Терри Пратчетт - Carpe Jugulum. Хватай за горло!
Она бросила взгляд на стоявшую рядом высокую фигуру.
– ВЕЧЕР ДОБРЫЙ.
– А… опять ты.
– ЕЩЕ ОДИН ВЫБОР, ЕСМЕРАЛЬДА ВЕТРОВОСК.
– Между светом и тьмой? Все, знаешь ли, не так просто. Даже для тебя.
Смерть вздохнул.
– ДАЖЕ ДЛЯ МЕНЯ…
Который свет и которая тьма? Она была не готова к подобному развитию событий. Все было как-то не так. Она ожидала другой схватки. Чей свет? Чей это разум?
Глупый вопрос. Она – это всегда она, и никто больше.
Всегда знай это, всегда помни об этом…
Стало быть… свет за спиной, а впереди – тьма.
Ведьмы стоят между светом и тьмой… Еще одна ее любимая присказка.
– Я умираю?
– ДА.
– Я умру?
– ДА.
Матушка задумалась.
– Гм, кажется, я догадываюсь… С твоей точки зрения, все мы умираем и все мы умрем. Верно?
– ВЕРНО.
– Не больно-то ты мне помог, честно говоря.
– ИЗВИНИ. Я ДУМАЛ, ТЕБЕ НУЖНА ПРАВДА. ИЛИ ТЫ ОЖИДАЛА, ЧТО ТЕБЯ ВСТРЕТЯТ ЦВЕТАМИ И МОРОЖЕНЫМ?
– Ха…
Матушка знавала людей, которые почти умерли, но вернулись – благодаря точному удару кулаком по правильному месту или шлепку по спине, выталкивающему вредный кусок пищи, который попал не в то горло. Иногда эти люди рассказывали о том, что видели свет…
Именно туда она должна сейчас направиться. Но… что такое этот свет? Вход или выход?
Смерть щелкнул пальцами.
На песке перед ними возникла картинка, и матушка вдруг увидела себя, стоящую на коленях перед наковальней. Надо отдать должное, сцена получилась весьма драматичная. Матушке всегда была присуща некоторая театральность, хотя она никогда и никому в этом не признавалась. Но эта боль, передаваемая железу… Какой накал страстей! Правда, эффект был слегка подпорчен стоящим на другом конце наковальни чайником.
Смерть наклонился, зачерпнул горсть песка и выпрямился. Струйки песка бежали сквозь его пальцы.
– ДЕЛАЙ СВОЙ ВЫБОР, – сказал он. – Я ЗНАЮ, ТЫ УМЕЕШЬ ВЫБИРАТЬ.
– Может, дашь какой-нибудь совет? – спросила матушка.
– СДЕЛАЙ ПРАВИЛЬНЫЙ ВЫБОР.
Матушка повернулась лицом к ослепительному сиянию и закрыла глаза.
И сделала шаг назад.
Свет превратился в крошечную далекую точку и исчез.
Ее, как зыбучий песок, поглотила тьма, из которой не было выхода, там не было даже направления. Матушка двигалась, но не чувствовала, что двигается.
И не было звуков, кроме шороха песка в голове.
Как вдруг… голоса из ее тени!
– …Из-за тебя умирали те, кто мог бы еще жить…
Слова хлестали ее. Оставляли кровоточащие рубцы на сознании.
– Зато оставались жить те, кто мог умереть, – возразила она.
Тьма тянула ее за рукава.
– …Ты убивала…
– Нет. Я показывала путь.
– …Ха! Это только слова…
– Слова очень важны, – прошептала матушка в ночь.
– …Ты присвоила себе право судить…
– Я взяла на себя такую обязанность. И покорно выполняю ее.
– …Мне ведома каждая твоя нечестивая мысль…
– Знаю.
– …О таких мыслишках ты даже не рассказываешь никому, не смеешь…
– Знаю.
– …Ведомы все твои маленькие тайны…
– Знаю.
– …О том, как часто тебе хотелось обнять тьму…
– Да.
– …Чтобы получить от нее силу…
– Да.
– …Пади же в объятия тьмы…
– Нет.
– …Подчинись мне…
– Нет.
– …Лилит Ветровоск подчинилась. Алисон Ветровоск подчинилась…
– Этого никто так и не доказал!
– …Подчинись…
– Нет. Я знаю тебя. Я всегда тебя знала. Граф просто выпустил тебя, чтобы причинить мне страдания, но я всегда знала, что ты здесь. Я боролась с тобой каждый день своей жизни, и сегодня тебе не видать победы надо мной.
Она открыла глаза и вгляделась в темноту.
– Теперь я знаю, кто ты, Эсмеральда Ветровоск, – сказала матушка. – И я тебя больше не боюсь.
Последний лучик света вдруг исчез.
Матушка Ветровоск осталась висеть в темноте и висела так неизвестно сколько. Абсолютная пустота как будто поглотила время, поглотила пространство. Двигаться куда-то было бессмысленно, потому что понятия «куда-то» просто не стало.
