Леонид Каганов - Зомби в СССР. Контрольный выстрел в голову (сборник)
Саня только сплюнул, на чекиста даже глядеть перестал.
– Все, двигаем к выходу. Вы двое – тащите этого.
Идем. Как на прогулке прямо – никого. Солнышко пригревает, а мертвяки как забыли про нас.
Выходим на плац и видим – все стало вокруг голубым и зеленым. Лежат наши трупаки ровными рядами на плацу, подрагивают слегка, но не встают.
– Дядь Сань, это что? – опять Витька интересуется.
– Чтоб я знал! – никогда Шилова таким охреневшим не видела. – Пошли-ка, ребятки, сторонкой, по кустам.
Так мы и просочились, сторонкой. Дальше идем – все страньше и чудесатей. Мертвяки везде лежат, ну чисто трупы. Не встают, не дергаются. Ну, нам, конечно, только в радость. Хренушки лысого мы бы через них с Завидловым на закорках пробились.
Уже КПП показался, когда Витька остановился.
– Я понял! Понял, блин!
– Чего ты понял?
– Понял, что с трупаками случилось!
– И чего?
– Машка, ты гранаты кидала?
– Кидала.
– Поздравляю, ты их матку завалила.
– Чего? – у меня прямо челюсть отпала. Что, вот эта жирная-распухшая, с сиськами до пола, и была мертвяковская матка? И если бы мы ее сразу шмальнули, то и Борька бы жив остался?
– А Витя прав, пожалуй, – Саня даже со злости себя за бороду дернул. – Молодец, Мария.
Ну надо же – дождалась! Свершилось небывалое, сам Сан Саныч личной благодарностью отметил. Теперь и помирать можно.
– Предлагаю не задерживаться, – влез чекист. Испортил песню, гад. – Неизвестно, какие еще существа здесь водятся.
– Ладно, погнали, – махнул рукой Саня.
Впереди закатное солнышко на стеклах КПП сверкает. Помирать буду – этот день не забуду. Никаким калачом меня больше на Территорию не заманите!
Только бы дойти последние метры…
Снова Витя, вместо эпилога
В общем, что дальше было, уже не так интересно. Сдали мы шишкиного сыночка с рук на руки. Неделю потом по домам тряслись. Кто водкой отпивался, кто так. Ждали, чем дело решится.
Решилось все хорошо.
Сыночек сбрендил. Папашка его приехал, громы-молнии метал, но умеренные. Кто надо сунул кому надо на лапу, психиатр написал – белая горячка. Оказывается, за этим сыночком страсть за воротник заложить уже давно числилась. Сам шишка, пометавши молнии, успокоился и обратно в столицу укатил. Только выговоров кому-то из исполкома налепили, чтобы в следующий раз проявляли, значит, бдительность. Да и то без занесения. В общем, легким испугом отделались.
Обещания свои начальство выполнило. Машке – ордер на трехкомнатную без очереди. Мне – «Жигули» устроили, якобы я в лотерею выиграл. Шилов большим начальником заделался, его в исполком протолкнули на хлебную должность. А чекиста Колю мы с тех пор считай что и не видели. Только вызвал он нас однажды на ковер, сказать, что все тихо закончилось, и «о неразглашении» подписать.
А через полгода, кто бы мог подумать, дядь Саня Машке руку и сердце предложил. А она возьми да и согласись. Вот так оно бывает. Сначала шпынял, а потом – раз, и «выходи за меня». Даром что пятнадцать лет разницы. Теперь вот мальчик родился. Борькой назвали.
ПОЕЗД МЕРТВЫХ
Юрий Погуляй
Виталику опять вспомнилась склока с Верой, произошедшая перед отъездом. Вспомнилось, как в кроватке испуганно зарыдала Ирочка. Его маленький человечек, обреченный изо дня в день слушать громкие ссоры родителей. Вера твердила о Борисове, об уплывающей должности начальника сектора, а Виталик молча собирал рюкзак и без слов, одной резкостью движений, просил ее замолчать. Еще утром он надеялся проститься иначе. Чтобы хотя бы перед дорогой увидеть в ее потухающем взоре не возмущение, а огонек прежней любви.
Поездка – дело решенное, и он знал, что не помогут ни мольбы, ни проклятия. Он чувствовал, как столь желаемый пост начальника сектора становится все более призрачным, как материализуется на нем тучная фигура Степана Митрофановича, и за толстыми роговыми очками мерзавца победно блестят хитрые глазенки. Чувствовал, но ничего не хотел с этим делать. Не хотел отказываться от отпуска и целыми днями сидеть в бюро, пока институтские друзья штурмуют хибинские перевалы. Хотя, может быть, стоило наступить на горло праздному отдыху и немного поработать, как говорила Вера?
К черту такие мысли. Переведется в другой сектор, если Борисова над ним поставят, не расклеится. Лучше так, чем юлить, просить, унижаться перед кем-то.
Вера хотела, чтобы он замолвил за себя словечко перед Гариным, но Виталик так и не смог найти удобного момента. Ему так неловко было даже заикаться на больную для него тему. Он так не хотел, чтобы интеллигентный Гарин подумал, будто их игра в преферанс, каждую субботу на их квартире, всего лишь политика. И потому вовсю делал вид, что неинтересна ему судьба освобождающейся должности. Что его и так все устраивает. Лишь кривил презрительно губы, когда слышал, как суетится менее принципиальный Борисов.
Виталик тяжело вздохнул. Ему очень не хотелось возвращаться в мир, ожидающий его за пределами поезда Мурманск – Москва. Как было бы славно вечно ехать так, как сейчас. Сидеть у окна, подперев голову, смотреть на пустой полустанок и одним ухом слушать комментарии играющих в «Кинга» приятелей. И никаких Борисовых, никаких Гариных, никаких Вер…
Интересно, как бы он поступил, если бы не Ирочка? Не остался бы там, в прекрасном горном краю? Ведь все было бы много проще! Нашел бы работенку в Кировске или Апатитах. Погрузился бы в новый мир, в новые мысли. Жил бы в общежитии, пока не подойдет очередь на квартиру. Хорошо было бы.
Виталик даже скривился от презрения к самому себе. Какой же он, оказывается, слабак! Ведь даже думать об этом нечестно!
От плохих мыслей его оторвал пронзительный женский визг. И река размышлений резко пересохла. Кричали на улице, где-то на сонном полустанке, и этот далекий, но такой острый, такой раздирающий вопль заставил Виталика покрыться холодным потом. Истошный, пропитанный животным ужасом крик не мог принадлежать простому человеку. Но Виталик знал, что на этот раз он ошибается. Его моментально охватило тревожное чувство «на грани». Когда мир застывает, балансируя, и грозит рухнуть, но ты еще не знаешь, в какую сторону.
Окно в купе не открывалось, и потому он прижался к стеклу, чтобы хоть как-то разглядеть пустой перрон. Стоянка не обещалась быть долгой, и потому проводники никого не выпускали из вагонов, а местным жителям, судя по всему, до проезжающих дела не было. Мертвая тишина вокзала пугала даже больше утихшего вопля.
Кричащую женщину он так и не увидел.
– Надо бы сходить, посмотреть. Может, помощь какая нужна? – Сева положил карты на столик и с решительным видом поднялся.
– Все равно не выпустят, – немного торопливо возразил ему Стас, а затем неловко поправил очки. Оба приятеля с ожиданием посмотрели на Колю-Атоса. Тот сделал вид, будто не заметил их внимания. Роль неформального лидера тяготила его еще с института. Но друзья до сих пор перекладывали необходимость принимать решения на его широкие плечи.
– Коля? – наконец промолвил Стас и опять поправил очки.
Атос поиграл желваками и обреченно спросил:
– Что?
– Что будем делать, Коля?!
– Ну откуда я знаю, Стасик? – возмущенно ответил Атос. – По-хорошему, конечно, надо бы выйти, посмотреть, что мы можем сделать. Но…
На улице грохнул выстрел. Резкий в тишине вечернего полустанка, и тяжелый, словно последний гвоздь в крышку гроба.
– А вот это уже плохо, – изменился лицом Атос. Неведомый стрелок вдруг разразился лихорадочной чередой выстрелов, а затем так же неожиданно умолк.
Виталик растерянно посмотрел на друзей. Поезд стоял уже много больше положенных двух минут стоянки. Или…
– А что за станция?
– Подпорожье, – немедленно ответил Стас. Он, как и Виталик, пытался разглядеть что-то на улице, но также безрезультатно.
– Так ведь две минуты должны были стоять! – зачем-то возмутился Виталик. В коридоре стукнула дверь, раздался резкий кашель. Вагон из Мурманска шел почти пустой. Лишь в дальнем купе, у туалета, ехала пожилая пара, в центре расположились трое охотников, да по соседству тихо пили водку «откинувшиеся» из безымянной карельской зоны.
Сева, ободренный звуком, хмыкнул:
– Я все-таки схожу, гляну.
– Я с тобой, – очнулся Атос. Выстрелы встревожили его не на шутку. Виталик и сам хотел подняться следом за друзьями, но ему казалось, что отойди он хоть на секунду от окна – и пропустит самое интересное. То, что потом, может быть, спасет ему жизнь.
Дверь распахнулась еще до того, как Коля успел ее открыть. На пороге оказался один из «зэков».
– Слышали? – утробно прогудел он. От него ощутимо пахнуло перегаром.
– Слышали. Вы позволите? – решительно, но вежливо оттеснил его Сева. Атос вышел следом, смерив «зэка» презрительным взглядом.
– Молодой еще, – заметил это мужик и хрипло откашлялся. – Судить пусть судья судит, понял, фраерок?
