Антон Краснов - Семь отмычек Всевластия
Анатолий Анатольевич Ковалев, родной дядя Коляна Ковалева, оглядел Афанасьева цепким взглядом поверх очков с ног до головы.
— Что-то ты не похож на человека, сидящего без копейки, — негромко сказал он.
Афанасьев недавно удачно продал египетский браслет, хотя и подозревал, что его накололи по полной программе, дав не больше трети истинной стоимости вещи. Однако же в его карман перекочевали несколько пачек баксов — сумма, которую Женя не заработал за всю предыдущую жизнь. В связи с этим он приоделся, сходил в модный парикмахерский салон, приобрел ноутбук и дорогой сотовый телефон и вообще выглядел щеголем. Именно поэтому Анатолий Анатольевич не согласился с утверждением Жени насчет «без копейки».
Женя слабо пожал плечами. Он еще рассчитывал съездить в Египет (в современный, конечно!) и попытаться найти золотую статую, которую они с Коляном спрятали в укромном месте три с половиной тысячи лет тому назад. «О, как это убийственно звучит!» — патетически подумал богатенький Женя Афанасьев.
Анатолий Анатольевич встал из-за своего огромного стола и несколько раз прошелся по кабинету.
— С Колькой, что ли, дела повел? — спросил он, с веселой свирепостью глядя на Женю. — Раньше в потертых джинсах ходил и деньжат до зарплаты стрелял, а теперь — поди ж ты! — лорд из Букингемского дворца! Или по крайней мере щеголь с Елисейских полей! Кстати, о Елисейских полях! — возвысил он голос и с таинственным видом поднял кверху указательный палец правой руки.
Афанасьев не удивился. Анатолий Анатольевич Ковалев, профессор истории, дядюшка Коляна Ковалева, вообще славился способностью перескакивать с предмета на предмет, с темы на тему, не имеющую к предыдущей никакого отношения.
— Кстати, о Елисейских полях!.. — продолжал он. — Гм… А Колька в командировку уехал, что ли? Я ему на сотовый звоню и домой звоню, так нет никого! А на работе какой-то болван берет трубку и несет вовсе несусветную чушь. Секретарь он у него, что ли, новый? Так вроде раньше девушки были. А этот тип мне говорит: «Не надо поминать мою родню, и бабушку в частности». Я, честно говоря, не понял и трубку повесил.
— Вы, наверное, с Добродеевым разговаривали, — еле сдерживая нервный смех, проговорил Афанасьев. — Есть там такой тип.
— Добродеев? Положительная фамилия. Наверняка прохиндей. Самый приятный и добрый человек, которого я знал, носил фамилию Злов, а жуткая мегера из соседнего подъезда, пишущая жалобы на весь дом и доводящая до истерик всех соседей, зовется Милашкина. А девичья фамилия и вовсе — Прекрасновкусова. И даст же бог такую фамилию! Как вот этому Добро…дееву.
— Да, Добродеев — тип, — согласился Афанасьев.
— Значит, Колька в командировке, раз в его офисе заправляют вот такие нахальные типы?
— В командировке, — сконфуженно ответил Женя. — В заг… в заграничную уехал… он. Да. Вы сказали: «…кстати, о Елисейских полях». Так о чем вы хотели сказать, дядя Толя?
— Да, конечно. Так вот. Тебе ведь известно, что моя сестра Катерина еще лет тридцать пять тому назад вышла замуж за француза, работавшего в посольстве в Москве, и уехала во Францию.
— Да помню я, конечно, дядя Толя. Она ведь приезжала лет восемнадцать или двадцать назад, что ли, — сказал Женя. — Я тогда маленький был, и Колька тоже. А с тетей Катей приехал ее сын, здоровенный такой балбес. Он нас старше лет на семь, ну и, конечно, воображал он перед нами ужасно.
— Вот именно! — заметно волнуясь, проговорил Анатолий Анатольевич. — Вот именно: воображал! И довоображался, черт побери мои калоши с сапогами!
При слове «черт» Афанасьев привычно оглянулся, но Добродеева, к своему вящему облегчению, нигде не увидел.
— Довоображался! — пафосно продолжал Анатолий Анатольевич. — Сидит он, милый, в психушке и только пузыри пускает! В прямом и переносном смысле. Правда, какой-то ушлый журналист сумел взять у него интервью. Бред чрезвычайный! Пишет этот журналист про раскопки, которые Жан-Люк проводил в Египте.
— Где? — вздрогнув, спросил Женя.
