В смысле, Белоснежка?! (СИ) - Разумовская Анастасия
«Мама! – думала она. – Спаси меня… Королева Илиана! Вы же обещали…»
И, когда голову обжёг тяжестью королевский венец, вдруг снова запели герольды, и во двор въехал прекрасный принц на белом коне. Впереди него сидела прелестная девица в голубом плаще. Её волосы отливали вороновым крылом.
– Белоснежка! – ахнула толпа.
Руби, шатаясь, поднялась. Она плохо видела из-за распухших от плача век.
– Что здесь происходит? – громко спросил принц.
«Бертран!» – поняла несчастная новоиспечённая королева. Ну да… королевич же… Чем не королевич?
– Эта женщина – Злая королева, – не менее звучно отвечал Румпель. – Она дала нашей принцессе Белоснежке отправленное яблоко. Она убила короля Анри. Да будет злодейка казнена!
Вокруг ахнули от ужаса, а затем гневно закричали.
– Принесите раскалённые башмаки, – велел герцог. – Да будет свадьба, и да танцует Злая королева в них на свадьбе Белоснежки.
Толпа взревела от восторга. Руби вдруг показалось, что она видит королеву Майю среди толпы. Бледная, как снег, одетая в мужскую одежду, та жалась к светловолосой и тоже коротко стриженной девушке. Руби моргнула. Нет, показалось.
Дикий визг, радостные крики справа.
Чернавка оглянулась и увидела палача, который щипцами нёс впереди себя сверкающие до сверкающей белизны металлические башмаки. Ноги подкосились, и девушка упала бы, если бы Румпель не поддержал её под локти.
– Нет… – прошептала она. – Пожалуйста…
– Остановитесь! – Белоснежка вскинула руку. – Я не хочу этого. Уверена, что бедняжку обманули. Да, она совершала преступления, но такая казнь слишком жестока даже для неё. Во имя радости моей свадьбы я приказываю отменить казнь.
«Что?.. Не может быть…» Руби с надеждой оглянулась на герцога. Тот злобно оскалился.
– Приговор обжалованию не подлежит. Руби должна умереть.
Толпа замерла, не зная, кого поддержать и кому сочувствовать.
– Я – королева. Мне решать, а не тебе, Румпельштильцхен! Своей властью я милую её.
– Ты ещё не королева, Белоснежка. Ты добра и милосердна, а я – зол и беспощаден. И я сам казню несчастную.
Он вытащил кривой нож. Руби зажмурилась. Толпа, наконец, определилась. В ней всё чаще раздавались голоса восторга перед милосердной юной королевой Белоснежкой.
– Доброта и прощение должны победить! – звонко крикнула принцесса.
Бертран спрыгнул с коня.
– Ты прекрасна, свет очей моих! Но твоя доброта превосходит даже твою красоту. Я сражусь с тобой, Волк, за эту девушку.
Руби совершенно перестала понимать, что происходит. Ей всё происходящее казалось каким-то странным фарсом. Она только видела, как Кот легко перемахнул на помост, обнажая шпагу на ходу. Румпель отбросил свою жертву и так же вытащил клинок из ножен. Толпа единодушно ахнула.
– Я верю, что доброта непременно победит! – крикнула Белоснежка. – Ты победишь, о любезный жених мой!
Женщины вытирали слёзы. Мальчишки прыгали от возбуждения, легонечко повизгивая. Мужчины сжимали и разжимали кулаки. А девицы украдкой косились на прекрасного принца влюблёнными взглядами. Шпаги хлестали воздух, стукались друг о друга, оба противника великолепно владели оружием, не уступая враг врагу в фехтовальном искусстве. Это был великолепный бой.
Вдруг Румпель ударил гардой Бертрана в лицо, а тем – ногой в живот, и вот уже кончик его вероломной шпаги у горла противника.
– Гад! – тоненько закричал чей-то голосок.
И никто не понял (и никогда не узнал), что этот выкрик принадлежал громадному Медведю, охраннику королевской темницы.
И всё же Бертран успел перекатиться, вскочил и нанёс прямой удар подлецу в грудь. Румпель замер, вздрогнул. Из его правой руки выпала шпага. Затем колени убитого подкосились, и Волк тяжело рухнул прямо на помост. Бертран наклонился, вытащил свой клинок, вскинул руку в воздух.
– Враг повержен! Враг убит! – радостно крикнул он, и толпа взревела от восторга.