Но по прошествии неизвестно какого времени внезапно раздались звуки, слабейшие шорохи на самой грани слышимости. И матушка пошла к ним.
Слова поднимались из тьмы, подобно маленьким золотым рыбкам.
Она упрямо шла вперед, ибо появилось хоть какое-то направление.
Лучики света складывались в звуки:
– …И молю тебя в сострадании твоем безграничном указать мне путь, что ведет к тебе…
Это были не те слова, которые обычно ассоциировались со светом. Слишком уж приземленно они звучали. Кроме того, у них было какое-то странное эхо, второй голос, сплетенный с первым, спаянный с каждым слогом…
– …О каком вообще сострадании речь? Дожил, на столб молюсь. Как глупо я, наверное, сейчас выгляжу…
А… один разум, разделенный на два. В мире куда больше агнесс, чем Агнесса может себе представить. Девушка просто дала своей второй половинке имя. Но, присваивая имя, вместе с тем ты даришь жизнь…
И рядом присутствовало еще что-то. Что-то маленькое, величиной с несколько фотонов. Оно блеснуло и сразу исчезло, как только матушка попыталась его рассмотреть. Тогда матушка сделала вид, будто отворачивается, а потом резко повернула голову обратно. Вот, опять. Крошечная искорка мелькнула и пропала.
Оно пряталось.
Песок закончился. Настало время.
Время узнать, кто она есть на самом деле.
Матушка Ветровоск открыла глаза, и стал свет.
Карета, заскрипев, остановилась. Вода яростно вскипала и бурлила вокруг ее колес.
Нянюшка выпрыгнула из кареты и пошлепала к Игорю, который стоял там, где должна была находиться дорога.
Но там, где должна была находиться дорога, пенились водяные потоки.
– Мы мочь поезжайт? – спросил Игорь.
– Наверное, – пожала плечами нянюшка. – Но ниже будет еще хуже, там дорогу могло совсем размыть. Мы всю зиму были отрезаны от равнин…
Она посмотрела в противоположную сторону. Дорога, петляя, уходила в горы. Да, там она была залита дождем, но проехать было можно.
– Какая ближайшая деревня в той стороне? – поинтересовалась она. – Чтоб был нормальный постоялый двор? Кажется, Утолежка?
– Йа. Утолежка.
– В такую погоду на своих двоих мы далеко не ушлепаем, – промолвила нянюшка. – Стало быть, едем в Утолежку.
Нянюшка забралась обратно в карету. Экипаж начал разворачиваться.
– Что, какие-то проблемы? – спросила Маграт. – Почему мы едем вверх по склону?
– Дорогу размыло, – ответила нянюшка.
– И мы едем в Убервальд?
– Да.
– Но там оборотни, вампиры и…
– Да, но не везде. На главной дороге мы будем в полной безопасности. Все равно у нас нет выбора.
– Думаю, ты права, – неохотно согласилась Маграт.
– Могло быть и хуже, – заметила нянюшка.
– Разве?
– Ну… в карете могли водиться змеи.
Агнесса смотрела на проносившийся перед глазами каменистый склон, потом опустила взгляд на распухшую от дождя, вспенившуюся реку.
Мир вдруг перевернулся – это Влад остановился прямо в воздухе. Агнесса почувствовала, как носки ее туфель царапнули воду.
– Да будет… легкость! – возвестил он. – Агнесса, тебе никогда не хотелось стать легче воздуха?
– У нас… у нас есть метлы… – едва переводя дыхание, пробормотала Агнесса.
Вся жизнь промелькнула перед ее глазами. «Ну и скукотища…» – не замедлила отозваться Пердита.
– Нелепые и громоздкие приспособления, – сказал он. – И разве они могут вот так!…
Склоны провала вдруг исчезли. Потом внизу исчез замок. Влетев в облако, Агнесса сразу промокла до нитки. А потом облака остались внизу, развернувшись под безмолвным, холодным светом луны, как серебристо-белое полотно.
Влада рядом не было. Взлет Агнессы замедлился, она раскинула руки, словно пытаясь схватиться за то, чего не было, и начала падать вниз…
И тут Влад снова появился, со смехом поймав ее за талию.
– …Ну что, могут?
Агнесса потеряла дар речи. Жизнь, мелькавшая перед глазами, встретилась с жизнью, которая мчалась в противоположном направлении, и дар речи мог вернуться только после того, как Агнесса определится, в каком времени все-таки находится.
– Считай, что ты еще ничего не видела, – сказал Влад.
Разрывая облака в клочья, они ринулись вперед.
Очень скоро облака растворились. И пусть они были бесплотными, как дым, но благодаря их присутствию, похожему на твердую землю, Агнесса чувствовала себя спокойнее. Однако облака исчезли, и внизу остались только залитые лунным светом долины.