— В Египте! Он же археолог, а французские археологи специализируются в основном по Древнему Египту. Ну так вот, Жан-Люк Пелисье — таково его полное имя — утверждает, будто наткнулся на нетронутую гробницу египетского вельможи. Не знаю, сколько тут правды, а сколько душевной болезни, а только Жан-Люк вбил себе в голову, будто он видел на руке у египетской мумии — у египетской мумии!.. — надпись на русском — на русском!! — языке!!! Вот до чего перегрелся наш Жан-Люк в пустыне, — более спокойно закончил Анатолий Анатольевич. — Нет, он, конечно, безалаберный человек, весь в мою сестру Катерину, царствие ей небесное. И что легкомысленный, и что выпить любит и хорошо, с душой, отдохнуть — тоже знаю. Но специалист он хороший, это я точно знаю — хороший! И до чего нужно себя довести, чтобы утверждать, будто видел на руке египетской мумии татуировку на современном русском языке. Черт знает что!
— Похоже на белую горячку, — холодея и тоскуя, сказал бедный Афанасьев.
— Это ты точно сказал. К тому же в пустыне можно получить солнечный удар. Но солнечный удар — это кратковременное помутнение рассудка. А Жан-Люка доставили во французскую клинику еще позавчера. И он не желает отказаться от своих слов. Ему удалось позвонить мне, он попросил меня вмешаться, к тому же переслал по электронной почте статью этого журналиста. Беда мне с моими племянниками! — тяжело вздохнул Анатолий Анатольевич.
— Дядя Толя, а… а что за татуировка, как утверждает Жан-Люк, была на руке у… у этой мумии? — спросил Афанасьев.
Профессор Ковалев снова потряс указательным пальцем, воздевая его выше купола лысой головы:
— Вот тут-то и кроется!.. Если бы он утверждал что-то другое, то я бы еще подумал: мало ли какая татуировка могла быть на руке у мумии, может, это был не египтянин вовсе, а финикиец, шумер или хетт. Тут могли быть разовые совпадения букв современного русского и финикийского алфавитов. Так нет же!.. Жан-Люк утверждает, что у мумии на руке, во-первых, вытатуирован адмиралтейский якорь! Я служил на Черноморском флоте и такой ахинеи ни понять, ни принять не могу! А во-вторых, он заявил, что была вытатуирована надпись… подумать только!.. надпись «КОЛЯН С БАЛТИКИ»! Ну не издевательство ли!!
Вся кровь отхлынула от лица Жени Афанасьева. Он хотел что-то сказать, но только отупело качнулся в своем кресле. Анатолий Анатольевич продолжал с жаром:
— Наверняка он видел как раз такую татуировку на руке у Кольки! Колька был в прошлом году в Египте, может, они там с родственником перехлестнулись, ну и, как это водится, выпили за встречу. Все-таки Жан-Люк и Николай — двоюродные братья! И теперь Жан-Люк говорит, что у мумии — татуировка его кузена, и еще утверждает, что одна из фигурок ушебти, вложенных в гроб, оказалась… никогда не угадаешь, а? Моделькой сотового телефона, выполненной из золота!
— Какая модель телефона… была у мумии? — как в тумане спросил Женя Афанасьев. — У Кольки с собой был… этот… со встроенной фотокамерой, «Самсунг».
Анатолий Анатольевич осекся на полуслове.
— Погоди, — после длительной паузы произнес он, — ты что такое несешь? Ты тоже перегрелся? Один попал в психушку, второй как сквозь землю провалился, третий приходит и начинает говорить непонятно что… «Какая модель сотового была у мумии»! Ну как тебе не стыдно, Женя. Беда мне с этой молодежью! Да, вот сейчас Лена звонила, подруга этого вашего Васягина, говорит, что он попал в санаторий в неврологию. Дескать, нервишки у него пошаливают, и это когда еще тридцати лет толком нет! Это — что? И что тогда с вами дальше будет?
Огромным усилием воли Женя взял себя в руки.
— Анатолий Анатольевич, я это… это самое… в последнее время просто перенапрягся, наверное, — пробубнил он, стараясь не смотреть в ясные и проницательные глаза профессора Ковалева. — Дайте мне прочитать эту статью… ну, французского журналиста, которую Пелисье переслал вам по электронке.
— Она, милый мой, на французском. Ты не забыл еще этот язык?
— Н-нет.
— Садись за компьютер.
Пока Афанасьев читал, пытаясь собрать воедино расплывающиеся перед глазами, ускользающие, скачущие строчки, профессор Ковалев свирепо потирал руки и короткими перебежками передвигался по кабинету, время от времени швыряя в Женю дротики быстрых и колких взглядов. Афанасьев ясно почувствовал, как поехало, уплывая из-под него, кресло, а ноги забились теплой безвольной ватой.
Наконец он собрался с силами и посмотрел на Анатолия Анатольевича:
— Я вот что… вы, наверное, собирались ехать во Францию, да?
— Да, — резко ответил тот. — Только чтобы туда ехать, надо с собой иметь хотя бы тысячу евро! А я поиздержался, да и откуда у меня эта тысяча. Хотел с Колькой поговорить по этому поводу. Все-таки Жан-Люк ему не чужой. А Колька вдруг раз — и пропадает. Командировка!! Кстати, — наклонился Анатолий Анатольевич к сжавшемуся в кресле Афанасьеву, — он не во Францию поехал в командировку-то?