Сирил Корнблат - Карточный домик (Сборник рассказов)
Арабелла заперла дверь и торопливо переоделась. Обивка-подкладка приятно холодила тело. Она надела шляпку-шлем и посмотрелась в большое трехстворчатое трюмо. У нее перехватило дыхание.
Поначалу ее немного смущал раздвоенный турнюр (в платьях, которые она носила, задняя часть так не выдавалась), но блестящая хромированная решетка радиатора и полные крылья сделали ее фигуру неузнаваемой. Ну а что касается шляпки-шлема, то, если бы не зеркало, она бы не поверила, что простая шляпка, пусть даже шлем, может так изменить внешность. Это была уже не усталая девушка, заехавшая в магазин после службы, теперь это была Клеопатра… Вирсавия… Прекрасная Елена!
Робко выехала она из примерочной. Что-то похожее на благоговейный страх промелькнуло в глазах продавца.
— Вы совсем не та девушка, с которой я только что разговаривал, — сказал он.
— Та самая, — подтвердила Арабелла.
— С тех пор как у нас появилось это платье, — продолжал продавец, — я мечтал о девушке, которая будет достойна его элегантности, его красоты, его… его индивидуальности.
Он почтительно закатил глаза.
— Благодарю тебя. Большой Джим, — сказал он, — зато, что ты послал эту девушку к нашим дверям.
Он опустил глаза и посмотрел на притихшую Арабеллу.
— Хотите проехаться?
— О да!
— Хорошо. Но только вокруг нашего квартала. А я тем временем подготовлю бумаги. Нет, — добавил он поспешно, — это вас ни к чему не обязывает, но если вы решите его купить, все будет готово.
— А… а сколько вы дадите за мое старое платье?
— Сейчас посмотрим. Вы его носили года два, не так ли? Гм… — Продавец на мгновение задумался. — Мы вот как поступим. Вы не из тех, кто носит одежду неаккуратно, поэтому вам я сделаю очень хорошую скидку — тысячу два доллара. Хорошо?
— Нет… не очень. ("Наверное, целый год придется обходиться без ленча…")
— Не забудьте, шляпку-шлем мы даем бесплатно.
— Я знаю, но…
— Попробуйте прокатиться в нем сначала, а потом мы поговорим, — сказал продавец. Он достал из шкафа знак, свидетельствующий, что машина принадлежит магазину, и прикрепил его к задней части платья. — Теперь все в порядке, — сказал он, открывая дверь. — А я тем временем займусь бумагами.
Арабелла была так взволнована и возбуждена, что, выехав на улицу, чуть не врезалась в молодого человека, одетого в белый спортивный костюм с откидным верхом, но быстро овладела собой и, дабы показать, как хорошо она ездит (первое впечатление говорило об обратном), обогнала его. Она заметила, что он улыбнулся, и сердце ее радостно забилось. Как раз сегодня утром у Арабеллы было такое чувство, что с ней должно приключиться чтото удивительное. На редкость обычный рабочий день в конторе приглушил было это чувство, но теперь оно вспыхнуло с новой силой.
Перед красным светом ей пришлось остановиться, и молодой человек оказался рядом.
— Привет, — сказал он. — Какое на тебе шикарное платье!
— Спасибо.
— Я знаю отличный кинотеатр. Поехали сегодня?
— Но мы даже не знакомы! — сказала Арабелла.
— Меня зовут Гарри Четырехколесный. Теперь ты меня знаешь. А я тебя нет.
— Арабелла. Арабелла Радиатор… Но я вас не знаю.
— Это поправимо. Ну так как, идем?
— Я…
— Где ты живешь?
— Макадам Плейс, шестьсот одиннадцать, — ответила она не задумываясь.
— Я буду в восемь.
— Я…
В это время зажегся зеленый свет, и не успела Арабелла возразить, как молодой человек исчез. "В восемь, — думала она с замиранием сердца. — В восемь часов…"
Теперь она просто вынуждена купить это платье. Другого выхода не было. Молодой человек видел ее в такой великолепной модели, и что он подумает, если она будет в старом разболтанном рыдване, когда он заедет за ней? Она вернулась в салон, подписала бумаги и поехала домой.
Отец вытаращил на нее глаза из-за ветрового стекла своего трехцветного «кортеза», когда она въехала в гараж и остановилась у обеденного стола.
— Ну, — сказал он, — наконец-то ты не выдержала и купила себе новое платье!
— Прекрасно! — сказала мама, которая была неравнодушна к кузовам типа «универсал» и почти никогда не меняла этого покроя. — А я уж думала, ты никогда не поймешь, что живешь в двадцать первом веке, а в двадцать первом веке надо уметь одеваться так, чтобы тебя заметили.
— Я… мне только двадцать семь, — сказала Арабелла. — В моем возрасте многие девушки еще незамужем.
— Если они одеты кое-как, — съязвила мама.
— Никто из вас так и не сказал, нравится вам платье или нет, — заметила Арабелла.
— Мне очень нравится, — сказал папа.
— Кто-нибудь непременно тебя заметит, — сказала мама.
— Уже заметили.
— Ну! — обрадовалась мама.
— Наконец-то, — сказал папа.
— В восемь он заедет за мной.
— Ради бога, не говори ему, что читаешь книжки, — сказала мама.
— Хорошо. Я… больше не читаю.
— И свои радикальные идеи тоже держи при себе, — сказал папа. — Насчет людей, которые одеваются в платья-автомобили, потому что стыдятся тела, которое им дал бог.
— Но, папа, ты же знаешь, что я давно так не говорю. С тех… с тех пор, как…
С рождественской вечеринки, подумала она, с тех пор как мистер Карбюратор похлопал ее по заду и сказал, когда она его оттолкнула: "Ползи обратно в свою историю, ты, книжный червяк. Нечего тебе делать в нашем веке!"
— Очень давно не говорю, — неуверенно закончила она.
Гарри Четырехколесный появился ровно в восемь, и она поспешила ему навстречу. Они катили бок о бок, свернули на Асфальтовый бульвар и выехали из города. Ночь была чудесная — весна еще не совсем прогнала зиму, которая выкрасила переливающейся серебристой краской горбатый месяц и начистила до блеска мерцающие звезды.
Площадка перед экраном была полна, но они нашли два местечка позади, неподалеку от опушки, где рос кустарник. Они стояли рядом так близко, что их крылья почти соприкасались, и скоро она почувствовала, как рука Гарри сперва легла ей на колесо, а потом осторожно переместилась выше, на талию, как раз над раздвоенным турнюром. Она хотела было отъехать, но, вспомнив слова мистера Карбюратора, закусила губу и попыталась сосредоточиться на фильме.
В нем рассказывалось о бывшем фабриканте вермишели, который жил в гараже-пансионате. У него были две неблагодарные дочери. Он боготворил мостовую, по которой они ездили, и делал все, чтобы они купались в роскоши. Поэтому ему приходилось отказывать себе во всем, кроме самого необходимого. Он жил в самом бедном углу гаража, а одевался в подержанные автомобили, такую ветошь, что место им было только на свалке. Дочери его, напротив, жили в самых комфортабельных гаражах и одевались в самые дорогие автоплатья. В том же пансионате жил студент, будущий инженер по фамилии Растиньяк, и весь сюжет основывался на его попытках проникнуть в высшее общество и по ходу дела приобрести состояние. Для начала он обманным путем выуживает у сестры деньги, чтобы экипировать себя новым кабриолетом модели «Вашингтон», и через богатую кузину добивается приглашения на вечер, который встраивает дочь некоего торговца. Там он знакомится с одной из дочерей бывшего фабриканта вермишели и…
Несмотря на все свои старания, Арабелла никак не могла сосредоточиться. Рука Гарри Четырехколесного перекочевала с талии на фары и начала изучать их конфигурацию. Арабелла попыталась расслабить мышцы, но почувствовала, что вместо этого они напрягаются еще больше, и услышала свой сдавленный голос:
— Не надо, ну пожалуйста!
Рука Гарри опустилась.
— В таком случае после кино?
Это была лазейка, и она тотчас устремилась в нее.
— После кино, — согласилась она.
— Я знаю местечко на холмах. О'кей?
— О'кей, — услышала она свой испуганный голос.
Арабелла вздрогнула и поправила сдвинутые фары. Она тщетно пыталась следить за действием фильма. Мысли ее уплывали на холмы, и она старалась придумать хоть какой-нибудь предлог, любую отговорку, которая выручила бы ее. Но так ничего и не придумала, и, когда фильм закончился, она вслед за Гарри выехала с площадки и покатила рядом с ним по Асфальтовому бульвару. Когда он свернул на проселочную дорогу, Арабелла покорно последовала за ним.
На холмах, милях в семи от бульвара, дорога эта шла вдоль местной резервации нудистов. Сквозь изгородь между деревьями мелькали огни редких коттеджей. На дороге нудистов не было, но Арабеллу все равно передернуло. Когда-то она немного симпатизировала им, но после встречи с мистером Карбюратором она и думать не могла о них без отвращения. По ее мнению, Большой Джим обошелся с ними гораздо лучше, чем они того заслуживали. Затем она предположила, что у него свой расчет — в один прекрасный день некоторые из них раскаются и попросят прощения за свои грехи. Странно, однако, что никто из них до сих пор этого не сделал.
