Андрей Евпланов - Чужаки
— Вот, — сказал он и в паузе шмыгнул носом. — Здесь все про этих греков написано.
Я взял книгу и стал ее листать. В ней было много фотографий статуй и картинок с множеством человечков, совсем голых, полуголых и одетых в простыни, как в бане. Человечки играли на свирелях, боролись, но чаще всего сражались. В руках у воинов короткие мечи и разрисованные, щиты, а на головах шлемы с высокими гребнями. Картинки нам с Митяем понравились, и мы стали рассматривать их внимательнее. Время от времени перекидывались замечаниями вроде «Во, дают» или «Смотри, смотри…»
— Это Ясон, — пояснял Жека таким тоном, как будто речь шла о ком-нибудь из его родственников. Он со своей командой отправился в Колхиду за золотым руном. Вот Кастор, Полидевк… Все из его экипажа. И знаете, кто еще там был?..
Мы смотрели на Жеку, как бараны на пастуха.
— Геракл, — сообщил он нам доверительно. — О нем дальше много будет…
Мы перелистывали страницы, разглядывали картинки, слушали Жеку и все больше понимали, что перед нами не простая книга, а новая игра, которой, может быть, суждено стать интереснее всех тех, о которых мы знали.
И мы даже не заметили, как стали читать про себя главу за главой. Я читал быстрее Митяя и все время его подгонял, а Жека все уже знал, но все равно читал с нами и успевал прочитывать каждую страницу еще два раза, пока я ждал Митяя.
Постепенно картинки стали оживать и мы оказывались то в море среди спутников Ясона, то на пиру у главного бога Зевса, то у стен Трои… И странное дело, вроде бы мы читали сказки со всякими чудовищами и превращениями, но принимали все всерьез, а не понарошку. О самых невероятных событиях здесь рассказывалось как о случаях в метро или, скажем, на Минаевском рынке. Так наши бабушки, когда мы были совсем маленькими, в долгих очередях за молоком или мукой рассказывали о своих соседях. С той лишь разницей, что в книге речь шла не о хулиганах и жуликах, а о благородных героях.
Правда, и герои вели себя иногда не совсем должным образом: лгали, напивались, похищали чужих жен, но при этом как-то ухитрялись оставаться благородными.
А вот боги, в этом смысле, подкачали. Во-первых, богов было слишком много, чтобы принимать их всерьез, во-вторых, они были наделены всеми человеческими пороками, хотя почему-то оставались бессмертными. К тому же они все время не ладили между собой и отыгрывались на людях.
Вообще, Олимп, в нашем представлении, напоминал коммуналку, тесно набитую склочниками, хапугами и алкоголиками. Но книга нам очень нравилась. И мы так зачитались, что бабушке пришлось несколько раз звать всех к обеду.
Даже Митяй, который никогда не ждал дополнительного приглашения к столу, был как-то рассеял.
После обеда мы сразу же ринулись дочитывать историю Троянской войны, и, только когда греки, забравшись в деревянного коня, проникли в Трою и захватили непокорный город, мы немного пришли в себя.
— Ну, что я говорил, — сказал Жека так, как будто это не греки, а он одержал победу.
— Этот Одиссей башковитый, — рассудил Митяй, — здорово он придумал с конем. Но если бы не богинька, им троянцев не одолеть.
— А давайте играть в греков, — предложил, наконец, Жека то, с чем к нам пришел, решив, видимо, что для этого настал самый подходящий момент.
— Мне за простынь влетело от матери, — засомневался Митяй. — Она сказала, что лапы мне отрубит, если я еще буду таскать из дому белье.
— На кой нам сдалась твоя простыня, — чуть ли не кричал Жека. — Мы сделаем себе мечи, луки и дротики как на картинках и станем преследовать троянцев.
Никто против этого не возражал. Оставалось только распределить роли и идти в чулан за дощечками для мечей. Но вот тут-то как раз и возникли трудности.
Жека предлагал мне быть Гераклом, ссылаясь на то, что я выше всех ростом и больше других могу подтянуться на турнике. Но я открещивался от этой роли руками и ногами.
— Ты же у нас самый сильный, — увещевал меня Жека, — и Геракл был самый сильный.
Но я не желал носить имя какого-то дуролома, который только из-за того, что ему медведь на ухо наступил, прибил учителя музыки, почитал за подвиг придушить какое-нибудь животное или выгрести навоз из конюшни. Геракл, наконец, просто не участвовал в Троянской войне, потому что к тому времени успел обзавестись бессмертием и осесть где-то в теплом местечке возле Олимпа.
Этот последний аргумент решил спор в мою пользу, и скрупулезный во всем, что касалось печатного слова, Жека согласился, чтобы я стал Ахиллом. Признаться, и Ахилл был мне мало симпатичен из-за своего капризного, почти девчоночьего характера, который удивительным образом сочетался с кровожадностью, но это все же был герой, который за друга мог подставить врагу даже свою уязвимую пятку. И я решил согласиться на Ахилла. Таким образом, сам собой решался вопрос с Митяем. Кому, как не ему, быть Патроклом, который, правда, прославился только тем, что был другом Ахилла, но зато быстро умер и не успел как-нибудь набедокурить.
Для себя Жека оставил роль Одиссея, мы могли оспорить его выбор, но не стали этого делать. В конце концов, у него, как у автора игры, могли быть какие-то особые права.
Мы уже хотели и Глеба за глаза назначить каким-нибудь Аяксом, но тут он сам заявился.
Глеб думал, что придет к нам и станет рассказывать про елку, а мы развесим уши, но не тут-то было. Мы так рьяно бросились объяснять ему условия новой игры, что он сразу забыл про елку. Но через несколько минут он уже попытался по своему обыкновению захватить инициативу.
— Решено, — сказал он погромче, чтобы было похоже, на приказ. — Играем в греческих героев. Я, чур, буду Манолисом Глезосом.
Глеб был в своем репертуаре, то есть, как говорится, не зная броду, лез в воду. Но уж на сей раз, нам казалось совсем не трудным поставить его на место.
— Такого героя не было, — сказал Жека тоном учителя, разоблачившего ученика, который списал неправильно решенную задачу. — Я прочитал всю книгу и могу спорить на что хочешь, что такого греческого героя не было.
— А вот и был, — не сдавался Глеб. — И даже сейчас живет.
— Этого не может быть, — настаивал Жека.
— На что хочешь спорим, — сказал Глеб. — Я собственными глазами в «Пионерке» читал, что греческого героя Манолиса Глезоса посадили в тюрьму. Он во время войны, когда Грецию захватили фашисты, поднял флаг над греческим Кремлем, а теперь его за это свои капиталисты посадили в тюрьму.
— А разве Греция и теперь есть? — спросил Митяй.
— А разве в Греции есть Кремль? — засомневался Жека.
Он подозревал, что Глеб все напутал, но доказать это тот час же не мог и потому растерялся. А Глеб это почувствовал, и его понесло:
— Вот чудаки, вы что же никогда не слышали про Манолиса Глезоса? Его посадили в самую страшную тюрьму, которая находится глубоко под землей, и не дают ему питания, а тюремщики издеваются над ним. А спит он на голом полу.
— Как же он все это переносит? — спросил Жека, который все еще надеялся, что Глеб запутается в своих рассказах. Но соперник его, видимо, был в ударе.
— На то он и герой, — сказал Глеб как ни в чем не бывало. — Разве в твоей книжке об этом не написано?
— Хорошо, — согласился Жека. — Пусть будет по-твоему, но как мы станем играть? Какое тебе нужно оружие?
— Он правда спит на полу? — спросил ни с того ни с сего Митяй.
Но никто ему не ответил. Все думали о том, как вооружить Глеба.
Наши древние, понятное дело, имели короткие мечи и дротики. А Манолис Глезос? Винтовку? Автомат?..
Мы стали предлагать разные виды оружия и спорить. Только Митяй молчал и думал о чем-то своем. И вдруг он сказал:
— А знаете, на полу спать очень холодно бывает, особенно когда из-под дверей садит. Давайте напишем ему письмо.
Мы сразу же прекратили свои споры и уставились на него выжидающе.
Так, наверно, во времена великих географических открытий моряки с какой-нибудь каравеллы «Нинья» глядели на своего товарища, который высмотрел невидимый пока что всем остальным берег, и крикнул: «Земля!»
— Давайте напишем Манолису, что знаем про него, — продолжал Митяй. — И еще про то, как мы вырастем и пойдем его освобождать, а потом сделаем так, чтобы никто не спал на полу.
Вот ведь задачу задал нам наш Митяй. Было над чем задуматься. Конечно, писание писем занятие куда менее увлекательное, нежели игра в войну, но ведь не каждый же день представлялась нашему брату возможность участвовать в событиях, которым может быть суждено войти в историю. В общем, колебались мы не долго. Первым предложение Митяя подхватил Глеб.
— Решено, — сказал он. — Напишем письмо. Сочинять будем все вместе, а записывает пусть Жека, у него хороший почерк. И ошибок он почти не делает.
— Это по-русски я пишу без ошибок, — возразил Жека, — а за греческий я не отвечаю.
