Андрей Белянин - Не надо, Азриэлла!
— А сколько времени, дорогие мои? — вдруг поинтересовался Пётр Борисович. — Я к чему клоню: по-моему, мы уже достаточно давно здесь катаемся. Должны, наверное, скоро вернуться.
— Ой, дай-то бог! А то не хотелось бы мне свою молодую жизнь тратить на бесцельное перемещение по вагонам. Хорошо ещё, что есть пока не хочется и пить…
— А это здесь всегда так, — небрежно махнул рукой уже знающий заместитель машиниста. — Я… сколько уже… пять раз так ездил. И ничего, ни есть, ни пить, ни… ничего другого не хотелось.
— Скучно тут, — расстроился деятельный инкуб. — Давайте… давайте хоть анекдоты потравим.
— Только не пошлые!
— А я других не знаю!
— Я знаю! Приходит, значит, еврей в синагогу…
* * *— А Василий Иваныч ему и говорит: «Давай Петька… Возвращаемся!»
— Не смешно что-то. Ой, Пётр Борисович, а почему я вас так плохо вижу?
— А почему вокруг всё плывет?! А-а-а-а, я понял! Мы возвращаемся!
— Ура-а-а!
И впрямь: стремительно несущийся сквозь тьму поезд медленно, по неуклонно сменялся уже знакомыми декорациями пенсионерской кухни. Затихал шум колёс, пока наконец-то не превратился в уютное тиканье старинных часов на стенке. Неожиданное приключение закончилось так же внезапно и без объяснений, как и начиналось.
— Ну блин! — Умберто радостно оглядывался. — А я уж думал, не вернёмся!
— Может, чайку кому? — Пётр Борисович как ни в чём не бывало суетился у плиты. — Так сказать, чтоб нервы успокоить.
— А чего покрепче нет у вас? — Теоретически непьющая Анжелика сама себе удивлялась,
— Не советую, милая моя, давайте вот я вам лучше с мятой, зелёного налью. Вку-у-у-усный, мне сын из Израиля привёз. Вы ведь мне поможете, да?
— По крайней мере постараемся! — твёрдо пообещала Анжелика. — А скажите, нет ли у вас какого-нибудь знакомого Вячеслава… или Владислава… или Станислава…
— А зачем?.. — изумился было Пётр Борисович, но, надо признать, сообразил быстро, и глаза его изумлённо округлились.
— Вот именно. «Слава Славе!» — тактам было написано. Это не существительное, это имя.
— Слава… Слава… — забормотал, вспоминая, пенсионер. — Вот и не припомню ведь… Хотя… Есть один — сантехник наш из ЖЭКа, но я с ним никогда не конфликтовал… да и старенький он уже. Пьёт… Нет, я думаю, он здесь ни при чём…
— И всё же… Надо вспомнить… — сосредоточенно сказала Анжелика. За свою жизнь она прочитала не так уж много детективов, но почему-то была твёрдо уверенна в одном: Пётр Борисович должен быть знаком с загадочным Славой. Вероятность того, что пенсионер является случайной жертвой необъяснимого и тайного злодея, просто не приходила ей в голову. — Давайте сделаем так, — решительно сказала Анжелика. — Вот ты!
— Я? — Умберто несказанно удивился.
— Да, ты! Отправляешься в офис, сидишь на телефоне и консультируешь всех пришедших.
— Но… я не умею…
— А делать нечего. На ходу научишься. Вот… — Она порылась в сумке и достала кучу брошюрок. — Тут всё доступно и кратко изложено. Это азы, так сказать. Основы психологии. Штудируй и приступай.
— Ну… ладно… — Умберто направился в прихожую, раздражённо бурча под нос что-то о ненормальном начальстве.
Надо признать, Анжелика и сама побаивалась столь смелого эксперимента. Не рановато ли отдавать клиентуру в руки вот такого, с позволения сказать, специалиста? Но выхода не было, и, решив про себя, что инкуб уж всяко поднаторел в общении с истеричными и себялюбивыми дамами, а значит, и с остальным более-менее справится, самонадеянная девушка выбросила на время эту проблему из головы.
— А мы, милая моя, чем займёмся? — осведомился
Пётр Борисович, вздрогнув от звука захлопнувшейся двери.
— А мы, так сказать, погрузимся в глубины памяти.
— Это каким же образом? Гипнотизировать будете? — Пенсионер был любопытен как дитя.
— Нет, пока обойдёмся более простыми средствами. Несите фотоальбомы. Все!
Через долгие два часа Анжелика уже была готова признать, что ошиблась. Ни один из родственников, знакомых, сослуживцев и коллег Петра Борисовича Славой не звался. То есть нет, конечно. Был Слава Пе-репёлкин, девяноста восьми лет от роду, троюродный брат тёти по материнской линии. На данный момент нот уж двадцать лет проживающий в Израиле. Или вот — Славочка Синицын, правнук бывшей коллеги. Милый мальчик двух с половиной лег.
Пошли фотографии школьные. То есть бывших учеников Негра Борисовича. Юные лица смотрели с частично чёрно-белых ещё снимков. Старый преподаватель вспоминал всех, и, надо сказать, Слав уж там-то выло немало, но… ни один из них не вызывал подозрений. Окончив школу, все они растворились в буйном житейском море и лишь иногда виделись с бывшим дорогим учителем на встрече выпускников.
И вот…
— А это мой предпоследний выпуск. — Старый преподаватель любовно продемонстрировал яркую глянцевую фотографию.
Уже забыв, для чего и зачем они третий час перебирают дорогие сердцу снимки, он просто искренне наслаждался самим процессом. И то правда, нечасто встретишь понимающего собеседника, готового с интересом обсуждать дела давно минувших дней и памятные жизненные события, запечатлённые на снимках.
— Вот Леночка, врачом теперь стала. Вот Коля, он инженер, хулиган такой был, прости господи! А теперь
вот ничего, выучился, работает. Вот Алина Семенова, староста. А тут…
— Что с вами, Пётр Борисович?!!
Пенсионера словно хватил удар. Не имея возможности вымолвить хоть слово, он только беспомощно ловил ртом воздух, и его дрожащий палец указывал на ничем не примечательного мальчика с чёлочкой в третьем ряду.
— Я вспомнил, вспомнил!!! — задыхаясь, произнёс он, едва придя в себя и выпив залпом полстакана воды. — Вот он, Слава! Слава Шапочкин! Странный мальчик, тихий. Себе на уме. Но столько с ним преподаватели намучились! И ещё он всё время на партах рисовал… И писал… Это он придумал такой лозунг — «Слава Славе!». Неудивительно, что он мне был знаком. Мы же однажды всем педколлективом подоконники оттирали от него.
— Значит, он… — растерянно произнесла Анжелика, глядя на фотографию. — Так всё просто…
— Да как же просто?! — измученно ответил старик. — Слава… каким образом он может быть связан с этим поездом?
— Понятия не имею, — честно ответила Анжелика. — Но можно же попробовать это выяснить. Где он живёт?
— Дорогая моя, откуда же я знаю? — покачал головой Пётр Борисович. — Вы же понимаете, сколько у меня за всю мою жизнь было учеников! Помнить адрес каждого — непосильная задача, смею вас заверить. Хотя… — Он задумался, глядя на фотографию. — Вот Ирина Цветочкина, она племянница завуча. Ателе-фон Марины Борисовны я знаю. Попробуем?
«Язык до Киева доведёт!» — думала Анжелика спустя двадцать минут. Марина Борисовна дала телефон племянницы, та — телефон старосты, а уж бывший староста класса отличался редкой общительностью, и у него остались координаты практически всех, с кем он учился. В том числе и Славы Шапочкина.
— Ещё не поздно, — решила Анжелика, взглянув на часы. — Я поеду к нему сама.
— Что же вы, милая моя! — всполошился пенсионер. — А вдруг… это будет опасно?!
— Да не переживайте вы! — рассмеялась девушка. — У нас же не кино про маньяков!
Так она самонадеянно и думала. Пока не вышла из машины где-то почти на окраине города. Уже темнело, редкие фонари бросали тусклый рассеянный свет. На улице — ни души. Подъезд нужного дома — обшарпанный, с неработающим лифтом и нецензурными надписями по стенам. И вот — та самая дверь. Кто ждёт за ней?
— Кто? — настороженно послышалось в ответ на пронзительный звонок.
«Что ж, будем импровизировать», — подумала Анжелика.
— Газета «Жизнь молодёжи», репортёр Макарова. Можно с вами поговорить?
— Со мной? — недоверчиво уточнил голос. — Ну… хорошо.
Дверь отворилась, и на пороге возник робко улыбаю-щийся молодой человек потрёпанного вида. Но абсолютно мирный на первый взгляд.
— Вы Вячеслав Шапочкин?
— Да, я. Но чем я могу вам?.. — И тут он, присмотревшись к поздней гостье, окинув взором нескладную фигуру, далёкое от идеалов красоты лицо и очки с толстенными стёклами, впал в труднообъяснимый для непосвящённого человека восхищённый ступор. На него подействовал всё тот же дар, что доставлял Анжелике весьма много хлопот. Но в этот раз дар был на пользу.
— Проходите… сюда-сюда… Как вас зовут?
— Анжелика, — вздохнула девушка. Оглядывая небольшую комнатку, уставленную холстами и подрамниками, попутно, как всегда, наблюдая бурное и незаслуженное восхищение своей персоной, она чувствовала себя обманщицей.
— Прекрасное имя! — в восторге и упоении воскликнул художник. — А давайте… давайте я нарисую ваш портрет?! Вот прямо сейчас и нарисую!
