Сергей Шведов - Родить Минотавра
– А почему жрец? – удивился Резанов. – Понятия не имею. Но в лице незнакомца действительно было что-то аскетическое и сильное. Знаешь, такой суховатый, высокий и очень прямой, словно у него позвоночник совсем не гнётся.
– Ты думаешь, что этот старик подарил ему каменную пластину? – Точно не скажу, – покачала головой Агния, – но какая-то связь здесь, наверное, есть. А «жрец» не такой уж и старый – лет шестьдесят разве что. – Ты держи меня в курсе, – сказал Резанов Агнии на прощание. – Думаю, что все, в конце концов, прояснится и обойдётся.
Об этом знаменательном событии Элия мечтала всю жизнь, ну если и не всю, то с момента, когда еще совсем глупой девчонкой стала женой великого вождя Доху-о-доху, могущественного и непобедимого мужа. Во всяком случае, таким он ей казался издалека, во время торжественных церемоний, на которых ей доводилось бывать. И когда отец объявил о том, что выбор вождя пал именно на неё, она покраснела от радости, поскольку знала, что Доху-о-доху и его жёны находятся под покровительством божественного быка Огуса, который даёт мужчинам силу, а женщинам счастье испытывать эту силу на себе. Отец выглядел озабоченным, а мать расстроенной, поскольку приглядела уже другого жениха для дочери. Изель нравился Элии, он был наследником богатых родителей, и она стала бы его первой женой, но Изель не шёл, конечно, ни в какое сравнение с любимцем божественного быка Огуса, и Элия думала в ту минуту о незадачливом женихе без сожаления.
Никакой радости в объятиях Доху-о-доху она не испытала. Вблизи он смотрелся не столь величественно, как издали. На нём не было ни пышного головного убора из перьев дукана, ни тканых золотом одежд, худое его тело заросло черными волосами, а на темени была пустота. Он сделал ей больно и сразу же ушёл, чтобы появиться вновь у её ложа только через много дней. Дело в том, что у великого Доху-о-доху было много жён, и хотя он часто жертвовал их божественному быку Огусу, на место ушедших тут же приходили жёны новые, более молодые.
– Не гневи судьбу, Элия, – шептала ей служанка Фалия. – Этот хоть старик да один, а отдадут в Храм, там каждый тебя иметь будет за горсть медных оболов. Что выпало тебе, то и выпало.
И Элия терпела, хотя и терпеть ей особенно было нечего, поскольку Доху-о-доху вскоре потерял к жёнам всякий интерес, предоставив им возможность развлекать друг друга, как заблагорассудится. Четырнадцать раз сезон дождей сменялся суховеями, а в жизни Элии не происходило никаких перемен. Молодые жёны сменяли старых, и она сама не заметила, как из жены младшей превратилась в старшую.
– Скоро твой черёд, – сказала ей высохшая за это время Фалия. – Уж, наверное, лучше в Храме первому встречному отдаваться, чем вот так ни за что пропадать.
И самое постыдное, Элия была с ней согласна. Хотя почему постыдное? Ведь в служении Огусу для девушки знатного рода нет ничего унизительного, ни она первая, ни она последняя. Вот только думать об этом не следует. Нехорошо воображать себя в объятиях Изеля, когда ты законная жена великого вождя. Да и небезопасно всё это. Три жены Доху-о-доху уже поплатились за желание испытать радость в объятиях других мужчин. Их бросили на съедение леопардам вместе с соблазнителями. В ушах Элии до сих пор звучали крики несчастных, а в глазах трепетали их окровавленные тела. Доху-о-доху не был злым человеком, просто обычай требовал наказания виновных, вот он и наказал. А с кастрата Калема сняли кожу за то, что любил золото больше, чем великого вождя. – Вот если бы он умер, наш великий вождь, да продлятся дни его вечно, тогда конечно.
– А что тогда? – спросила Элия у служанки. – Новый вождь раздаст жён умершего своим приближённым, и, очень может быть, тебе привалит счастье в образе доблестного мужа. Надо только не сплоховать на ложе Огуса и продемонстрировать божественному быку свою любовь. Много лет тому назад в Эбире правил божественный Огус, входя в приглянувшегося ему мужа. И он же сам покрывал божественную корову Огеду на священном ложе. Говорят, что жизнь тогда была много лучше нынешней.
– А почему он перестал приходить на нашу землю? – Вожди мешают божественному быку вернуться в Эбир и защитить своё стадо от жадных шакалов. Хотя, конечно, и мы гневим Огуса неразумием и ленью. Вот если бы нашлась женщина, похожая на божественную корову Огеду, то божественный бык не устоял бы. И вновь в Эбире наступили бы благословенные времена, не то, что сейчас: засуха следует за засухой, голод сменяется мором, а мор войной.
