Михаил Высоцкий - А дело было так…
— А что решать, мой друг сердешный? — пожал плечами эльф, когда я кратко изложил ситуацию. — Не убоимся мы врагов, ни змей, ни тигров саблезубых, ни пауков и ни волков! «Девицы адские» пред нами не смогут долго устоять, пройдем, мой друг, мы через горы, и по-иному не бывать! С коней не сбросит ветер лютый, и снег глаза не ослепит, с тобою, Тиналис, мы рядом, к дракону верный путь лежит!
— Милый Тиналис, — высморкался Лютик в свой вышитый носовой платок, — ты не переживай! Это я с перепугу не удержался. А вообще, ветер и несильный вовсе. Так, дует. Пройдем, не бойся! А «девиц адских» всех на кусочки порубим! Всех-всех! Не будь я Ксеркс Навуходоносор!
— Сказки сказываешь? — усмехнулся Алендас. — Ты, Тиналис, если ветра испугался, так и скажи, нечего всяких «адских девочек» придумывать. Или ты думаешь, я не видел, как ты скривился, когда ветер в лицо ударил? Наш знаменитый герой, оказывается, не такой уж и бесстрашный, как баяны сказывают. Боишься дальше идти, так возвращайся, а с драконом для принца я и сам разделаюсь!
— Чего все говорят? — почесал затылок Тын. — Ну я скажу. Я это как все. Идем, значит. Вот.
А принц… Промолчал. И то верно. Я ведь не совета спрашивал и не предлагал повернуть. Я просто изложил положение дел, чтоб, когда на нас мелкие бесы в юбках нападут, никто не удивился. Да и вообще, парню во все это ввязываться не положено — он работодатель, за подвиг невиданную цену уплатил, а теперь за его деньги его же шкурой рискуют. Ну да он, похоже, и сам не против. Я ведь сразу понял — парень не из пугливых, и умом не обделен, понимал прекрасно, на что идет.
— Милый Тиналис, — отвлек меня от раздумий Лютик, — с тобой все в порядке, миленький?
— Абсолютно, — кивнул я. — Ночевать будем тут.
Дежурство по вчерашней схеме. И укутайте плотнее лошадей. Сгинут — нас за собой утащат.
Эх, были бы тут северные лошадки, выносливые, толстоногие, шерстью с головы до пят укутанные. Насколько было бы легче — им по льду только в радость бегать, под любым снегом траву отыщут, а замерзать будем, так еще и согреют. Однако в вольном граде Аму-Тамире таких было не достать. Да, собственно говоря, их на всем этом материке не достать — через океан плыть надо, тысячи верст скакать, и то толку не будет. Северяне, которые породу эту вывели, коней за членов семьи считают, каждый жеребенок с детства своего хозяина знает, за одним столом едят. Помрет конь — весь род неделю в трауре ходит, а уж иноземцу продать — преступление, страшнее не придумаешь. Все равно что родного брата на галеры или родную сестру в гарем. Встречаются и такие изверги, только цену ломят неслыханную, ведь прознает род — их самих без суда и следствия четвертуют.
Мне однажды предлагали жеребенка, но я тогда в султанат Ахбан-Камыш собирался, а в южной пустыне от северного коня толку никакого… И Цезарь мой тогда уже был, а его ни на кого не променяю.
Ну ничего, и на том, что есть, проедем. Главное — не терять бдительности.
Утром ветер самую малость утих. Хотя даже этот «штиль» в другом месте ураганом бы показался. Все познается в сравнении. Вон те же северяне, когда снега таять начинают, говорят, что жара пришла, а в султанате Ахбан-Камыш однажды легко приморозило, так они несколько десятков лет от последствий сего катаклизма не могли оклематься. Людям вообще свойственно забывать, что в иных краях по-другому жизнь протекать может. Только такие, как я, богатыри да странники, у кого ни дома, ни очага родного нет, кто как перекати-поле по всем землям шатаются, ко всему привыкли. Меня уже ничем не удивить: кто на краю света стоял и видел, как багровое солнце в океане тонет; кто спускался в Тартар и через огненные реки по мостам подземных карлов ходил, кто видел извержение вулкана Магма-Туа и как потоки лавы сметали с лица земли не преступные стены крепости Тиа-Нару, того ни ветер, ни безветрие не удивит. Главное — ловить момент, если ветру захотелось повременить, передохнуть, приостановить свой безумный бег. Мы должны этим воспользоваться и пройти как можно дальше.
Везло до полудня, а потом опять начался ураган, и все стало на свои места. Кервранский перевал суров и прятать свою суровость под ликом благодушия не намерен. Время от времени то с одной, то с другой стороны раздавался волчий вой — резкий, пронзительный, способный заглушить даже свист ветра, но сами снежные волки больше на глаза не попадались. Или действительно признали силу нашего отряда, или выжидали удобный момент — на всякий случай бдительность никто не ослаблял.
