Людмила Астахова - НЧЧК. Командировка
– Ты?!
Прокопченная насквозь лейтенант Анарилотиони резко обернулась на голос Эрина и злобно оскалилась.
– Пришел спасать дружков? – прошипела она зловещим шепотом, указывая на обугленные стволы. – Только попробуй!
– Попалась, изменница!!! – воскликнул капитан победно.
– Ах, как это замечательно звучит в устах предателя! – огрызнулась девушка. – Сколько тебе заплатили, негодяй?! И чем? Натурой, да? – с возмущением вопрошала она, перехватив между тем топор поудобнее.
Эрин издевательски расхохотался:
– У тебя всегда была больная, извращенная фантазия! На этом тебя и подловили! Я знаю! Теперь сжигаешь улики?
И сделал пружинящий, охотничий шаг вперед, не выпуская из рук бензопилы.
– А ты надеялся, что твои бревна со мной справятся, да?! – истерично взвизгнула Нолвэндэ.
Наглый и бездоказательный поклеп крайне возмутил Эринрандира:
– Ничего себе заявки! Признайся, это ты напустила на меня монстров! Ты всегда хотела моей смерти!
От злости капитана стало трясти, его пальцы дергались, включая и выключая пилу.
– Это ты на меня монстров напустил! Ты и твои древесные ведьмы! – распаляла себя мыслечтица истошными воплями. – И как у тебя хватило смелости самому явиться?! Ну что ж, очень хорошо! Я с тобой сама разберусь, предатель, без посредников! Здесь и сейчас! Как подобает по законам нолдор! – И она так приглашающе повела топором.
– М-м-м-мои… в-ведьмы?! – у ап-Телемнара едва не отнялся дар речи от такой вопиющей, чисто нолдорской, неподражаемой наглости. – Да ты совсем спятила! Кто прятался за высокими заборами со всеми этими негодяями? Я?! Кого из нас завербовали?
Самое время было обобщить и припомнить все исторические обиды.
– Ты изменила Родине, ты изменила мне! Вы всегда такие были! Убийцы и предатели!
Но женщине скажешь слово, а она тебе в ответ сыщет десять. Причем такую чушь, что на уши не натянешь.
– Твои ведьмы! С которыми ты изменял Родине! Ты, а не я!
– Ты сама ведьма!
Вспоминать так вспоминать. Начиная с пращуров и всех их прегрешений.
– Вы всегда прятались в тенях и чащах и лгали, лгали! А я еще хотела дать тебе шанс искупить позор!
Свободной рукой Эрин в притворном восторге шлепнул по бедру:
– О да! Позор! Я не разглядел измену под самым носом! Ты плела интриги за моей спиной. А я тебе доверял! Но теперь-то я знаю цену твоим словам и клятвам! – задыхаясь, кричал он.
Нолвэндэ не осталась в долгу:
– И как твой лживый язык смеет говорить о доверии! Предатель! Продался врагу! – Она торжествующе потрясла в воздухе топором. – Но я вовремя разглядела измену! Здесь больше никого нет! Твои подручные тебе не помогут!
Кровь и ярость застили бывшему разведчику взор.
– Я раз и навсегда положу конец твоим проискам! И ничто тебя не спасет!
– Да что ты знаешь о клятвах?! – вопиюще наглым тоном спросила девушка, кривя в жестокой ухмылке губы.
– Я знаю, как ты нарушила присягу. Этого вполне достаточно! – отрезал энчечекист.
– А ты присягу не нарушил? – взвилась Нол. – Довольно! Я сама с тобой покончу, предатель! Не думай, что удостоишься чести быть сброшенным со скалы! Сейчас не те времена!
Высокое искусство эльфийского скандала достигло в этот момент уровня шедевра, достойного того, чтобы войти в летописи и предания.
– Это я избавлю мир от тебя и твоей лжи! – кричал в ответ эльф, уже почти не помня себя. – С вами только так и надо! Нож в черное сердце!
– Отравленный?! – издевательски переспросила мыслечтица. – Какая знакомая повадка!
– Самым смертоносным ядом! Чтобы наверняка! – торжественно пообещал Эрин. – Потому что у тебя нет сердца! И не было никогда!
– Ну давай попробуй! Промазать не боишься?!
И натянула на груди влажную футболку, заставив капитана ап-Телемнара задержать воздух в легких, словно при прыжке в воду. А когда у него получилось выдохнуть, он смог лишь прошептать в ответ:
– Не волнуйся, ты умрешь мгновенно…
– А вот я тебе быстрой смерти обещать не стану… – зловеще прошелестела Нолвэндэ, в ее расширенных зрачках отразилось пламя… и какое-то странное движение у Эрина за спиной.
Энчечекист по-кошачьи развернулся на месте и сдавленно ахнул. То же самое сделала его коварная напарница.
