Артем Тихомиров - Брачные игры чародеев
— Нам выпало счастье родиться и жить в этом великом городе, — сказала Гермиона. — Но мы теряем время…
Носорий, кажется, не слышал. Глубочайшее раздумье прорезало, как принято говорить, его лицо морщинами. Глаза уставились на что-то, не доступное взору иных смертных, а пальцы залезли в бороду и принялись там копошиться, словно стая мангустов в траве.
Мы ждали, покрываясь потом под палящими лучами солнца и мучаясь от неопределенности. Я думал о Жаворонке и Вольфраме и еще о всякой ерунде и поражался пустынности здешних пейзажей. Никого в округе, за исключением этого странного низкорослого господина. Мне казалось, Волшебная Страна должна быть населена до предела и просто трещать по швам от нечеловеческих существ всех разновидностей. Ничуть не бывало. Девственные кущи простирались во все стороны. Вот здесь бы я мог поселиться, здесь бы я мог спрятаться от суеты большого города и моих приятелей, которым вечно от меня что-то нужно. Я мог бы устроиться в Волшебной Стране с большим комфортом, чем Носорий, и жил бы себе припеваючи. Я — чародей и при помощи магии вполне прилично могу обустроить свой быт.
Когда я слишком глубоко погружаюсь в мечты, меня постоянно кто-то из них выдергивает. На этот раз это был Носорий.
— Прошу вас, господа, в мой дом. Там мы можем хорошенько поговорить. И вы отдохнете после долгой дороги и наберетесь сил перед следующим ее этапом.
— Но время… — снова попыталась завести шарманку Гермиона.
— Время? Какое значение имеет время, прекрасная дева? Тут оно течет совершенно по-другому. Вам это должно быть ясно как день.
— Тебе ясно как день? — спросил я у сестрицы.
— Ладно, мне ясно! — сказала Гермиона, задирая нос. — Так и так получается, что мы должны принять приглашение. Идемте.
— Вот и славно, — улыбнулся Носорий, отвязывая фарфорового песика от шпагата и отправляя его во внутренний карман. — Следуйте за мной.
— Эй, вы сперли собаку! — крикнул Тристан.
— Я знаю, молодой человек, но причину моего поступка вы узнаете позже.
— Ага, все так говорят, а потом ничего не рассказывают! — надулся юный герцог.
— Обещаю.
После этого наша экспедиция окончательно убедилась, что Носорий не в себе, причем сильно и давно.
25
Воздушный шар мы оставили на месте посадки, пришвартовав его к большому пню, а сами отправились пользоваться гостеприимством. Подойдя к обители отшельника, мы узрели домишко, выстроенный по лекалам, коими повсеместно пользуются в нашем королевстве. И, клянусь, сердца бывалых путешественников и охотников за жаворонками оттаяли. Я давно понял, что Носорий — мой соотечественник, поэтому был счастлив, повстречав столь милые глазу архитектурные формы. Улыбаясь, я пялился по сторонам. Мне нравился этот дворик, эти беленые стены, эти стрельчатые окошечки и двускатная черепичная крыша. Нравилось даже то, что домик почти висит над водой, примостившись у самого края обрыва.
Один только Тристан Профитроль не проникся очарованием момента. Вот он, истинный сноб, отпрыск родовитых родителей. Мальчишка заявил, что такую жалкую халупу видит впервые в жизни и что у его друзей из бедных районов дома в сто раз лучше. От его взгляда не укрылись трещины в стенах, некрашеные доски, кривая дверь, изъеденная термитами, грязные стекла и покосившаяся ограда.
— И это только снаружи, — сказал Тристан, продолжая строить из себя высокомерного представителя правящего класса. Всеми силами он намекал нам, что внутри нас ждет настоящее потрясение.
Критика не достигла цели. Носорий лишь бросил на юного герцога задумчивый взгляд и вошел, напомнив, чтобы и мы не торчали на крыльце, как бараны. Конечно, выразился он более вежливо, но суть каждый из нас уловил без труда.
Гермиону мы пропустили вперед, ибо так у нас принято — чародейки всегда первыми входят в пещеру к дракону. Леопольд прошмыгнул следом, оглядываясь на меня через плечо. Я сказал ему, что кочерги у меня нет, и бедняга весь задергался, словно в штаны ему засыпали килограмм муравьев. Тристан, фыркая, будто недовольный жизнью пони, протопал внутрь сразу за ним, а последним вошел я.
Никаких кошмаров внутри мы не заметили, если, конечно, не воспринимать в качестве такового довольно скромный и непритязательный быт отшельника. Носорий не жил на широкую ногу, скорее на узкую, поэтому в берлоге его не было излишеств, привычных аристократу. Только то, что необходимо, — не больше и не меньше.
