Борис Лапин - Ничьи дети (сборник)
— Прошу сюда, господин Тхор, — оживился Климмер. По всему было видно: подземелье — его любимое детище; наверху он был сдержан и деловит, здесь же его охватило что-то похожее на вдохновение. — Позвольте представить вам весь, так сказать, технологический цикл. Это «Анализатор». Здесь мы сортируем эмбрионы. Анализ дает почти стопроцентную уверенность, что мы выращиваем мальчика, мужчину, а ведь нам нужны мужчины, не правда ли, господин Тхор? Эмбрионов девочек берем в соотношении один к десяти. Хотите посмотреть? Но это обычная работа с пробирками и микроскопом, ничего внешне интересного…
— А где вы берете эмбрионы? — как бы мимоходом поинтересовался Тхор. Доктор Климмер был настроен благодушно, его так и тянуло поболтать; генерал Тхор, профан во всех этих делах, ждал ответа с вполне понятным любопытством зрителя; разведчик Тхор насторожился и напружинился.
— Покупаем, — сказал Климмер. — К сожалению, анализ довольно сложен, и наши агенты вынуждены приобретать эмбрионы без разбора, вслепую. Говоря откровенно, это наша ахиллесова пята.
— Но позвольте, доктор, разве не выгоднее приобретать половые клетки, а не эмбрионы? И разве это было бы не логичнее?
— Разумеется, логичнее, господин Тхор. А вот насчет выгоды… Пока мы не можем понять, почему, но искусственное оплодотворение в лабораторных условиях дает крайне нежизнестойкий эмбрион. Двухнедельный же эмбрион, извлеченный из чрева матери, — богатырь! Кстати, и операция пустяковая. Последнее время от поставщиц отбоя нет. Как-никак мы хорошо платим. Десять монет за такой пустяк, как эмбрион.
— Гм, прекраснаая цена за человека, — пробормотал Тхор. Но Климмер не заметил иронии.
— Между прочим, могу вам похвастать, в ближайшее время мы закончим отработку процесса селекции, тогда не нужно будет скупать эмбрионы на стороне, своих хватит. Не впустую же трудиться нашим мальчикам и девочкам за свои десять жетонов. — Старик, ухмыльнувшись, ткнул пальцем в потолок. — И каких эмбрионов, пальчики оближешь! Технологическая цепочка замкнется — и это будет венец творения! Прошу вас. «Инкубаторий».
Он распахнул дверь. Вдоль длинного прохода тянулись стеллажи с большими стеклянными колбами; колбы медленно вращались; от каждой уходили в стену разноцветные шланги и проводки.
Тхор склонился над одной из колб; в мутноватой жидкости плавал головастик, не то рыбка, не то лягушка; нечто похожее он видел в школе — препараты в формалине; к горлу подступила тошнота.
— Будущие солдаты вашей армии, — торжественно представил Климмер.
Тхор поспешил вперед, Климмер покатился за ним. Зародыши в колбах становились все крупнее, Тхор машинально достал сигареты, зажигалку.
— Прошу прощения, господин Тхор, — чуть ли не взмолился Климмер, — только не здесь. Пожалуйста, в коридоре.
В коридоре Тхор прислонился к стене — сесть было некуда — торопливо закурил, сигарета отвратительно пахла формалином.
— Между прочим, в колбе ребенку куда спокойнее, чем у мамы в животике. Условия идеальные. Отсева на этой стадии почти не бывает, дети рождаются здоровенькие, ей-богу, молочные поросята. Инкубаторий — наша гордость. Заметьте, полная автоматизация. В отделение вскармливания я вас не приглашаю; вы натура чувствительная, а там, знаете ли… пахнет, но тоже почти полностью автоматизировано. А вот, прошу, виварий. С трех лет до двенадцати.
За стеклом на бетонном полу копошились голые ребятишки; их было так много, что казалось: кишат черви. Ближайший к стеклу младенец играл, усердно размазывая собственные испражнения. Из-за стекла доносился монотонный писк. Климмер отшел к пульту, повернул какую-то рукоятку — в виварии брызнул дождь. Младенцы радостно завизжали. Тот, что сидел у стекла, протянул вверх пухлые ручонки.
— К сожалению, здесь у нас довольно высокий процент отсева, особенно до пяти лет. Но мы идем на это сознательно: экономичнее выпустить лишнюю партию новорожденных, чем содержать нянек. Кстати, эту подземную фабрику обслуживают всего семь человек. Не считая меня. Чувствуете, какой уровень автоматизации? А теперь прошу в другой виварий, в старшую группу. До двенадцати лет мы содержим их здесь, в «телятнике», как прозвали это отделение мои сотрудники, хе-хе-хе, а в двенадцать отправляем наверх, капралам, учим говорить и все такое прочее, одним словом, начинаем воспитание…
Тхору смертельно надоела и «адская кухня», и болтовня разошедшегося Климмера; все, что требовалось пронюхать в этом подземелье, он уже пронюхал; к тому же он устал, а предстоял еще третий раунд. Но уйти просто так, не выразив своего восхищения, было бы неосмотрительно.
— Простите, доктор, а что вы делаете с «отходами»? Сжигаете?
— Что вы, сжигать столь ценный материал! На консервированную кровь и кожу колоссальный спрос. — Водянистые глаза Климмера пристально следили за гостем. — Кстати, вы знаете, господин Тхор, что регулярное вливание крови младенцев способствует омоложению?
На щеках старика розовел детский румянец. Тхор представил шприц в его руке, а рядом — посиневшего младенца. Больше он не вытерпел бы здесь ни минуты.
— Благодарю вас, доктор Климмер, этого достаточно. Я вполне убедился, что вы прекрасный организатор производства и большой… ученый.
«Большой негодяй! — сдерживая тошноту, думал Тхор, пока шагал непослушными ногами вслед за Климмером. — Негодяй! Негодяй! Хотел бы я знать, что ждет тебя впереди: миллионное состояние или электрический стул?»
Только в кабинете Климмера он пришел в себя: помог бокал неразбавленного виски со льдом.
— Итак, продолжим наш разговор, доктор. — Теперь он не очень-то щепетильничал с этим человеком; дело было сделано; и джентльмен, и генерал, и разведчик, выполнив свою миссию, испарились; на сцену вышел Тхор-делец. — До сих пор мы полагали, что вы приобретаете лишь половые клетки, а вы, оказывается, начинаете с эмбрионов… Скажите, эмбриону уже свойственна жизнь? Ха-ха, разумеется, если его можно убить! Вот здесь-то и обнаружилось слабое звено вашего отлично продуманного и прекрасно поставленного предприятия: вы скупаете людей, вы рабовладелец, а в нашей свободной стране человек не может быть собственностью человека!
— Но позвольте! — Климмер поднял руку, точно пытаясь заслониться, и беспомощная стариковская гримаса исказила его лицо. Казалось, он вот-вот расплачется. Но Тхор «не позволил».
— Вы преступник, доктор Климмер, и я вынужден, как это ни прискорбно, отправить вас на электрический стул. Все. Прощайте!
Тхор встал. Он был удовлетворен; удар нанесен по всем правилам; что же дальше — нокаут или выброшенное на ринг полотенце?
Старикашка неподвижно сидел в своем кресле. Тхор ждал чего угодно: истерики, взрыва бешенства, даже выстрела в упор. В конечном счете Климмеру наплевать на министерство и вообще на Лоринганию — его сдержит ЮСИФ, могущественный северный сосед; однако не настолько же Климмер упрям, чтобы ссориться с правительством приютившей его страны. А главное, он не имеет права выказат свою независимость от лоринганцев; старикашка и не догадывается, что этот туповатый и чванливый генерал выполняет здесь не столько задание правительства, сколько особо секретную миссию их общих хозяев; а хозяевам не терпится «на деле» проверить эффект вскормленного ими «научного центра». Вот почему в этом раскладе Тхор ждал любой реакции — от слез до выстрела. Но ничего не произошло. Климмер улыбнулся застенчиво и беззащитно.
— Хорошо, господин Тхор, вы получите две сотни опытных образцов. Но имейте в виду: если пронюхают журналисты…
— Не беспокойтесь, дорогой доктор! Ведь ваши «стриженные» нужны не только вам, они нужны отечеству, чтобы защитить свободу Лорингании. Я был уверен, что мы договоримся по-джентльменски. И теперь я знаю, что вы не только большой ученый, но и большой патриот. Благодарю вас от имени правительства, доктор Климмер!
Расставаясь, они пожали друг другу руки.
У себя в лимузине Тхор тщательно протер руки одеколоном и выбросил платок за окно.
Глава третья
Старик шел бесшумно, как ходят в джунглях только ягуары да охотники-лоринганцы. Ни одна веточка не хрустнула, ни одна кочка не чавкнула, а ведь ночь была такой темной, что земля под ногами виделась сплошным бездонным провалом. Но Старик знал свою землю.
Он никого не опасался; звери благоразумно предпочитали обходить его стороной, а каратели не смогли бы проникнуть в эту глушь да топь — смерть ждала их здесь на каждом шагу; и все-таки Старик шел бесшумно — он не умел ходить иначе.
Не видя ничего, он обогнул густо заросшее травой озерцо, опасное даже днем; еще два поворота, и будет деревня, в которой он заночует; эта деревня уже вне досягаемости карателей, руки коротки; тем более не дотянуться им до партизанского центра в джунглях, в самой середине болот; туда ему идти еще день — завтра. Это на побережье, где большие города и хорошие дороги, «акулы» смогли установить свои порядки, но в джунглях им делать нечего; пока есть джунгли, народ не покорить, а джунгли — почти вся Лорингания. Под покровом джунглей партизаны могут незаметно собрать в кулак свои силы и ударить в самый неожиданный момент, а потом бесследно раствориться в болотах под носом у карателей. Армия «акул» сильна и многочисленна, только не очень-то надежна; ее солдаты — дети крестьян, рыбаков, рудокопов, а кому по душе воевать против своего народа? Единственная опора «акул» — каратели, наемники без роду и племени, обученные «советниками» из ЮСИФ. Эти на все готовы ради звонкой монеты, их можно повернуть и против партизан, и против армии; правда, таких немного; и все-таки правительство «акул» держится на них. Однако вопрос — долго ли продержится правительство, чуждое не только народу, но и армии? Казалось бы, дни его сочтены. Но год идет за годом, а партизаны все не могут взять верх, то наступают, то вновь отступают, и Командир говорит: «Наш час еще не настал». Конечно, ему виднее, Командиру; взять власть — полдела, главное — удержать, ее; и все же народ устал, скорее бы создавалась «ситуация», о которой толковал Командир…
