Цветок в мужской академии магии (СИ) - Буланова Наталья Александровна
— Мой враг был лидером противостояния. Если бы он был жив, то до сих пор вбивал бы клинья между нами и не давал установиться миру, — не задумываясь, сказала Рейв.
Рядом с Рамзи тоже продолжают гибнуть маги природы. Поймет ли мой порыв Арчи, если я расскажу, как для меня важно остановить Гордона? Можно ли сравнивать наших двух злодеев?
Что важнее — любовь или жизни магов? Если я расскажу Рейву о своих чувствах, он поймет меня? Даст свободу, чтобы я отомстила, или будет промывать мне мозги?
Я задумчиво подняла руку к следам ожога на лице Арчи и провела пальцем по рубцам. Рейв дернулся от прикосновения, но быстро восстановил над собой контроль и застыл, позволяя прикоснуться к шрамам прошлого.
Арчи смог жить дальше после смерти врага, но у меня может не быть этого шанса. Если дам черную горошину Гордону, сама стану одичалой.
Готова ли я отказаться от возможной любви и забыть о боли, которую причинил враг? Смотреть на новые смерти магов природы?
Нет, не смогу.
Но ведь есть же еще красная горошина перерождения. Что тогда произойдет с Рамзи? Он доживет свой век или тут же умрет? Или его душа тотчас отправится в другой мир?
Могу ли я сделать Гордону такое одолжение?
И тут мне стало действительно интересно понять себя: если бы черная горошина не сделала из меня одичалую, покончила бы я с Рамзи без зазрения совести?
Неожиданно Арчи спросил:
— Ты хочешь убить своего врага или остановить?
И мое сердце пропустило удар.
Так привычно, когда тебя не понимают. Когда идешь сквозь ненастья, словно ледокол через лед, а все считают, что это не вечная мерзлота обстоятельств, а лепестки роз на воде. И когда неожиданно кто-то с легкостью озвучивает, что у тебя на душе, то первое, что только и можешь транслировать, — немое удивление.
Как Арчи так легко догадался? Как с меткостью боевого мага попал точно в сердцевину вопроса?
Чего я хочу: чтобы враг умер или остановился?
Прислушалась к себе и поняла, что я — совсем не положительный герой. Выпуталась из рук Рейва, встала на землю и сделала шаг назад, чтобы почувствовать твердую почву под ногами.
Арчи откровенно поделился со мной прошлым, поэтому я тоже не стала лгать:
— Хочу его смерти.
Сказала, а сама с опаской посмотрела в глаза мужчине и с облегчением заметила, что Рейв не осуждает меня. Смотрит так участливо, так понимающе, что комок в горле.
— Почему? — лишь спросил магистр, и я почувствовала, что с радостью готова объясниться. Что, пусть он принял мой ответ, я не хочу показаться ему плохим человеком.
— Потому что никогда не буду спокойна, пока враг ходит по этой земле. Где гарантии, что он остановится? — поделилась я.
— Есть много способов лишить мага возможности вредить. Думала ли ты, что для некоторых смерть — это слишком легко и просто? Что ответить в полной мере за свои поступки куда сложнее? — сказал Арчи то, что больше всего я не хотела услышать.
— Ты про законное наказание? Про тюрьму? — с сомнением протянула я, горько усмехнувшись.
Проходили, знаем. Одно слово Гордона — и меня осудили и почти погубили без доказательств вины. Никто не посмел заступиться. Никто.
— Да. Есть такие пытки, которые в сто раз хуже смерти, — продолжал Арчи, нахмурившись, потому что видел, что я закрылась.
Пытки? А иссушение до состояния гербария считается? Тогда проходили, знаем. И повтора не хотим. Поэтому я эмоционально спросила, пообещав, что это последняя попытка найти понимание:
— А что, если маг может подкупить всех? Сможет избежать наказания или устроить себе курорт там, где для других каторга?
— Кто он? — совершенно неожиданным вопросом обрубил мое возмущение Арчи.
Я закусила губу, чувствуя себя на распутье. Если Арчи сторонник справедливых мер, то он никогда не поймет меня. Будет пытаться уговорить меня на суд, официальное расследование и прочую чушь, от которой я невероятно взбрыкну. А я не хочу видеть осуждение в его глазах, не хочу удариться о стену разочарования во мне. Это будет слишком больно. Тогда лучше обрубить все здесь и сейчас и пойти разными дорогами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Но что, если он поймет? Такое может быть? Ведь он тоже хорошо знаком со вкусом жгучего желания мести.