Элия уже не слушала старую служанку, она думала о своём. С этой минуты Изель перестал тревожить её воображение, а его место занял божественный бык Огус. В этом, конечно, не было греха, ибо верной жене вождя не возбраняется думать о божественном Огусе в любом из его земных обличий. Возможно, Элия заходила слишком далеко в своих мечтах, но ведь она ни с кем ими не делилась, даже с Фалией, и потому великий вождь Доху-о-доху мог спать совершенно спокойно. – Раньше стоило только одной из жён пожаловаться на невнимание вождя, как его тут же душили, – продолжала бубнить Фалия.
– Не может быть, – поразилась Элия. – А вот и может, – стояла на своём старая ворчунья. – Это означало, что божественному быку прискучила старая оболочка, и он жаждет нового воплощения, чтобы со свежим пылом заставить плодоносить наши поля и размножаться наш скот. – А жёны?
– Их потому и ставили в позу божественной коровы, чтобы не обидеть Огуса. Ведь одна из них наверняка была его любимой женой Огедой, и он обязательно к ней возвращался, но уже в обновлённом обличии. Разве ж в прежние времена позволили бы вождю состариться на покое…
Теперь Элия уже без всякого стеснения думала о смерти Доху-о-доху. Этот дурно пахнущий старик занимал чужое место, мешая божественному быку вернуться к своей Огеде. А ведь вполне может быть, что Огедой является она, Элия.
Первой, с кем Элия поделилась своими соображениями, была Ледия, худенькая узкобёдрая блондинка с большими печальными глазами, которая не успела испытать даже тех куцых радостей, что выпали Элии на заре семейной жизни.
– Он гневит Огуса, – горячо шептала ей на ухо Элия. – Он препятствует воле божественного быка.
Слова Элии нашли отклик не только у Ледии, но и у других жён престарелого Доху-о-доху. И частенько, собравшись для омовения и отдохновения вдали от злых глаз кастрата Глера, они обсуждали эту волновавшую всех проблему. – Может быть, Доху-о-доху не виноват, – сказала однажды Сегия. – Просто нашим мужчинам не хватает смелости, чтобы помочь ему переселиться в сады Иллира. – Правильно, – подхватила Элия. – Бедный и несчастный Доху-о-доху, он так устал управлять Эбиром. – Ему наверняка хочется в сады Иллира, – поддержала её Агия. – Там к нему опять вернуться молодость и здоровье.
А потом все очень долго молчали, пока Элия не произнесла тихим голосом, что Доху-о-доху помочь просто некому, кроме его жён. Ведь все они так любят своего мужа и так жаждут его осчастливить.
Старуха Фалия отправилась к гадалке в один из самых грязных притонов Эбира и принесла от неё волшебный эликсир вечной молодости. А ещё через день великий вождь Доху-о-доху, задыхаясь от счастья, отправился в чудесные сады Иллира, оставив безутешными двадцать пять своих жён. Элия прилежно исполняла все положенные по обычаю обряды и ждала…
Ждала той самой минуты, когда сольётся в экстазе с новым избранником на ложе божественного Огуса. И кто знает, быть может, сам божественный бык захочет назвать её своей Огедой. Ей верилось в это до того момента, когда она узнала, что ее суженным, волею нового вождя Фалена, стал некому неведомый эбирский барабанщик. Это был такой удар, что Элия едва не завыла от тоски. Не было никакого сомнения в том, что божественный бык не пожелает войти в тело простолюдина, когда для него открыты тела двадцати четырёх самых знатных эбирских вельмож. И никогда уже Элии не стать божественной коровой Огедой и не слиться в любовном экстазе с божественным быком. Стоило отправлять в сады Иллира Доху-о-доху, чтобы получить взамен столь жалкую личность, не способную даже держаться с достоинством в приличном обществе. И почему Элии так не везёт с мужьями?!
Верховный жрец храма Огуса, старый, но ещё бодрый Атемис стоял у священной плиты, опираясь на посох, увенчанный рогами. Рога еще большего размера украшали его бритую голову. Выглядел, он внушительно и почти свирепо. Вдоль прокопчённых стен храма стаяли младшие жрецы, с такими же как у Атемиса посохами в руках, и железные рога тускло поблескивали в свете чадящих факелов.
Несмотря на обилие факелов, в огромном храме царил полумрак. Солнечный свет пробивался лишь через небольшое отверстие в потолке, расположенное над священным ложем. Именно через это отверстие приходил божественный Огус к своей Огеде в давние счастливые времена. Первой к священному ложу подошла Сегия, и последний луч уходящего на покой солнца ласково скользнул по её ягодицам. Жрец ударил посохом по серому камню, и где-то за стеной мелкой дробью отозвались барабаны.