Откровенно говоря, было чему испугаться. Из темноты на эльфов с двух сторон ползли аморфные, шевелящиеся, волосатые и влажно блестящие создания размером с хорошего кабана-секача каждое. В нос шибанул острый грибной запах, тоненькие щупальца затрепетали и потянулись к живому теплу мужчины и женщины, прижавшихся друг к другу спинами. Нолвэндэ коротко ругнулась, Эрин включил бензопилу…
В битве главное не сила, а боевой дух. Если кошку загнать в угол, она обернется пантерой и устроит обидчику кровавую баню. Возможно, не приключись между энчечекистами скандала, замершего на грани настоящей драки, они бы не смогли отбиться от истекающих тупой злобой чудовищ. Казалось, весь накопленный гнев, готовый обратиться друг против друга, они выплеснули на грибовидных монстров, круша, кромсая и рубя тварей с невозможным в обычной жизни остервенением.
И только настрогав страшных чудищ меленькими кусочками и окончательно убедившись в том, что те больше не восстанут из мертвых, Эрин и Нол смогли остановиться.
Прерывисто и шумно вздохнув, я опустила ставший нестерпимо тяжелым топор и резко повернулась. И чуть ли не нос к носу столкнулась с Эрином. Мы стояли друг против друга так близко, что даже наше дыхание смешивалось; оба трясущиеся от прилива адреналина, растрепанные, залитые кровью, потом и слизью порубленных чудищ. И значительно более злые, чем все монстры колдубинских лесов, вместе взятые.
– Да ты совсем псих! – выдохнула я, покачивая в руках топор. – Все могу понять, но такие чудища вырастить!.. Что ж они на хозяина бросились? Неужели не признали? Или взбунтовались твои выкормыши, а, Сумрачный?!
Под конец я уже орала. Угасший было боевой пыл разгорался с новой силой.
Он чуть наклонился – бледное лицо перекошено, ноздри бешено раздуваются, глаза прищурены в хищной усмешке – и прокричал мне прямо в лицо:
– Да это у тебя психоз! Нолдорский синдром![14]
А-а! Да ты никак диагнозы тут ставишь, маго-психиатр хренов!
– Да кто бы говорил о психозе! – фыркнула я и ухмыльнулась: – А у тебя – эолов комплекс![15] Ха! А ведь точно, а? Заманил чарами в лес, а теперь убить хочешь, да?! Не выйдет!
Я сложила из пальцев фигу и нагло покрутила ее у него перед носом. То, что в описание клинического случая эолова комплекса входит, помимо заманивания в лес и убиения еще кое-что, я как-то позабыла. Но мой спятивший напарник мне напомнил:
– Ты плохо знаешь историю!
И демонически фыркнул, ухмыляясь, как подобает злодею, и делая шаг вперед.
А вот чего злодею точно не подобает, так это быть таким… таким красивым. Это же нечестно! Так нельзя! Я задохнулась и чуть не взвыла от такой подлости, но вместо этого сдержалась и прошипела, не собираясь отступать:
– Ошибаешься, историю я знаю хорошо. Так что не обольщайся. Я тебя, гада, живьем возьму! Чтоб все-таки полетал со скалы! В рамках традиций, да!
Непонятно как, но он придвинулся еще ближе, совсем близко, опасно близко… и прошептал обжигающе-горячо и прерывисто:
– Еще поглядим, кто кого возьмет.
«Нечего тут глядеть!» – хотела заорать в ответ я, но вместо этого… Ах, балрог! Надо или убегать, или нападать – другого не дано. Так вот, убегать я не собираюсь! И я напала. Четко и внезапно, как учил отец. Толчок, подсечка… бросок через подставленное бедро с захватом… А! На учениях такого не было! Не должно быть никаких рук, вцепляющихся мне в ремень и утягивающих меня на землю за собой, не должно!
Сцепившись, мы упали на землю и покатились, а вместо нормальной рукопашной получилось какое-то форменное безобразие, бешеный клубок, когда не поймешь, где чья нога, где чья рука. Сквозь тонкую футболку я отлично чувствовала и ошметки порубанных тварей, и попадавшиеся кое-где тлеющие куски дерна с угольками, и какие-то сучки и шишки – короче, весь рельеф места побоища, по которому мы катались. Балрог! Придушу гада! Кое-как вывернувшись, я кровожадно щелкнула зубами у самой шеи моего врага, накрепко оплела его ноги своими и – х-ха!! – оказалась вдруг сверху. Придавив ему руку к земле локтем левой, правой вцепилась в волосы и уж совсем было собралась двинуть лбом в переносицу, как…
…глаза у него были синие-синие, совершенно удивительные вблизи, а взгляд такой же бешеный, как и у меня, и точно такой же, как у меня, слегка растерянный. Ох, проклятье! И губы – бледные и пересохшие, а слетавшее с них дыхание смешивалось с моим – в одном ритме. Зараза!
«Я об этом точно пожалею, – успела подумать я, наклоняясь еще ближе. – Даже наверняка».
