно: он надеялся, что нашел смертельный яд, который тайным образом сумеет подсыпать мне в питье. Он, естественно, не знал, что это амфетамин и что всего несколько часов назад я уже принял небольшую дозу его, пытаясь приободриться, чтобы достойно вынести все испытания, выпавшие на мою долю.

— Если это то, что вы принимали, — сказал он, — то на вашем месте я впредь держался бы подальше от этого снадобья. Я честно советую вам не прибегать к подобным средствам, для чего бы они ни предназначались. Выглядите вы просто ужасно. Разбросанные по каюте вещи он аккуратно сортировал и вкладывал в специальные прищепки-держатели. Потом он огляделся, явно разочарованный тем, что так и не обнаружил никаких орудий пытки, которые он мог бы применить ко мне. Затем он передвинул ко мне поближе панель с целым набором кнопок.

— Если вы почувствуете себя совсем плохо, нажмите белую кнопку и вызовите меня. Красная кнопка на панели — вызов капитана. Я сообщу ему, что вы паршиво себя чувствуете и ему следовало бы поручить кому-нибудь приглядывать за вами.

И тут он снова обратил внимание на конверт, который я уронил, оказывается, у входа в каюту. Он поднял его и вернулся обратно.

Тут-то до меня и дошло, что в конверте должен находиться секретный приказ ему убить меня.

Он же просто бросил конверт мне на грудь, а потом еще и подсунул под пристежной ремень.

— Похоже, что это конверт с приказом. Цвет его свидетельствует о том, что приказ срочный, и на вашем месте я бы немедленно ознакомился с ним.

После этого он вышел, плотно затворив за собой дверь. Однако меня трудно провести. Я сразу же догадался, что это только отсрочка и он сейчас отправился к капитану, чтобы с ним обсудить, как им избавиться от меня. Но что я мог предпринять? Нервы мои до того расшатались, что убить меня было бы просто актом милосердия. Но только не с помощью амфетамина — о боги! Только не это! Это было бы слишком жестоко!

Остаток этого странного дня, пожалуй, самого ужасного дня во всей моей жизни, я провел в постели, сотрясаемый жуткими приступами лихорадки. Меня постоянно трясло. Нервы мои были настолько напряжены, что, казалось, они как тонкие струны могут вот-вот лопнуть и при этом жутко стегнуть меня.

Меня трясло так сильно и так долго, что я совершенно изнемог. У меня уже недоставало сил даже на то, чтобы дрожать, и тем не менее дрожь все не унималась.

Я и думать-то ни о чем не мог. Все мое внимание было сконцентрировано на тех адских муках, которым так безжалостно подвергалась моя плоть. Тем временем корабль постепенно разогнался почти до скорости света. Превозмогая нечеловеческую боль и ломоту во всем теле, я не мог не заметить перехода на движители «будет-было». Кругом поднялся шум и звон, кто-то, казалось, перекликался прямо за моей дверью. Перед моими глазами зажглась предупреждающая надпись: «ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ ГРАВИТАЦИИ!»

Потом: «НЕ ШЕВЕЛИТЕСЬ ПЕРЕХОДИМ НА ВРЕМЕННЫЕ ДВИЖИТЕЛИ!»

Не шевелитесь. Хороший совет! Если бы я действительно мог не шевелиться, если бы я мог хоть как-то нейтрализовать все эти рывки и толчки и унять сотрясающую меня дрожь. Но тут снова загорелась красная надпись: «ГИПЕРГРАВИТАЦИОННЫЕ СИНТЕЗАТОРЫ ПЕРЕВЕДЕНЫ НА АВТОМАТИЧЕСКИЙ РЕЖИМ».

И сразу же после этого загорелась зеленая надпись: «ГИПЕРГРАВИТАЦИОННЫЕ СИНТЕЗАТОРЫ СБАЛАНСИРОВАНЫ В АВТОМАТИЧЕСКОМ РЕЖИМЕ».

