Евгений Прошкин - Наши фиолетовые братья
Камера, подвешенная где-то вверху, упорно не хотела давать крупные планы и показывала сразу весь ангар, в котором постепенно вырастала некая черная труба. Она собиралась из маленьких деталек, но детальки и человечки, их таскающие, были столь мелки, что казалось, будто штуковина возникает из пустоты или, того хуже, воспроизводит сама себя подобно исполинскому организму.
Матвей неуютно поерзал в кресле и покосился на друзей. Лично он и более интересные картины мог смотреть исключительно с пакетом пип-корна и большим стаканом бай-колы. Что же касается Дарьи и Шуберта, то они, к великому разочарованию Матвея, оказались полностью захвачены этим низкопробным зрелищем на производственную тему и, похоже, готовы были следить за изготовлением дурацкой трубы до скончания века. Матвей, позевывая, искал в фильме хоть какую-то интригу, но так и не нашел. Не было там ни завязки, ни развязки, ни сколько-нибудь внятных героев — только цех и растущая с каждой минутой здоровенная труба. Вскоре она обрела законченную форму, и план наконец-то сменился: теперь камера показывала ядовито-рыжую степь с одиноким прямоугольным сооружением. Матвей сообразил, что это тот же цех, только снятый снаружи, и заскучал пуще прежнего.
Откуда-то сбоку к ангару подъехали четыре громоздкие машины, похожие на атомные тягачи. Вокруг начали суетиться людишки с тросами, и Матвей еще раз подивился циклопическим размерам неведомого изделия. Даже тягачи были такими огромными, что средний рабочий едва доставал до нижней гайки колеса. Можно было, конечно, предположить, что все стропальщики — дети, но эту версию Матвей отринул, даже не обдумывая. Скорее он согласился бы поверить, что тягачи обслуживает специальная бригада карликов, хотя и эта гипотеза откровенно хромала: действительно, с какой бы стати карлики гнули спины в автопарке, когда им уготована блестящая карьера в цирке лилипутов, гастролирующем по Галактике с таким большим успехом? В итоге Матвею пришлось признать, что машины на самом деле достаточно велики, — разумеется, если не принимать во внимание возможности современной компьютерной анимации.
Большие тягачи вытянули из ангара большую трубу и медленно повезли ее куда-то вбок — примерно туда, откуда они и приехали. Камера неторопливо следила за процессией и, как предполагал Матвей, зрителя ожидало еще пятнадцать минут нудного действа, снятого не иначе как с гравиплана.
Матвей не ошибся. Спустя пятнадцать минут трубу дотащили до стартовой площадки, где с помощью двух подъемных кранов подняли в вертикальное положение и укрепили на борту примитивной сигарообразной ракеты. Впрочем, мнение о ее примитивности Матвею пришлось изменить: через пару секунд камера, висящая над планетой, уже зафиксировала выход «сигары» на орбиту и пристыковку к подобию космического корабля. Видимо, то, что он принял за старинную трехступенчатую ракету, оказалось чем-то вроде орбитального лифта на гравитяге.
Вокруг трубы вновь засновали крошечные такелажники, но уже в скафандрах. Матвей предположил, что далее в нудном клипе будет освещен весь путь трубы до места назначения, и затосковал: иные межпланетные перелеты, несмотря на всю мощность нуль-пространственных двигателей, длились месяцами. Матвей боялся, что так долго в кинозале не высидит.
К счастью, его опасения развеялись: как только корабль стартовал, на экране появился некий человек с узкими, чуть припухшими глазами и маленьким хоботком вместо носа. Незнакомец раскрыл рот, и на зрителей обрушились новые раскаты грома, в которых кроме звука "х", пожалуй, ничего больше и не было. Диктор склонял свое "х" на все лады, при этом его нос-хобот ритмично покачивался, но не абы как, а с очевидным смыслом, указывая то влево, то вправо, то вверх.
Матвей послушал пару минут, потом не выдержал:
— Что он говорит?
— Ты у кого спрашиваешь? — обернулся к нему Борисов.
— У тебя, у кого же!
— А я почем знаю?
— А чего мы тогда его слушаем?
— Тебе не интересно, и помалкивай! — цыкнула Дарья. — Не мешай другим!
— Труба, наверно, больших денег стоит, — задумчиво произнес Борисов. — Это же та самая, что из холма торчала, помните?
— Точно! — оживилась Дарья. — Длинная и круглая, я ее сразу узнала!
— Даже если четвертинка — это все равно много, — продолжал размышлять Шуберт.
— Почему четвертинка? — не понял Матвей. — А, двадцать пять процентов? Ты все о своем...
— О своем, — подтвердил мастер. — Чужого мне не надо.
Он потянулся к «грибу» и, тронув кнопку, выключил экран. Матвей похлопал себя ладонями по ушам и сделал несколько глотательных движений.
