Галина Романова - Как начать карьеру
Но зачем это Винту? Не понимаю!
Пока я корчил рожи, лейтенант исчез — умчался в город по делам, ибо пострадавший накануне Анджелин Мас временно не мог перемещаться с прежней энергией и прытью. Вовремя он убрался, надо полагать! Что ж, пора и мне честь знать! Я, конечно, состою на государственной службе, но и у меня своих клиентов полно! Теми же оберегами и амулетами приходится приторговывать! Да и кое-какую мыслишку проверить не мешает…
— Ваша светлость!
Градоправитель повернулся ко мне с тем же выражением лица: «Как ты мне надоел, мелкий!»
— Что?
— Скажите, а преступников, которых казнят на площади, где хоронят?
— Возле храма, — процедил тот. — Чтобы священники молились перед ликами богов, прося о милосердии к оступившимся.
Очень хорошо! Попрощавшись, я направился в сторону храма, благо, от центральной площади городка до него было рукой подать. Ратуша, гостиница, тюрьма и храм стояли в начале четырех самых больших улиц, расходящихся от площади по четырем сторонам света. Пять минут быстрым шагом — и я уже стоял у высоких ворот. В отличие от жальника стены здесь были сложены из камня, а сами ворота оказались тесовыми, способными, кажется, выдержать и удар тараном. В одной из створок нашлась крошечная калиточка — скорее, кошачий лаз на уровне груди.
Обычно ворота жальника всегда открыты, но здешние «порадовали» меня прочным засовом. После настойчивого стука «кошачий лаз» отворился, и в нем появился сторож — сухонький мужчинка, чем-то напомнивший самого священника.
— Чаво надоть? — подозрительно поинтересовался он.
— Я — помощник городского некроманта, Згаш Груви. И мне бы хотелось…
— Не велено!
— Что?
— Пущать не велено! — повысил голос старичок.
— Кого? Меня?
— Всех! Никого не велено пущать!
— Но мне по работе. Я должен выяснить…
— Ничаво ты не должон! — с яростью собачонки прикрикнул на меня сторож. — А ну, пошел отседова! Сказано: никого не велено пущать, значит — не велено! Закрытая земля! Вот!
Я с некоторой тоской посмотрел сквозь щель — она была узкая, кроме зелени, ничего не видно.
— Хорошо-хорошо. — Пришлось попятиться, миролюбиво выставив ладошки. — А если я все-таки добуду разрешение? Кто его должен подписать?
— Пра! И сам должон сопроводить…
Ага, и отпеть, ежели что!
Покивав головой и всем своим видом изобразив раскаяние — мол, простите столичного простофилю, не знал, что у вас в провинции тут все так серьезно, я-то думал, как везде — заплати и проходи! — направился прочь вдоль забора. Сторож некоторое время подозрительно смотрел мне вслед, высунув голову так далеко, что я начал бояться, как бы он не застрял ушами. Нет, втянулся обратно… Видимо, большая практика…
Дождавшись мига, когда на меня никто не будет обращать внимания, ловко подпрыгнул и схватился руками за верх стены. На мое счастье, она оказалась не такой уж и высокой, а время здорово поработало над составлявшими ее камнями — для рук и ног нашлась подходящая опора.
Перебравшись на ту сторону, спрыгнул в высокую траву.
Да, сразу видно основное отличие этого места от городского жальника.
Высокую траву, видимо, недавно косили, но убрать так и не удосужились, и вялое будылье валялось неровными рядами, обрамляя грубо отесанные каменные плиты, на которых были высечены различные символы. По древней вере, души людей как-то связаны с душами деревьев. Посадить на могиле дерево — значит помочь душе вернуться в мир в другом теле. А срубить дерево — значит загубить чью-то душу. Но тут насаждений практически не имелось, лишь несколько яблонь и вездесущие тополя торчали ближе к каменной ограде и на задворках храма. Насколько помню, более-менее приличные посадки видел только возле больницы, примыкавшей к обители послушников с другой стороны.
Здесь, конечно, никого не было — на этот жальник не ходили убитые горем родственники, ибо, как правило, хоронили тут людей без роду, без племени. Если же семья у казненного преступника имелась, то родичей допускали сюда всего раз в год, чтобы те могли помолиться.
Я подошел к ближайшим плитам. Надгробия оказались массивными, наверное, для того, чтобы лишний раз «подстраховаться» от чересчур активных покойников. Символы на их поверхностях… Ой-ёй! Глазам не поверил!
Вся поверхность каменной плиты была покрыта магическими рунами. Причем рунами некромантическими! Каждый знак имел несколько значений в зависимости от того, как он был начертан: прямо, боком или вверх тормашками. В Колледже нас учили распознавать эти знаки, читать надписи и расшифровывать значение. Сложность заключалась только в одном — на неровной поверхности камня многие символы были начертаны неразборчиво, и пришлось потратить несколько минут, чтобы сообразить, что они означают. Да еще и связного текста не имелось. «Утро», «Дерево-обратное», «Стрела», «Огонь», «Бык»… Если считать, что руна «Утро» может означать рассвет, пробуждение и начало в равной степени, руна «Дерево-обратное» означает новую жизнь, «Стрела» — это цель, то… Хм, интересная картинка вырисовывалась! Получалось, тут что-то вроде заклинания или условие, при котором покойник, похороненный под этим камнем, может восстать!
Перебежав к другому камню, я с удивлением заметил, что на нем написано примерно то же самое. Условие было немного другое, но все равно и этот мертвец тоже был «привязан» к своему месту до определенного времени. То есть он не отправился в Бездну или на Небеса, а остался тут, ждать… Чего?
— Вон он!
Быстро они меня засекли. Впрочем, повторюсь, трава была низкая, деревьев почти не имелось, на дворе стоял белый день, так что заметить человека на открытом пространстве оказалось очень просто. Без всякого почтения перешагивая через надгробия, ко мне спешили четверо послушников во главе со сторожем. Он вооружился суковатой палкой, которой размахивал на ходу. У послушников оружия не было видно. Не станешь же считать оружием кастеты?
Драться? С этими людьми? Силы слишком неравны, а применять боевую магию не было возможности — любое мое заклинание могло ненароком «зацепить» зачарованные надгробия. Сам того не желая, я имел шанс выпустить на волю несколько агрессивно настроенных призраков…
Какая-то мысль мелькнула, но была сметена и затоптана лавиной других соображений. Бежать! Немедленно! Пока есть шанс…
— А ну стой!
Щаз, разбежался! То есть разбежался во всех смыслах слова. Разогнавшись, я подпрыгнул как можно выше и схватился руками за верх стены.
— Стой, а то хуже будет!
Не помню, как смог подтянуться и в один миг перенести свое тело на ту сторону, не спрыгнув, а свалившись с забора. В ответ послышались сочный мат, который более пристал пьяным морякам, чем служителям богов, а также обещания содрать с меня шкуру, отлучить от церкви и вообще испортить жизнь. Но стоять и слушать было некогда — через миг я уже мчался по улице.
Глава 11
Ночью мне приснился кошмар. Это опять был храмовый жальник. Кругом стоял густой туман. Я бродил в этом сером влажном мареве и слушал завывания, доносившиеся со всех сторон. Выли разбуженные мною призраки, пытаясь отыскать себе жертву. Нужно было добраться до калитки прежде, чем неупокоенные души отыщут меня — в том, какая именно жертва им нужна, сомнений не оставалось. Двигаться приходилось осторожно, но быстро, потому что из тумана в любой миг могла возникнуть агрессивно настроенная нежить…
Наконец впереди померещилось что-то массивное. Стена! Я добрался!
Да, так и есть… Камни кладки… Калитка должна была быть рядом…
Да вот же она!
Что? Заперта? Ну да, сквозь решетку виднелись массивный засов и замок. Дергать бесполезно — стоило дотронуться, как послышатся резкий звон.
И словно в ответ со всех сторон взвыли призраки:
— Бес… Бес! Бес! Бес!
В панике я начал дергать решетку, пытаясь найти слабое место. Почему-то была твердая уверенность, что ее можно расшатать и вынуть целиком, после чего успеть поставить назад — и тогда призраки меня не достанут.
— Что ты шумишь?
Женский голос. Чем-то он мне знаком. Но откуда здесь она?
Призрак Маулы (или сама Маула, во сне разве разберешь?) коснулся рукой плеча.
— Ты меня оттолкнул, из-за тебя я умерла, но все равно пришла, чтобы помочь, — сказала девушка. — Идем за мной! Быстро!
Сопротивляться не было сил. Холодные твердые пальцы сомкнулись на запястье, и девушка потянула за собой. Вот оно что! В стене заметна щель!
— Сюда! Здесь они тебя не найдут!
Тишина. Темнота. Теснота. Чье-то тело прижалось ко мне.
— Обними меня, — послышался жаркий шепот. — Поцелуй!
— Нет!
Еще одна женщина. А она-то тут при чем? Хотя да, при чем, и еще как! Это же Смерть! Но почему в ее глазницах горит гнев?
