Анна Йоль - Травница
— Тогда, получается это деньги на адаптацию в 3 месяца?
— Да, пока вы не найдёте работу.
— И как её найти? — я отложила вышивку, потому что это уже было важно. Это касалось выживания.
— Понимаешь, когда вы…Падаете… — Звучит нелепо. По снисходительной улыбке Труды понятно, что она согласна со мной. — Вы всегда освящаетесь Даром взамен прежней жизни. Вот ты премудра в травах.
— Ох, лучше бы красоту… — недовольно вздыхаю я.
— Это ты зря. Ты румяна и мила. А была бы ещё краше — закончила блудницей или чей наложницей. — укоряет меня Труда. — А травы это отлично. Если голова на месте, да руки умелые — то на этом далеко уехать. От травницы до знахаря.
— Что-то вроде врача?
— Нет, лекарь — это лекарь. Они в травах редко разбираются. Им бы резать и зашивать.
— Почти как у нас. — отмечаю я.
— Я больше знахарям доверяю, но их редко где найдёшь, да и дорого берут.
— А тут только гномы обитают? — Я продолжила засыпать блондинку вопросами.
— Нас много: гномы, люди, альты. Ладно. — Труда откладывает вышивку и встаёт. — Остальное расскажу позже. Нужно на стол накрыть. Муж скоро будет.
* * *Он пришёл, едва в печи дошло последнее блюдо. Окинул довольным взглядом еду и хмурым меня. В восторг я его не привела.
— Халвен. Хозяин дома. — Сухо представился сероглазый и сел за стол.
— Лена. — Ответила я в спину.
Труда, же засияла и что-то весело щебеча, принялась обхаживать мужа со всех сторон. Противоположности притягиваются, да? В отличие от мягкости и миловидности блондинки, он был полон угрюмости и жёсткости, но все же оставался привлекательным.
— И ты садись! — женщина авторитарно усадила меня напротив и начала что-то мне накладывать в тарелку.
Мужчина же равнодушно ел, игнорируя даже жену, которая весело рассказывала, опять, про каких-то соседок. За всю трапезу он лишь однажды посмотрел на меня серыми глазами. Про такие говорят, что они изо льда или стали.
Ещё сегодняшним утром в такой ситуации мне бы кусок в горло не лез, а сейчас я спокойно уплетала за обе щёки, успевая обсуждать «волочайку Ситу и её любовников».
— Я закончил. — Опустив ложку холодно сообщил Халвен. Звучало это в контексте «Я всё и вы все тоже всё».
— Да-да, милый. — закивала блондинка в ответ и начала бодро убирать со стола.
— Давайте я помогу! — подорвалось было я.
— Нет, ты сиди. — мужчина пристально глядел на меня. — Знаешь, кто такие упавшие?
Он говорил, словно милостыню бросал и вот-вот протянет перстень для поцелуя.
— В общих чертах — да. — Буд-то перед экзаменатором сижу. Бррр.
— А законы о них знаешь?
— Нет.
Мне так и хотелось огрызнуться и сказать что-то вроде: «Мужчина, я тут новенька! Только вчера «упала»!». Но благоразумно смолчала.
Хмыкнув, он удобнее устроился на стуле. Но я не была напряжена от его грозности: он хотел показать себя хозяином — пусть показывает. Я поняла, что последнее слово всегда остаётся за Трудой. Она была из тех хитрых женщин, которые умели правильно управлять мужчиной — незаметно. Вывернет все так, будто это не она решила, а он, как истинный владетель. И даже сомнение не затеплится, ведь — Хозяин! Глава! Мужчина!
К примеру, когда он со всей своей мужественность в метр пятьдесят грозно уселся трапезничать — вот тогда всё стало и ясно. Он потянется за одним и Труда тут же ласково: «Нет, милый начни с горяченького», а он и слова не скажет — начинает с горячего. Тянется за другим — «Дорогой, только не налегай на вредное» и он руку отнимает.
— Вы упавшие сейчас не редкость. — важно продолжил Халвен. — Разные вы бывали от совсем обычных до вычурных и скользких как змеи. За последнюю зиму с сотню вас навалило и это только в нашей Лесной Долине.
— Лесной Долине? — перебила я, Труда раньше об этом упоминала.
— Наш край так зовётся, — меня окинули недовольным взглядом. — Эту мелочь тебе расскажет вигт, а ты слушай и не перебивай.
Я почти закатила глаза от его важности. К горлу подкатывало дикое раздражение. Нужно ещё выпить настойки.
— Мы народ не жестокий и сложили законы для вас. Вам полагается плата.
— 30 золотых — вклинилась в разговор женщина. Сладко улыбнувшись мужу, поставила перед ним бублики и мёд. Он удовлетворенно кивнул.
— Да, 30 золотых. Это доволе много. — Мужчина даже бублик макал в мёд так, как будто это задание вселенского масштаба. От него стало тошно. — На границах вам нет препятствий, коли грамота есть.
Он остановился и прищурился, ожидая, перебью его или нет. Я решила промолчать. И это, наверное, до того подчеркнуло его величие, что он аж зарделся от удовольствия.
— Грамоту я уже взял у старосты и золотые тоже. — Закинув медовый бублик в рот продолжил он. — То что на вуморта похожа — это проблема, но можешь остаться на время у нас. Всё равно комната пустует, будешь по хозяйству помогать и за еду платить. А со временем и работу подыскать придётся…
— Ой, да она же даром освещённая. — Вмешалась блондинка. — В травах понимает лучше старостиной невестки! Подучу её, и монеты начнёт загребать за свои припарки.
— Ну ладно. Это нам даже на пользу.
Чувствовалась в нём некая едва уловимая мерзость, которая как ложка дёгтя.
— А есть способ вернуться к себе?
Он окинул меня холодным взглядом.
— Нет. В том мире ты либо мертва, либо не существовала. — Он резко встал и направился вглубь дома. Пути нет. Это приговор, который разодрал мне сердце. Я разрыдалась. Где-то краем уха запричитала блондинка: «Ох, я же говорила о чае!»
* * *И потянулись мои серые будни… хотела бы я написать, но нет — это были недели сплошного ада, труда и сложностей. Добрая и милая Труда не жалела и гоняла меня до седьмого пота. На заре мы шли за травами: меня учили их правильно срезать, когда и каким инструментом. Казалось — я же одарённая! Но выходило совсем худо — я знала растения, их названия и как они примерно выглядят, и даже что с ними делать, но в теории, а на практике — ноль без палочки.
И поначалу казалось, что все так просто — вот это перетереть, а вот это растолочь, но мои руки же растут не из того места с младенчества. Перетирала я плохо, резала ещё хуже, а толочь и вовсе не могла. Усугубляло все состояние инструментов: все ржавое, тупое и до ужаса старое. От них появлялись болезненные мозоли, а иногда руки стирались до крови. Но я не жаловалась.
— Нежная ты больно, — тяжко вздыхала наставница и принималась по новой объяснять. Толочь с права на лево, растирать против часовой стрелки, и все делать быстро, пока трава не заветрелась.
Но я была совершенно отвратительно безнадёжна: из рук все валилось, склянки разбивались, а трава портилась. И приходилось воспринимать все на слух, так как оказывается не умела читать. Говорю, но не читаю — почти кошмар для меня прошлой.
У Труды, конечно, не бесконечное терпение, ибо я уже сама себя готова была придушить, настолько нерасторопной была. А она подавно с тяжёлыми вздохами и раздражённо повторяла: «За один раз и дерева не срубишь». Ага, со мной ничего за один раз не сможешь.
За что я ей особенно благодарна, так это за чай. Я пила его как лекарство утром, днём и вечером. Как-то спустя неделю, я решила, что попривыкла ко всему и перестала его пить.
Ох, как меня разобрало! Рыдала в три ручья, а выла белугой так, что соседи все сбежались.
Начиналось всё постепенно и незаметно, а потом раз! И когда я осознала всю ситуацию — стало страшно и плохо. Потом безысходность и отчаяние. Когда заскользили мысли о родителях и родных — стало совсем худо. Плакала так, что глаза красными были всю неделею, а горло саднило и того дольше. На мой «рёв» прибежала испуганная Труда и силой затолкала в меня успокоительные травы.
Конечно, я и сейчас я тосковала за родными и друзьями. Особенно по маме. Как она? Надеюсь, перестала переживать за меня и бережёт своё здоровье. Как там папа? Поддерживает ли маму? А как Мика — закрутила ли ещё один роман? И было у меня потаённое желание, от которого щемило сердце и на душе тяжелело: хочу, чтобы я там исчезла, и никто за мной не плакал и не страдал. Хочу быть единственной кому больно.
А ещё я скучала по благам цивилизации: мобильному, машинам, интернету и душу. Здесь приходилось мыться в деревянной бадье. Это было проблематичное дело: сначала нужно быстро-быстро натаскать горячей воды и ещё быстрее помыться. Не успеешь - купайся в холодной воде. От этого такая безысходность накатывала. Помню, психанула однажды, когда перевернулась в этой бадье и пошла чертыхаясь спать, мол, пропущу один денёк. Но заснуть не смогла, так как от работы с травами я так благоухала, словами не описать. Когда жгучее амбре заполнило маленькую комнатушку — дышать стало просто невозможно. В итоге пришлось мыться в холодной воде. А это здоровое корыто нужно отнести и не надорваться по пути. Порой я пыталась поделиться своими переживаниями с блондинкой, но в ответ слышала лишь:
