Евгений Прошкин - Наши фиолетовые братья
— Надо быть скромнее, — промолвил он. — Кому придет в голову строить целую планету, чтобы заловить в нее какого-то гм-гм... отдельно взятого индивидуума. Вероятно, объект создан для единственного экипажа, который не должен вернуться.
— То есть... это как же?! — возмутилась Дарья. — Этот гроб сделали специально для трех смертников?
— Для кого еще делать гробы? — резонно заметил Борисов. — Наверное, для группы пилотов, которые выполнят... какую-нибудь простую задачу. Очень простую. Например, запустят двигатели, и... И все.
— Вот почему здесь нет туалета! — догадалась она. — Никто не планировал, что экипаж будет тут жить...
— А зачем тогда нужен этот фильм? — спросил Матвей. — Тот фильм, что мы посмотрели. Про войну и все такое...
— Не исключено, фильм призван поднять боевой дух... ну и напомнить героям, ради чего они собираются погибнуть.
— Я не собираюсь! — мгновенно отозвалась Дарья. — И, кстати, ради чего?! Ради чужой войны? Какое мне до нее дело? Да она давно уж закончилась!
— Постарайся объяснить это автоматике, — проговорил Борисов. — Желательно на ее языке.
— А труба? — спохватился Матвей. — Сначала был фильм про черную трубу. Зачем она?.. Что, мы и за трубу должны погибать?
— Вы мне надоели, — раздраженно сказал мастер. — Столько вопросов задаете, как будто наш гроб строил, налаживал и выводил на орбиту лично я. Вместо того чтоб меня отвлекать, лучше бы занялись чем-нибудь.
— Н-да?.. — удивленно произнес Матвей и, выбравшись из кресла, медленно направился к Дарье.
— Чем это мы должны заниматься? — спросила она тревожно.
Борисов оглянулся на Матвея и расхохотался.
— Тоже неплохой вариант. Ценю самообладание. Встретить смерть таким образом... Да, в этом есть что-то величественное.
— Ты другое имел в виду?.. — Матвей растерянно остановился. — А что именно? Тыкать в кнопки? «Ладонь», «колбаса», «квадратик»... Лучше уж так умереть, чем нажимая на эти значки.
— Ну-у... в принципе... — протянула Дарья, формально еще не согласившись, но всем своим существом намекая, что корпеть над пультом до последней секунды тоже не собирается.
— Как хотите, — сказал Борисов. — Там слева по коридору есть комнатка — кладовка или что-то еще... Вот туда и отваливайте, а мне не мешайте. Да! — добавил он, будто случайно о чем-то вспомнив. — Если я придумаю, как нам выкрутиться, на халяву не рассчитывайте.
— Плачу тысячу, — объявил Матвей.
— За тысячу я даже твой ботинок спасать не стану.
— Зачем ботинок? Я босиком согласен.
— Не знаю, на что ты там согласен, — покачал головой Шуберт. — Я пока ничего тебе не предлагал. Сто тысяч.
— Ладно, сто, — легко согласился Матвей.
— А они у тебя есть?
— Ты сначала спаси, а потом спрашивай! — насупился он.
— А у меня нету, — призналась Дарья. — Зато я могла бы...
— Ты о чем это? — ревниво прошипел Матвей.
— Отработать... — Она потупилась. — Посудомойкой...
— Где я тебе столько посуды возьму? — удивился Борисов. — Разве открыть сеть ресторанов... А что, это идея! Ну да, посудомойка у меня уже есть. Оборудования на сто тысяч можно накупить как раз для трех-четырех забегаловок, а если брать бывшее в употреблении, то и на рекламу деньжата останутся...
— Разве ты не видишь, что он блефует?! — взорвался Матвей. — Стал бы он тут сидеть, если б знал, как затормозить эту проклятую планету! Нормальные люди перед смертью о чем-то светлом думают, э-э... как говорится, умри тяжело, но достойно... А некоторым вон чего надо, над ближними поиздеваться!
Мастер загадочно улыбнулся и скосил глаза на крупную треугольную кнопку с тремя крестиками.
— Ты что это, Шуберт?.. — заволновалась Дарья. — Ты что-то нашел?
— Он что-то придумал! — восторженно прошептал Матвей. — Сеть ресторанов! Гениально! В юности мне приходилось работать барменом... со мной, Шуберт, не прогадаешь! Ну показывай, показывай, не томи!
— А как же насчет блефа?
— Беру свои слова обратно!
— Я тоже! — звонко поддержала Дарья. — Беру, и все такое... Давай же, давай, Шуберт! А то сквозь нас уже, по-моему, что-то проникает... Только я не пойму пока — альфа или бета.
Борисов улыбнулся и с достоинством оглядел двоих дежурных. Прикасаться к кнопке он, кажется, не торопился. Матвей заподозрил, что мастеру разведки стало недостаточно его ста тысяч и Дашиного рабства. Строго говоря, ста тысяч у Матвея никогда не было, да и свою напарницу он знал как девушку своенравную — такая больше двух тарелок за раз не вымоет, — однако его возмутил сам подход. Похоже, коварный Шуберт зря времени не терял, и за те полчаса, что он провел вне стен кинозала, ему удалось что-то разнюхать. Теперь же, вместо того чтобы честно поделиться жизнью с двумя военнослужащими, он сидел в позе пикового короля и бесстыдно торговался. Неизвестно, какие еще условия выдвинул бы ненасытный Борисов, если бы Матвей не понял, что подошло время решительных действий.
Именно так, крайне решительно, он подошел к креслу Шуберта. Борисов встрепенулся, но было поздно — рука Матвея уже приблизилась к «шляпке» пульта. Единственное, что успел сделать Шуберт, — это перехватить его запястье, однако у дежурного была еще и вторая рука, левая, до которой мастер дотянуться не мог.
Матвей процедил что-то оскорбительное и хлопнул свободной ладонью по пульту, придавив одним махом кнопок пять.
— Еще неизвестно, кто кому заплатит и кто у кого стаканы полоскать будет, — заявил он победно.
Дарья, не скрывая восхищения, смотрела на Матвея. Шуберт тоже смотрел, но иначе — как-то приниженно. Его подбородок задирался все выше и выше, словно Матвей медленно взлетал под потолок. Матвей, однако, никуда не взлетал. Напротив, это Борисов постепенно опускался: стальная труба, на которой вертелось кресло, становилась все короче, сокращаясь, как гидравлический поршень. Пара свободных кресел двигалась синхронно с борисовским, и вскоре все три сиденья уже достигли пола. Шуберт уткнулся коленями в нос и лишь после этого додумался вскочить и отпрыгнуть в сторону.
Под креслами раздвинулись три лепестковых люка и, поглотив сиденья, тут же сошлись обратно. Диафрагмы захлопнулись так быстро и так плотно, что на полу не осталось ни щелочки. Кресел точно и не было.
Следом за ними вниз двинулась тонкая ножка «гриба» управления, одновременно повернулись, прячась в потолке, объективы. Затем начал скрываться экран: слева в углу открылся узкий паз, и из него, противно жужжа, выехала шторка, состоящая из длинных стальных реек. Последней исчезла широкая стенная панель со схемами и графиками, при этом две изображенные емкости, в которых условно плескалось что-то условно-голубое, начали стремительно опорожняться. Все в комнате сворачивалось, пропадало и втягивалось само в себя. Когда исследователи опомнились, помещение уже превратилось в пустую металлическую коробку. Шуберт молчал, испуганно озираясь, а лейтенанты угрюмо сопели, не в силах спросить у мастера, знал ли он заранее о загадочных способностях здешней автоматики. Угадать, был ли предусмотрен какой-то вариант спасения из корабля-камикадзе на самом деле, теперь не смог бы никто. Но Борисов молчал, и неведение становилось для дежурных невыносимым.
— Мотя, ты что там нажал? — проронила Дарья.
— Х-х, х-х, х-х! — объявил голос вокруг, и все трое почувствовали легкий толчок.
— Мы остановились! — воскликнул Матвей. — Да, это было торможение, не иначе! Ты видела схему? Резкий выброс топлива! Мы получили обратный импульс!
— Мотя!.. — Дарья снова улыбнулась. С момента проникновения на планету-корабль печаль и радость сменялись на ее лице так часто, что успели превратиться в две маски, которые она переключала сообразно обстоятельствам. — Мотя, мы спасены! Да?.. Ведь это правда?!
— Х-х... х-х!.. — отозвались стены и вдруг заговорили голосом Страшного. — Эй, на борту! Обормоты!.. Прием! Х-х... х-х... Не слышу вас! Прием!
Звук доносился не откуда-нибудь, а со стороны экрана, закрытого железными пластинами.
Матвей подбежал к жалюзи и, подцепив одну планку ногтем, проорал в щель:
— Да, господин маршал! Докладываю! Задание выполнено! С полным блеском!
— Чего?! — прорычал Страшный. — С чем оно у тебя выполнено? С блеском?! С треском, осел!! С полным треском, ясно тебе, мясо? Да ты уже не мясо, ты почти жаркое! Шашлык! Азу! Бифштекс! Баранина на ребрышках!.. — Маршал нервно рассмеялся. — Вы что там натворили, жуки вашу майские?!
— А что?.. Мы ее остановили... то есть его... ихний... этот... Мы ощутили толчок, господин маршал, — сообщил Матвей, собрав в кучу все свои ораторские способности.
— Как, говоришь?.. Толчок ты ощутил? Да лучше б это он тебя ощутил, чертова коровка! Вы разогнались еще сильней!
— Все двигатели направлены в одну сторону, — запоздало сказал Борисов. — Если был второй импульс, то он, как и первый, разгонный.
