Терри Пратчетт - Правда
У кресла, которое первым упомянуло «Таймс», явно было что-то на уме.
– Я чувствовал бы себя гораздо лучше, если бы пара подходящих парней расколотила их печатный станок, – сказало оно.
– Это привлечет к ним внимание, – возразило другое кресло. – А «Таймс» как раз этого и хочет. Любой… писатель жаждет признания.
– Ох, ну ладно, если вы так настаиваете.
– Я и не думал настаивать. Но «Таймс» скоро прекратит существование, – сказало кресло, и это было такое кресло, к мнению которого все остальные кресла внимательно прислушивались. – Тот молодой человек просто идеалист. Он скоро обнаружит, что «общественные интересы» – это не то, чем интересуется общество.
– Не понял?
– Я хочу сказать, джентльмены, что люди, возможно, одобряют то, что делает «Таймс», но покупают при этом «Инквайрер». Потому что новости в нем интереснее. Я раньше говорил вам, мистер Косой, что пока правда башмаки надевает, ложь уже по свету гуляет?
– Множество раз, сэр, – ответил Косой чуть менее дипломатично, чем всегда. Он сам понял это и добавил: – Очень ценная мысль, несомненно.
– Хорошо, – фыркнуло самое важное кресло. – Присматривайте за нашими… наемными служащими, мистер Косой.
Была полночь, и в ризнице Храма Ома на улице Малых Богов горел единственный огонек. Это была свеча, закрепленная в богато украшенном и очень тяжелом подсвечнике. Она, некоторым образом, возносила молитву небесам. Эта молитва, согласно Евангелию Негодяев, звучала примерно так: «О Господи, не позволь кому-нибудь застать нас за кражей».
Мистер Гвоздь рылся в шкафу.
– Нет ничего подходящего размера, – посетовал он, – такое впечатление, что… О, нет… фу-у, ладан нужен, чтобы его жечь!
Тюльпан чихнул, заляпав стену напротив сандаловым маслом.
– Ты мог бы и пораньше сказать мне об этом, б…! – пробормотал он. – Я бы захватил с собой папиросную бумагу.
– Ты опять искал средство для чистки духовок? – обвиняющим тоном спросил мистер Гвоздь. – Я хочу, чтобы ты сконцентрировался, понял? Так, единственное, подходящее тебе по размеру, что мне удалось здесь найти, это…
Дверь со скрипом открылась, и в комнату вошел маленький престарелый жрец. Мистер Гвоздь инстинктивно схватил тяжелый подсвечник.
– Привет? Вы с ночной службы? – спросил старик, моргая от света.
На этот раз Тюльпан удержал руку мистера Гвоздя, который начал уже было поднимать подсвечник для удара.
– Ты с ума сошел? Да что ты за человек такой? – прорычал Тюльпан.
– Что? Мы не можем позволить ему…
Мистер Тюльпан вырвал серебряный подсвечник из руки своего компаньона.
– Посмотри только на эту …ную штуку! – сказал он, полностью игнорируя потрясенного жреца. – Это же настоящий Селлини{56}! Ему пятьсот лет! Взгляни на прекрасную резьбу вот на этих щипчиках для снятия нагара! Ффу-у-у, для тебя это всего лишь пять …ных фунтов серебра, да?
– На самом деле, хм-м, это Футокс, – сказал старый жрец, который явно еще не успел вполне осмыслить ситуацию.
– Что, ученик?! – воскликнул мистер Тюльпан. От удивления его глаза даже перестали вращаться в орбитах. Он перевернул подсвечник и взглянул на его основание. – Эй, точно! Вот клеймо Селлини, но и маленькая «ф» тут тоже есть. Впервые вижу его работу такого раннего периода, б…! Он тоже был отличным …ным мастером по серебру, жаль, что у него такое дурацкое …ное имя! Знаете, сколько стоит такая вещь, преподобный?
– Мы полагаем, около семидесяти долларов, – с надеждой в голосе ответил жрец. – Подсвечник был среди кучи старой мебели, которую одна пожилая леди завещала церкви. Мы сохранили его просто из сентиментальных побуждений, правда.
– А оригинальная упаковка у вас сохранилась{57}? – спросил мистер Тюльпан, продолжая вертеть редкую вещицу в руках. – Этот мастер делал прекрасные …ные подарочные ящики. Из вишневого дерева.
– Э… нет, не думаю…
– А жаль, б…!
– Э… он все еще представляет ценность? Припоминаю, у нас где-то еще один такой валяется.
– Возможно, до 4000 …ных долларов, если отыскать нужного коллекционера, – ответил мистер Тюльпан. – Но если вы найдете второй такой …ный подсвечник, то сможете выручить за комплект добрых двенадцать тысяч. На Футокса сейчас большой спрос.