А потом и первое чудовище встретилось. Тот самый ядовитый паук, огромный, лика свирепого, одно хорошо — дохлый уже. Давно дохлый — из хитинового покрова все мясо выедено. Попробовал хитин на прочность — броне уступает, но голыми руками не пробить. А рядом с пауком и шкура змеи нашлась — белая, снегом засыпана. Видать, сплелись два суровых хищника в смертельных объятиях, да так и сгинули вместе, на радость-потеху шакалам малым. Так всегда бывает что у зверей, что у людей — столкнутся две великие империи, разят друг друга многотысячные рати, горят города и крепости, а соседи мелкие исподтишка то тут, то там себе что плохо лежит ухватят. И осудить их особо не за что — кто же виноват, что чем больше силы, тем меньше мозгов, мы с Тыном — два исключения. Так жизнь устроена, и если бы все великаны смогли в мире да согласии жить, карликам на земле и вовсе места бы не нашлось.
Пока паука изучали — не из пустого любопытства, в познавательных целях, чтоб прикинуть, куда при встрече с живой особью разить, — за нами в свою очередь со скалы тигр наблюдал. Саблезубый. Его первым Тронгвальд приметил. Трогать не стали, думали, пойдет своей дорогой. Только решил хищник, что в одиночку шестерых сможет завалить. Видать, совсем с голодухи одурел. Нам даже возиться не пришлось, эльф пару раз выстрелил, Тын дубинкой лениво так взмахнул: и не стало тигра саблезубого.
А когда за мамку детеныши мстить пришли, мне даже не по себе стало. Они ведь еще совсем тигрята, а туда же лезут, загрызть пытаются — пришлось и тут Тыну грех на душу брать. Ему Алендас помог, и неудивительно, такому что тигренка, что ребенка убить — рука не убоится.
Только отошли, а за спиной уже шорохи раздаются — мелкое зверье на званый ужин сбегается. Интересная все-таки природа — кому-то горе, а кому-то всегда радость. Это у людей всегда если зло — так плохо, а добро — хорошо. В природе ни плохого, ни хорошего не бывает. Где вы про зайца-богатыря слышали, который трехглавого волка сразил? Или про свинью богатырскую, которая против медведя на честный бой выйти не убоялась. Или про трех смелых антилоп, которые загнали в ловушку сильного, но глупого льва? Герои и злодеи только среди людей и бывают, ну а звери по своим законам живут, и нечего их человеческими словами обзывать.
И хорошо, что мы не звери!
Под вечер, когда на привал устраивались, к костру снежный волк вышел. Близко-близко, рукой можно достать. И не подкрался ведь незаметно, а чинно, как благородный воин, подошел. Сто раз подстрелить могли, но всех интерес взял, чем встреча закончится. А волк посмотрел каждому в глаза, морду наклонил, зубы оскалил, улыбнулся значит, да прочь пошел. Выходит, мы что-то вроде перемирия заключили. Нас пообещали не трогать, мы приняли к сведению. Или, наоборот, это волчья хитрость такая — один знакомый мудрец всегда говорил, что волки да собаки людей умнее, только говорить не хотят. И действительно, человек сутками пашет, потом и кровью хлеб себе добывает, а собака сидит в конуре, иногда побрешет, миска рядом — ну и кто после этого лучше устроился? А ведь собаки — это просто ленивые волки, которым самим за добычей гоняться неохота, вот и приучили человека, чтоб их кормил да поил, на прогулку выводил.
Уже начинали мысли в голову закрадываться, что и вовсе перевал нестрашен, даже с ветром свыкнуться смогли, однако ночью к нам в гости те самые пауки пожаловали. Как мотыльки на огонь — штук десять в стаю сбились и к нашей пещере пошли. Хорошо, что дело в дежурство Тронгвальда было — эльфы в темноте лучше любой совы видят, а тут еще и луна яркая, за версту пауков углядел. А как добрались до нашего убежища, так мы их хлебом-солью и встретили!
— По глазам бей! — «посоветовал» Тронгвальду Алендас — сразу видно, большой специалист, в анатомии паучьей разбирается. Глаз у пауков до десятка бывает, пока все выколешь, съесть успеют. Хотя обычно шесть или восемь, но все равно много. Самый надежный способ любого паука обезвредить — лапы переломить. Их тоже восемь, но хрупкие они — если правильно в сочленение бить, то сами отваливаются. Только с ядовитыми жвалами да паутиночными бородавками нужно быть осторожнее, а то сам не заметишь, как в паутину укутает. В «шкуру» бить смысла вообще не имеет — только меч зря иступишь, а вот стебелек между головогрудью и брюшком перебить уже не так сложно…