– А сейчас я приглашаю всех во дворец, – крикнула Белоснежка, едва гул улёгся. – И знатных и простых, и бедных, и богатых. И мужчин и женщин. И стариков и детей.
И воздух сотряс новый вопль восторга.
– Да здравствует принцесса!
– Да здравствует принц!
– Арестуйте её и уведите в темничную башню, – тихо шепнула Белоснежка Медведю, пока никто не слышал.
Тот коротко поклонился, подхватил совершенно обессилившую Руби на плечо и унёс прочь, сквозь ревущую толпу.
***
В замке горели окна и далеко разливалась весёлая музыка бала. Городские собаки поддерживали её воем. На сеновале королевских конюшен валялись двое и смотрели в потолок.
– Как ты это сделал? – спросил один, отхлебнув из кувшина вина, и передал сосуд второму.
– Хэппи энд. Сказка завершилась, и Майю тотчас выбросило в родной мир.
– А.
Они помолчали.
– Ну и гад же ты, – заметил первый устало, снова прерывая тишину.
Второй промолчал.
Где-то под кипами сена шебуршались мыши, выискивая зёрна.
– Эрт, просто отпусти её. Дай ей возможность стать счастливой. Без тебя.
– Без меня, – скривил губы Бертран и забрал вино обратно. – Да что ты вообще знаешь о счастье, Румпель! И о любви.
Волк поморщился:
– Давай без пафоса, а? Девица не дала тебе тотчас, как ты её захотел, и не растаяла сразу от твоих нежных взглядов, и ты решил, что это и есть любовь всей твоей жизни? Не смеши.
Они вновь замолчали. Где-то наверху дождь шелестел о черепицу. Весна шла полным ходом. На клумбах королевского сада нарциссы уже выбрасывали в небо нежно-зелёные цветоносы.
– Как ты смог уговорить Белоснежку участвовать в спектакле доброты и милосердия?
Кот хмыкнул:
– А у неё был выбор? Всегда говорил, что Снежка не дура. Когда я вытащил из этого идиотского хрустального гроба, она сразу припомнила, кто именно дал ей яблоко. Сложила два и два, и всё поняла. Конечно, хотела растерзать Руби, но я поставил ультиматум. Скажи, почему ты ставил сначала на Майю, а потом переменил решение?
– Майя была взрослой, умной. Могла бы стать неплохой послушной королевой. Но тогда, на балу, я понял, что если она брыкается уже сейчас, когда она – никто, у неё нет союзников и...
– Ясно. И ты решил вернуться к Белоснежке. Проклятый делатель королей. Что теперь будет с Чернавкой? – мрачно поинтересовался Бертран.
– Хочешь сказать, тебе её жалко? Эрт, она – убийца.
– Ты тоже. И я.
– Ты убивал на дуэли. Вооружённого противника. Или он тебя, или ты – его. Это другое.
– Ха. Ну конечно. Ты обучил меня так владеть шпагой, что ни один вооружённый противник не имел ни малейшего шанса меня победить. Вполне себе убийство. А вот Анри мог. И противником был пострашнее, чем те, кто выходил против меня. Так что и у Чернавки было то самое «или он тебя, или ты его». Я ведь правильно понимаю, что дядя не знал о племяннице?
Румпель приподнялся на локте и с любопытством всмотрелся в лицо сына.
– Ты жалеешь её? Потому что она девушка?
– Потому что дура.
– Она знала, что Майя погибнет.
Бертран нахмурился.
– Майя бы её пощадила.
– Сопляк, – проворчал Румпель, откинулся спиной на сено, забрал вино и отхлебнул. – Отправлю Руди гномам. Авось они её научат доброте. Дам испытательный срок. Год, например. Не получится – закину в Первомир.
– Ты вообще-то мёртв, – заметил Бертран.
– Когда и кому это мешало?
– Действительно.
И снова молчание. Дождь. Мыши.
– А если она проберётся в Башню и вытащит «тётю Илиану»? Если королева всё-таки выйдет в Эртали?
– Не выйдет, – устало отозвался Волк. – Я выстрелил в зеркало из арбалета и разбил его. Теперь это невозможно.
Кот хмыкнул:
– А почему сразу так не поступил?
Герцог не счёл необходимым отвечать. Снова хлебнул вина, не оборачиваясь и продолжая наблюдать за тем, как сонный паук сонно прядёт паутину, чтобы ловить сонную муху. Румпельштильцхен обладал даром видеть в темноте, как настоящий волк.
Бертран обернулся и уставился на него:
