Валентин Леженда - Непобедимый эллин
— Но зачем он прислал тебя к нам, о сильнейший из мужей греческих? — гулко проухала правительница.
— Зачем? — Геракл глупо моргнул.
— Только не вздумай выложить ей всё как есть! — зло прошипел за спиной героя Софоклюс.
— А я забыл, зачем он меня посылал сюда, — весело ответил сын Зевса. — Помню лишь, как сказал мне Эврисфей: иди-ка ты, Геракл, куда подальше… Вот я и прибыл к вам в Амазонию. Дальше вроде как и некуда.
— Что ж, — кивнула Целлюлита, — меня удовлетворил твой ответ. Отдохни же с дороги и будь нашим почетным гостем. Ну а чуть позже мы закатим в твою честь чудесный пир, ибо велико наше щедрое гостеприимство.
— А можно наоборот? — попросил Геракл. — Сначала вы закатите пир, а потом я отдохну с дороги, но уже с набитым животом?
— Можно! — благосклонно прогудела царица, и почетных гостей повели в глубь дворца амазонок.
* * *— Геракл, слушай меня внимательно, — строго наставлял героя нервничающий Софоклюс. — Сейчас я тебе расскажу, как ты будешь соблазнять Целлюлиту, и не вздумай что-нибудь перепутать, никакой отсебятины!
— О нет, — простонал сын Зевса, разгуливая по роскошным гостевым покоям. — Я не желаю никого соблазнять! Сейчас будет пир, ну а потом… я ее как следует хрясну и мы с триумфом вернемся в Тиринф.
— Ты-то, может, и вернешься, — зло скривился историк, — а меня наверняка здесь и порешат.
— С чего бы это?
— С того, что ты герой, а я никто, уже сравнительно немолодой пьющий мужик.
— Ладно, валяй свой план, — скрепя сердце согласился Геракл. — Но чтобы никаких постельных сцен!
— До этого, думаю, у вас не дойдет, — задумчиво протянул Софоклюс и очень подробно поведал герою свой хитроумный план.
* * *И был пир.
Славный, что и говорить, пир. Не такой, конечно, как во дворце царя Адмета, но и ненамного хуже.
Как оказалось, амазонки тоже очень любили хорошо выпить и тут же за праздничным столом померяться друг с дружкой силой. Если бы не соблазнительные, обтянутые тонкой тканью груди, то тут то там мелькавшие среди пирующих, можно было подумать, что в зале гуляют славные мужи Греции, вернувшиеся в родной город после тяжелого, но удачного военного похода.
Действуя сообразно гениальному плану Софоклюса, Геракл старался особо не нажираться. Весело хохоча после очередной плоской армейской шутки царицы, могучий герой незаметно подливал в кубок Целлюлиты крепкое неразбавленное вино. Фемины вообще-то свое вино здорово разбавляли и потому хмелели не очень быстро.
«Сатир побери, — мысленно рассуждал трезвый как стеклышко сын Зевса, — ведь у меня что ни подвиг, то славная пьянка. Чуть ли не через день случается какой-нибудь пир. Так и здоровье ненароком подорвать можно!»
Что и говорить, весьма и весьма полезные мысли.
И вот, когда царица наконец сильно окосела, Геракл перешел к активным действиям.
То, что правительница «готова», стало ясно, когда в разговоре она начала именовать себя неким Эпилом, а к сыну Зевса обращаться исключительно как к Аргоне Быстроногой.
Достав из-за пазухи восковую дощечку, могучий герой, близоруко щурясь, горячо зашептал на ухо Целлюлите:
— О, Целлюлита, несорванный цветок божественного счастья…
Ниже мелким почерком дотошный Софоклюс приписал: «Произносить с придыханием!» Геракл плохо понял, что это значит, но на всякий случай тяжело задышал. Ведь бытовало же в Греции такое выражение: «он (она) к ней (к нему) неровно дышит». Скорее всего, это и имел в виду многоопытный в любовных делах хронист.
— Га? — отозвалась царица, слегка трезвея, что несколько противоречило изначальному плану.
— Я люблю тебя, о моя красавица… — поморщившись, прошептал могучий герой и незаметно сплюнул под стол, мысленно назвав правительницу «моим жирным окороком». При этом сын Зевса усиленно представлял изящную Алкестиду, которая была для него спасительным якорем в этой совершенно абсурдной ситуации.
— О Геракл… — мечтательно прохрипела Целлюлита, и глаза ее опасно заблестели.
Герой быстро заглянул в лежавшую на коленях дощечку.
— О Целлюлита, — с жаром произнес он.
— О Геракл…
— О Целлюлита…
— О Геракл…
— О Целлюлита…
«По-моему, их слегка заело», — недовольно подумал сидевший рядом Софоклюс.
— О Геракл…
— О Целлюлита…
Сын Зевса и сам почувствовал, что-то идет не так, и быстро нашел взглядом последнюю строчку, где присутствовала красивая смесь старогреческих и современных любовных слов. По мнению Софоклюса, такое признание должно было окончательно пленить царицу.