Отшельник предложил Гермионе присесть на почетное место. В его понимании почетным местом было кресло-качалка, стоящее у камина. Нечто подобное имелось у меня дома, и на нем я часто предавался размышлениям долгими зимними вечерами или дремал под треск камина короткими зимними днями. «Хорошая вещь», — подумал я, не понимая, почему Гермиона так кривит прекрасное личико.
— Нет, спасибо, — ответила она на повторное предложение Носория. — Мне некогда расслабляться и вообще…
Мы с Тристаном начали движение одновременно. Только что, понимаешь, стояли на стартовой линии, а через миг уже дули во все лопатки к финишу. Финишем, по нашему общему представлению, являлось приснопамятное кресло, которым ни в какую не захотела воспользоваться Гермиона. Зато захотели мы с Тристаном. Вы бы видели, что за бескомпромиссная борьба развернулась между нами! Я ни за что не хотел уступать и прибавлял ускорение с каждой секундой, но и мальчишка, будучи вправе рассчитывать на молодость и гибкость своих ног, мчался не хуже. Даже, я бы сказал, мчался лучше меня. Если Браула можно было сравнить со старой клячей, для которой этот забег — лебединая песнь, то юный чародей несся, точно полная сил подрастающая косуля. И туго бы мне пришлось, невзирая на все старания, если бы изначально я не стоял ближе к креслу.
Короче говоря, я первым плюхнулся в него, да так, что едва не перевернулся назад вверх тормашками. Это, впрочем, не помешало мне издать торжествующий вопль, от которого побледнели все присутствующие.
Тристан стал как вкопанный. Я показал ему язык и залился зловещими смехом, яростно покачиваясь на своем трофее.
Все, включая Носория, стояли с разинутыми ртами. Даже Гермиона, привычная к внезапным приступам болванизма у своего брата.
— Да… — сказал потрясенный отшельник. — На это стоит посмотреть. И давно у вас так, уважаемый чародей?
— Что давно?
— Манера смеяться, к примеру.
— Не знаю, — ответил я. — Я всю жизнь хохотал и хихикал. Так делает каждый нормальный человек.
— Нормальный? — спросил Тристан. — Граф, погляди на себя! Хы!
Но поглядел я сначала на Гермиону — как бы в поисках моральной поддержки.
Хм, как странно! Зачем она зажимает рот обеими ладошками? Почему ее прекрасные глаза стали величиной с граненые кофейные чашки?
Караул! Что-то происходит.
Я озирался по сторонам, ничего не понимая.
— Ясно, — сказал Носорий, сурово сдвигая обе брови в переносье. — Мне все ясно…
— Э? — спросил я, ощущая, как большой кусок льда перемещается у меня в животе.
Это было нехорошо.
Леопольд отступил к двери и быстренько проверил, не заперта ли она на какой-нибудь потайной засов. На его счастье, как я понял, дверь можно было распахнуть одним движением.
Тристан поцокал языком и покачал головой с явным восхищением. Кажется, он не боялся стоять рядом со мной. Более того, его раздирало любопытство. Ощерив острые зубы, мальчишка прищурился и захихикал.
Носорий, под шумок ускользнул в соседнюю комнату.
— Отойди от него, — сказал волшебница, обращаясь к Тристану. — Немедленно!
— А? Чего? — спросил я, сбитый с толку, словно голубь, которому прямо в полете сокол звезданул по затылку.
— Браул, спокойно! — ледяным тоном сказала Гермиона, сжимая в руках волшебную палочку. — Все в порядке. Все под контролем. Никто не…
Появился Носорий. С торжественным видом он нес в руках деревянный поднос, на котором что-то лежало. Укрытое потертой бархатной тряпицей, между прочим.
— Сидите спокойно, — сказал отшельник, останавливаясь у стола.
— Спокойно? — взвизгнул я. — Как это? Вы… в чем дело? Что вы задумали? Это что, заговор? Гермиона?
— Заговор? — улыбнулась юная волшебница, крохотными шажками, боком продвигаясь к входной двери. Тристан зачарованно смотрел на меня и шевелил губами: «Круто!» — Нет, что ты… просто… это так необычно…
— Что необычно? — взвыл Браул Невергор. — Объясните нормальным языком!
Глянув в круглое зеркало, которое Носорий взял с подноса и приблизил ко мне, Браул Невергор увидел устрашающего, я бы сказал сильнее, гнусного типа с длинным мясистым носом, похожим на колбасу, и длинными острыми ушами, которым позавидовал бы даже осел. Отвратительный портрет дополняли бородавки на подбородке и щеках (из каждой рос черный волос) и мешки под глазами, прямо целые складки, словно на пузе какого-нибудь толстяка. Да, волосы были не только на бородавках. Они росли пучками из обеих ноздрей и из ушей тоже. При желании их можно было завивать и причесывать.