— Не скажешь? — Арчи внимательно смотрел мне в глаза. — Враг настолько влиятелен, что ты не веришь в его наказание, так?
Я отвела глаза, дыша на эмоциях глубоко и часто. Мои легкие словно горели огнем. Чтобы заглушить пожар, я даже приоткрыла рот. На глазах навернулись слезы.
Мия, держи себя в руках. Ты что? Столько времени была тверже камня, а сейчас превратилась в жидкость?
Но мне так хотелось, чтобы хотя бы Арчи понял меня до конца. Пусть весь мир осуждает, но не он.
— Он убил моего отца и брата, чтобы не мешали жениться на мне. А когда я и тогда не согласилась, то запер в тюрьме. Месяц на крошках еды и каплях воды в темнице не заставил меня передумать, и тогда он высушил меня почти досуха. А потом забрал с эшафота и положил в стеклянный гроб у себя в спальне, — хрипло поделилась я, а потом закончила, сипло крикнув: — И ему ничего за это не было!
Хорошо, что я сняла маску с Арчи, иначе бы не видела, как с каждым моим словом меняется выражение его лица. Твердеют очертания, каменеет мимика, а во взгляде открывается бездна.
На последних словах от магистра так шарахнуло волной энергии, что я чуть не свалилась с ног.
— Имя, — абсолютно безэмоциональным голосом спросил Рейв, глядя словно сквозь меня.
Не нужно было окрашивать слово в тона, чтобы понять настрой магистра. От него несло жаждой убийства за версту. Глазами он уже убивал негодяя тысячами изощренных способов.
Яркое небезразличие Арчи поразило меня в самое сердце. Он так яро был готов противостоять любому, что это дарило крылья. Отец тоже защищал меня от всего мира, а когда его не стало, больше некому было остановить произвол Гордона. И вот появился человек, которому не все равно ни на мое прошлое, ни на настоящее, ни на будущее.
По моим щекам потекли даже не капли слез — ручьи.
— Мия? — Арчи медленно и удивленно моргнул, неловко протянул руки ко мне, а потом быстро обнял. — Т-ш-ш, ну ты чего, маленькая? Теперь ты не одна.
Лучше бы он такого не говорил: плотину прорвало.
— Ты столько держала это в себе. — Арчи гладил меня по голове своей большой ладонью. — Плачь, пока не станет легче.
И я плакала навзрыд, как в детстве, прижавшись щекой к мужской груди. Слушала успокаивающие слова, то, как они эхом отдавали в грудной клетке Арчи и достигали моих ушей.
Кажется, мои слезы слегка погасили убийственный пыл мужчины, и я была этому рада. Потому что помимо облегчения я испугалась решительного настроя Рейва. Все его хваленое самообладание как ветром сдуло после моих откровений. Будто и не он говорил слова о законном наказании, а кто-то другой.
Когда мои рыдания стихли, Арчи еще раз спросил:
— Кто он?
Но разве Рейв не понял? Он совсем недавно сам спросил, не пришла ли я к Гордону Рамзи. Почему спрашивает снова?
Я подняла голову, чтобы взглянуть в лицо Арчи. Увидела, с каким напряжением он ждет ответа, и задумалась: почему магистр не сложил два и два?
— Что такое? — Рейв заметил смену выражения моего лица.
— Т-ты сам назвал его имя, — сбивчивым голосом объяснила я свое недопонимание.
Арчи повернул голову вбок, задумчиво сощурился, а потом с неподдельным удивлением спросил:
— Рамзи?
Прозвучало так, будто это был последний человек, на которого Рейв мог подумать.
Я кивнула, не желая произносить имя главгада вслух.
— Гордон Рамзи? — еще раз переспросил Арчи, будто не верил своим ушам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Да, — еще раз подтвердила я.
— Этот неудачник провернул с тобой все это? — Рейв пристально смотрел мне в лицо, будто силился залезть в голову и увидеть, не перепутала ли я чего.
— Да, — мой тон стал возмущенным. Я не понимала, почему Рейва так удивляет причастность Рамзи. — Это он убил мою семью и чуть не сгубил меня.