Зеленая надпись погасла. Потом загорелась оранжевая: «УСКОРЕНИЕ СБАЛАНСИРОВАНО, КОМПЕНСАЦИЯ ВВЕДЕНА. ВЫ МОЖЕТЕ ОТСТЕГНУТЬ РЕМНИ И СВОБОДНО ПЕРЕДВИГАТЬСЯ. ВСЕ ИДЕТ ХОРОШО!»

Мне совсем ни к чему было это разрешение свободно передвигаться. И все шло совсем не хорошо. В полубессознательном состоянии я отчаянно метался в постели. Теперь мы шли на временных движителях. Эта полная опасностей бомба, которую они почему-то упорно называли кораблем, могла взорваться в любую секунду. Но где-то в глубинах подсознания я несколько раз поймал себя на том, что именно такой развязки мне сейчас и хотелось. Я просто не всостоянии был переносить эти рывки и толчки. Я был полностью вымотан, и все-таки мое бренное тело находило где-то силы, чтобы продолжать трястись в лихорадке.

Часы звездного времени на стене имели в центре дополнительный циферблат, на котором пока еще отсчитывалось волтарианское время. Медленно, мучительно, часы наплывали на часы, хотя мне казалось, что все замерло — и время, и пространство.

Наконец по прошествии, как мне показалось, не менее двухсот лет часы показали, что на Волтаре сейчас полночь. Эту жуткую таблетку я принял уже шестнадцать часов назад. И все равно меня продолжало трясти.

Один из антиманковцев, судя по виду, механик, вошел ко мне с тюбиком какого-то питья. Он поднес его к моему рту, и я попытался напиться. Мне и в голову не приходило, что у человека может так пересохнуть во рту.

Однако я почти сразу же пожалел о том, что утолил жажду. Очень может быть, что именно эти несколько глотков спасут мне жизнь, а единственное, чего мне сейчас никак не хотелось, — это продолжать оставаться в живых!

Я пребывал в полном изнеможении, и мне отчаянно хотелось спать, но я был не в состоянии заснуть.

По мере того как часы отсчитывали время, я приходил в состояние все большей подавленности.

А потом мне стало просто отчаянно плохо, хотя, казалось, что хуже уже быть не может. Сердце мое готово было вырваться из груди. Я ощущал сильное головокружение, и мне чудилось, что комната вокруг меня движется рывками, причем под самыми неожиданными углами. Сначала я подумал, что мы совершаем какие-то маневры весьма странного порядка, а потом я вдруг понял, что все это происходит внутри меня.

И наконец на меня навалилась мучительная головная боль. Обычные временные движители работают намного ровнее и мягче, чем те, что были поставлены у нас. Движители системы «будет-было» имеют механизм, специально приспособленный к постоянным мелким рывкам, но мне, при каждом таком рывке, казалось, что голова моя разлетается на мелкие осколки. И только когда медленно движущиеся стрелки на циферблате показали, что на Волтаре наступил полдень следующего после отлета дня, я начал понемногу приходить в себя. Нет, сказать, что теперь я чувствовал себя нормально, было нельзя. Просто я понял, что чувствую себя уже не так отвратительно.

Время от времени ко мне наведывался механик. Поскольку на его темнокожем, треугольном антиманковском лице полностью отсутствовало вообще какое-либо выражение, можно было решить, что я для него — нечто вроде детали механизма, которая в данный момент требовала ремонта. Но он приносил мне воду и кое-какую еду.

По истечении тридцати шести с половиной часов со времени отлета — на Волтаре сейчас перевалило за полночь — как раз в тот момент, когда я собрался усесться на постели, перед глазами опять замигали надписи. Ярко-красным цветом засветилась первая из них:

«СРЕДИННЫЙ ПУНКТ РЕЙСА. ПЕРЕХОД С УСКОРЕНИЯ НА ЗАМЕДЛЕНИЕ. ЗАКРЕПИТЕ ВСЕ СВОБОДНЫЕ ПРЕДМЕТЫ».

Потом появилась новая: «ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ ГРАВИТАЦИИ».

Затем: «НЕ ПЕРЕДВИГАЙТЕСЬ!»