— Важная, должно быть, штуковина... — сказал Борисов, обращаясь вроде как к потолку. — Пилить ее, конечно, не будем, а вот право пользования... даже в двадцатипятипроцентном объеме...
— Сначала надо узнать, для чего она предназначена, — сказал Матвей. — Вдруг обычный телескоп? Ну, будешь в него четвертинку неба наблюдать... да еще, как у нас водится, дадут тебе такую четвертинку, которая и даром никому не нужна.
— А может, это столб? — высказалась Дарья, сочувственно глянув на Шуберта. — Простой чугунный столб, вроде пограничного. Тогда он и весь ничего не стоит. До ближайшего мартена сто парсеков босиком, транспортные расходы всю прибыль съедят. Да и какая там прибыль? Чугун — материал не стратегический, из него только бюсты Президента отливать. К тому же скоро выборы. Кого отливать будешь? Тут ведь тоже не угадаешь...
— Ты думай, что говоришь! — рассердился Борисов. — Будут тебе чугунную дуру через весь космос тащить! Да и когда это было? В каком году? Тут ребенку ясно: вещица старинная, цены немалой.
— Ага, ага! — злорадно покивала Дарья. — Только на все твои вещицы ОВКС давно уже лапу наложило. Открывальщик нашелся! Я здесь пять лет дежурю, а он еще что-то открывает!..
— Это да, — сокрушенно вздохнул Шуберт. — От Корпорации тоже не дождешься... Объегоривают все, кому не лень... Эх! Давайте дальше смотреть.
Матвей хотел было запротестовать, но Дарья, за время вахты изучившая все его привычки и настроения, торопливо произнесла:
— Двумя голосами против одного решение принято!
— Тьфу... — только и сказал он.
Борисов опять прикоснулся к панели, и экран мгновенно засветился пронзительно-желтым. Матвей зажмурился и раздраженно промычал:
— Убавь яркость.
Просьба осталась без ответа, и он, немного привыкнув к свету, осторожно открыл глаза.
По стене в панике бегали люди — те, что с набрякшими веками и хоботками вместо носов. Камера стояла где-то на улице, между двумя рядами высоких домов весьма странной архитектуры. Здания были построены вроде бы из стекла, но совершенно непрозрачного; тонкие у основания, они расходились кверху перевернутыми конусами, так что Матвей не понимал, почему они не падают.
Впрочем, они все-таки падали... С зеленоватого неба валились какие-то мушки, при ближайшем рассмотрении оказывавшиеся крупными разлапистыми конструкциями, похожими на личинки насекомых. Сталкиваясь с землей, они раскидывали ядовитое зеленое пламя. Присмотревшись, Матвей понял, что небо на планете вовсе не зеленое, а голубое, однако мощные вспышки окрашивали его в неестественный травяной цвет. Народ — если «народом» позволительно назвать существ с лицевыми хоботами — метался по улице, перебегал от одной стороны к другой и десятками погибал под обрушивающимися зданиями. Существа что-то кричали, но даже если бы зрители понимали их речь, из-за постоянных разрывов разобрать реплики было бы невозможно.
Следующий кадр появился так неожиданно, что Матвей не сразу понял, куда подевались стеклянные дома. Вначале ему показалось, что вся улица разом взорвалась, превратившись в неровную груду осколков. Чуть позже он сообразил, что это не осколки, а уже другой город и, возможно, другая планета.
Низкие строения, тяготеющие к треугольным и ромбовидным формам, располагались широким полукругом — внутри, на пестром газоне, молча стояла какая-то толпа. Камера наплыла, выхватив крупный план, и Матвей убедился, что толпа состоит из УУ: носы у гуманоидов были нормальные, почти человеческие, однако глаза, неестественно округленные, выдавали уже знакомых пришельцев. Сверху над поселком нависал чудовищных размеров корабль — собственно, от корабля было видно лишь днище, да и то не полностью. Неожиданно в днище раскрылась овальная створка, и группу УУ на газоне окатило не то оранжевой жидкостью, не то каким-то газом. На мгновение экран затянуло рыжим маревом, а когда оно рассеялось, на площади между домами остались одни лишь трупы — несколько сот неподвижных тел, замерших в трагических и нелепых позах.
Первой реакцией Матвея было недоумение: гуманоиды будто бы добровольно собрались вместе, чтобы принять смерть, однако он тут же вспомнил, как носились по городу хоботастые — видимо, противники УУ — и как они погибали, несмотря на все свои усилия. Кажется, в поведении УУ тоже была какая-то логика — пусть странная и непостижимая. Возможно, их собрание перед лицом неминуемой смерти было частью некоего ритуала, возможно — всего лишь осознанием бесполезности сопротивления. В конце концов, и те, и другие были убиты.