— Я агапо тебя! — выдохнул могучий герой. — О, мое фундомэнос паста! (Что означало: «Я любить тебя! О мое пышное пирожное!»)
Это последнее изречение окончательно добило (в переносном, положительном смысле) Целлюлиту, и она в порыве безудержной страсти гулко пророкотала:
— О, мой апалос аркуда, скорее поспешим в мою крэватокамара! (А это означало: «О мой нежный мишка, скорее поспешим в мою спальню!»)
— Софоклюс! — в отчаянии воззвал Геракл к историку. — Переведи…
С аппетитом поедая креветки, хронист поднял вверх большой палец: всё, мол, идет нормально.
— О Геракл…
— О Целлю…
Договорить сын Зевса не успел, так как внезапно был стиснут в жутких объятиях амазонки, слегка придушен, легко взвален на толстое плечо и в полуобморочном состоянии вынесен из пиршественного зала.
«Софоклюс, помоги…» — только и успел подумать несчастный, запоздало понимая, что с «придыханием» он, похоже, сильно переборщил.
* * *Как только царица уволокла Геракла в свои покои, одна из амазонок, с виду на редкость стервозная особа, резко встала со своего места и так обратилась к пирующим подругам гневным голосом:
— Неправду сказал вам Геракл! Вовсе он не забыл, зачем явился в Фемискиру. Он пришел к нам с коварным умыслом! Сатиров кобель хочет похитить нашу красавицу Целлюлиту и увезти ее рабыней в свой развратный гарем.
«Пожалуй, для такого подвига Гераклу понадобится небольшой подъемный механизм! — с ехидством подумал Софоклюс. — И хороший грузовой стовесельный корабль».
— Не дадим! — грозно подхватили амазонки. — Не позволим!
— Вперед, сестры! — истошно завопила подстрекательница, в которой никто из присутствующих не узнал спустившуюся с Олимпа Геру.
Тихонько забравшись под стол, Софоклюс на четвереньках покинул пиршественный зал.
Глава шестнадцатая
ГЕРАКЛ СПАСАЕТ ГЕСИОНУ, ДОЧЬ ЛАОМЕДОНТА
Потерянно блуждая по темным переходам дворца царицы амазонок, Софоклюс окончательно разуверился в благополучном исходе их опасного девятого приключения.
То и дело до слуха историка доносились воинственные крики бегающих где-то совсем недалеко пьяных разъяренных фемин. И о том, что они сделают с несчастным хронистом, когда его поймают, лучше было не думать.
Чуткий слух Софоклюса уловил звонкое лязганье оружия.
— Спартанцы, на нас напали спартанцы! — завизжала какая-то нервно неуравновешенная девица.
Историк приободрился. Внезапное нападение спартанцев им с Гераклом было очень даже кстати. Подкравшись к повороту длинного коридора, хронист воровато выглянул из-за угла.
За углом шла кровавая сеча не на жизнь, а на смерть. Софоклюс присмотрелся и, огорченно вздохнув, побрел своей дорогой, мечтая оказаться как можно дальше от места битвы. Пьяные воительницы дрались друг с другом.
— В армии спартанцев тоже женщины! — радостно неслось вслед историку. — Дави врага, сестры!
Свернув в самый темный коридор, Софоклюс был тут же сбит с ног некой несшейся сквозь тьму силой.
«Ну вот и всё!» — только и успел сокрушенно подумать историк.
— Софоклюс! — удивленно воскликнул, останавливаясь, Геракл. — А я тебя уже битые десять минут ищу, по дворцу амазонок бегаю. Знаешь, здесь началось настоящее сражение, я ни сатира не пойму, но надо смываться!
— Ты добыл пояс? — спросил хронист, со стоном поднимаясь с мраморного пола.
— Ну, еще бы! — И сын Зевса продемонстрировал Софоклюсу какую-то переливающуюся узенькую полоску.
— И как же тебе это удалось?
— Да запросто!
— А точнее?
— Я всё-таки ее хряснул! — пояснил могучий герой, невероятно довольный собою.
— О боги, бежи-и-и-и-им! — истошно завопил историк и, забыв о боли в суставах, бросился наутек.
Дворец Целлюлиты горел.
Эллины выскочили из него очень вовремя, как раз за пару минут до того, как обвалился пылающий фасад величественного здания.
— Однако круто разгулялись эти амазонки! — на бегу восхитился сын Зевса. — У нас в Греции так гулять не умеют: с разрушениями, с поджогами и битвой с воображаемым невидимым врагом!
В голосе героя сквозила откровенная мечтательность, неприкрытая тоска по настоящим, запоминающимся на века пирам.
Далеко в ту ночь убежали греки и остановились лишь на самом берегу моря. Там они обнаружили небольшую аккуратную лодку и спящего в ней лохматого рыбака. Совершенно было непонятно, почему рыбак мужского пола и что он делает в стране амазонок.