– Двенадцать тысяч! – пробормотал жрец. В его глазах сверкнул один из смертных грехов.
– Возможно, даже больше, – кивнул мистер Тюльпан. – Это отличный …ный экземпляр! Я так горд, что мне довелось увидеть его!
Он укоризненно взглянул на мистера Гвоздя:
– А ты собирался использовать его как какую-то …ную дубинку.
Он почтительно поставил подсвечник на стол ризницы и протер его собственным рукавом. Потом резко развернулся и опустил кулак на голову жреца, который со вздохом упал на пол, скорчился и затих.
– А они просто держали его в этом …ном шкафу, – продолжал Тюльпан. – Честно говоря, этого жреца следовало бы проткнуть …ным шампуром.
– Хочешь забрать этот подсвечник с собой? – спросил мистер Гвоздь, запихивая одежду в мешок.
– Не-а, местные скупщики краденого просто переплавят его на серебро, – ответил мистер Тюльпан. – Я на свою …ную совесть такой грех не возьму. Давай разыщем этого …ного пса и поскорее уберемся с чертовой мусорной кучи. Этот город меня угнетает, б…
Вильям перевернулся на спину, проснулся, и уставился в потолок широко раскрытыми глазами.
Двумя минутами позже миссис Секретум спустилась по лестнице в кухню, вооруженная лампой, кочергой, и, что самое страшное, волосами на бигудях. Такое сочетание повергло бы в ужас самого стойкого незваного ночного гостя.
– Мистер де Словье! Что вы делаете? Сейчас же полночь!
Вильям взглянул на нее, и вновь принялся открывать кухонные шкафчики.
– Извините, что уронил кастрюльки, миссис Секретум. Я оплачу любой ущерб. А теперь скажите мне, где тут весы?
– Весы?
– Весы! Кухонные весы! Где они?
– Мистер де Словье, я…
– Где эти чертовы весы, миссис Секретум? – в отчаянии выкрикнул Вильям.
– Мистер де Словье! Что за выражения!
– Будущее всего города балансирует на грани, миссис Секретум!
Недоумение медленно пришло на смену праведному возмущению.
– Что, на моих весах?!
– Да! Да! Именно так и есть!
– Ну, э… они в шкафчике, около мешка с мукой. Всего города, говорите?
– Очень может быть!
Вильям почувствовал, как обвисла его куртка, когда он запихнул в карман большие медные гири.
– Лучше возьмите старый мешок из-под картошки, – посоветовала миссис Секретум, теперь до крайности взволнованная необычными событиями.
Вильям схватил мешок, сунул в него все принадлежности и бросился к двери.
– И Университет, и река, и вообще все? – нервно уточнила домовладелица.
– Да! Да, разумеется!
Миссис Секретум выпятила челюсть.
– Вы полностью вымоете их потом, ясно вам? – заявила она в спину убегающему Вильяму.
Под конец пути порыв Вильяма слегка ослаб. Большие железные кухонные весы с полным комплектом гирь было не так-то легко тащить.
Но в этом-то все и дело, верно? Вес! Он бежал, шел, и волочил их сквозь ледяную туманную ночь, пока не добрался до Блестящей улицы.
В здании «Инквайрера» все еще горел свет. «Зачем так поздно сидеть на работе, если выдумываешь новости прямо на ходу?» – подумал Вильям. Но зато вот это было реально. И весило немало.
Он колотил в дверь «Таймс», пока гном не открыл ее. Гномы были немало удивлены, когда до крайности возбужденный Вильям де Словье пробежал мимо них и бросил на стол весы с гирями.
– Пожалуйста, разбудите мистера Доброгора. Мы будем делать следующий номер прямо сейчас! И не могли бы вы дать мне десять долларов?
Доброгору понадобилось некоторое время, чтобы понять, что происходит, когда он вылез из подвала, одетый в ночную рубашку, но уже со шлемом на голове.
– Нет, десять долларов, – втолковывал Вильям сбитым с толку гномам. – Десять долларовых монет, а не просто сумму в десять долларов.
– Зачем?
– Чтобы узнать, сколько весят семьдесят тысяч долларов!
– У нас нет семидесяти тысяч долларов!
– Послушайте, нам хватило бы и одной долларовой монеты, – терпеливо объяснил Вильям. – Но с десятью долларами подсчет выйдет точнее, вот и все. Я вычислю все что надо.
В конце концов, десять монет были извлечены из гномьего ящика для денег и аккуратно взвешены. Затем Вильям открыл чистую страничку в своем блокноте и углубился в подсчеты. Гномы мрачно наблюдали за ним, как будто он производил опасный алхимический эксперимент. Наконец он поднял взгляд от цифр, в его глазах сиял свет почти божественного откровения.
