Терри Пратчетт - Монахи истории. Маленькие боги (Мелкие боги)
Тысячи принесли в жертву великую славу. Мне, мне, мне. Как тебя звали? — закричал Ом. Звали?
* * *
Горячий ветер подувший над пустыней передвинул несколько песчинок. Эхо потерянного бога улетело, вновь и вновь перекувыркиваясь, пока исчезло среди камней. Где ты?
Нет ответа. Вот так и случается, подумал Ом. Быть маленьким богом плохо, однако в это время ты едва ли осознаешь, что это плохо, ибо лишь смутно осознаешь что-либо вообще, но все время существует нечто, что является, возможно, зародышем надежды, знания и веры, что в один день ты можешь стать чем-то большим, чем ты сейчас. Но куда как хуже быть богом в прошлом, а теперь — не более, чем кучкой туманных воспоминаний, носимой туда-сюда по песку из искрошившихся камней твоих святилищ…. Ом повернулся и, на коротких толстых лапках зашагал целеустремленно назад в пещеру, пока подошел к голове Бруты, которую он и боднул. — Ась?
— Просто проверяю, жив ли. — Фгфл. — Хорошо. Пошатываясь, Ом направился обратно на свой пост у входа в пещеру. Говорят, что в пустынях бывают оазисы, но они никогда не бывают в одном месте дважды. Пустыня не картографична. Она пожирает картографов. Этим занимаются львы. Ом помнил их. Тощие, не похожие на львов Ховондаландских степей. Скорее волк, чем лев, скорее гиена, чем что-либо другое. Не смелые, а с какой-то злобной, мускулистой трусостью, куда более опасной… Львы. Ой-ей…. Ему надо найти львов. Львы пьют.
* * *
Брута проснулся, когда послеполуденный свет тащился через пустыню. Во рту был привкус змеи. Ом бодал его ногу. — Ну, давай, давай, ты теряешь лучшую часть дня. — Есть вода? — слабо пробормотал Брута. — Будет. Всего в пяти милях. Удивительная удача. Брута заставил себя встать. Каждый мускул болел. — Откуда ты знаешь?
— Я это чувствую. Я — бог, знаешь ли. — Ты говорил, что можешь чувствовать только мысли. Ом выругался. Брута ничего не забывал. Это сложнее, соврал Ом. — Верь мне. Пошли, пока не смерклось. И не забудь Мистера Ворбиса. Ворбис лежал свернувшись. Он взглянул на Бруту несфокусированными глазами, встал, когда Брута ему помог, как человек все еще спящий. — Думаю, его могли ужалить, сказал Брута. — Есть морские животные с жалом. И ядовитые коаллы. Он продолжает шевелить губами, но я не могу разобрать, что он пытается сказать. — Возьми его с собой, сказал Ом. — Возьми его с собой, ох, да . — Прошлой ночью ты хотел, чтобы я его оставил, сказал Брута. — Разве? — сказал Ом, весь его панцирь лучился невинностью. — Ну, может быть я побывал в Этике. Что-то изменилось в моем сердце. Я вижу, что он с нами с определенной целью. Старый добрый Ворбис. Возьми его с собой.
* * *
Симони и двое философов стояли на вершине скалы, глядя через иссушенные угодья Омнии на далекую скалу Цитадели. Двое из них, по крайней мере, смотрели. — Дайте мне рычаг и место встать, и я разобью это место, как яйцо, сказал Симони, ведя Дидактилоса вниз по узкому проходу. — Выглядит большой, сказал Урн. — Видишь отблеск? Это те двери. — Выглядят массивными. — Я спрашивал, сказал Симони, — о корабле. Как он движется. Нечто в этом роде могло бы разнести ворота, верно?
— Пришлось бы затопить долину. — сказал Урн. — В смысле, если бы оно было на колесах. — Ха, да, сказал Урн саркастически. Был долгий день. — Да, если бы у меня была кузница, полдюжины кузнецов и куча помощников. Колеса? Нет проблем, но…. — Надо будет посмотреть, сказал Симони, что мы сможем сделать.
* * *
Солнце опустилось к горизонту, когда Брута, обвивая рукой плечи Ворбиса, достиг следующего скалистого островка. Он был больше, чем тот, со змеей. Ветер придал камням неприятную, вытянутую форму, и они торчали, словно пальцы. Здесь были даже деревья, приютившись в расселинах между камнями. — Где-то тут есть вода, сказал Брута. — Всегда есть вода, даже в худших из пустынь, сказал Ом. — Дюйм, ох, может, два дюйма дождя в год. — Я что-то чую, сказал Брута, ступая ногами по песку и хрустя известняком вокруг валунов. — Что-то отвратительное. — Подними меня над головой. Ом оглядел скалы. — Правильно. Теперь опусти меня обратно. И иди к той скале, которая выглядит, как… которая выглядит очень необычно, действительно. Брута взглянул. — Действительно, прокаркал он, в конце концов. — Удивительно, что может сделать ветер. — У ветра есть чувство юмора, сказал Ом. — Однако, оно довольно приземленное. Около основания скалы огромные плиты, наваленные за долгие годы, создавали зубчатую насыпь с темными зевами то тут, то там. — Этот запах, начал Брута. — Возможно, животные приходят пить воду, сказал Ом. Нога Бруты поддала нечто желтовато-белое, что покатилось прочь среди камней производя звук, как мешок кокосов. Звук громко раскатился в удушающе-пустой тишине пустыни. — Что это было?
— Определенно, не череп, соврал Ом, не волнуйся… — Здесь всюду кости!
— Да ну? А чего ты ожидал? Это пустыня! Люди здесь умирают! Это очень популярное времяпровождение в здешних местах!
Брута поднял кость. Он был, как он сам отлично знал, туп. Но люди, после того, как умирают, не грызут собственных костей. — Ом… — Здесь есть вода! — кричал Ом. — Она нам нужна! Но… возможно, есть небольшие препятствия!
— Препятствия какого рода?
— Природные опасности!
— Вроде…?
— Ну, знаешь львов? — в отчаянии сказал Ом. — Здесь есть львы?
— Ну… слегка. — Слегка львы?
— Всего один лев. — Всего один… — …исключительно одиночное создание. Самые опасные — старые самцы, вытесненные молодыми соперниками в самые негостеприимные регион. Они злобны и хитры, и по крайности своего положения теряют всякий страх перед людьми… . Память испарилась, позволяя двигаться голосовым связкам Бруты. — Какой?
— Если он сыт, он не обратит на нас никакого внимания, сказал Ом. — Да?
— Они тогда засыпают. — После поедания…?
Брута оглянулся на Ворбиса, тяжело осевшего на камень. — Поедания? — повторил он. — Это было бы милосердием, сказал Ом. — Ко льву — да! Ты хочешь использовать его как наживку ?
— Он не переживет пустыни. В любом случае, он поступил много хуже с тысячами людей. Он умрет во имя благой цели. — Благая цель?
— Мне это угодно. Раздалось рычание, где-то среди камней. Оно не было громким, но в нем слышалась сила. Брута попятился. — Мы не бросаем львам людей просто так!
— Он бросает. — Да. Я — нет. — Отлично, мы взберемся на вершину плиты и когда лев примется за него, ты сможешь размозжить ему голову камнем. Он, скорее всего, удерет с рукой или ногой. Этого он не упустит. — Нет! Нельзя поступать так с людьми только потому, что они беспомощны!
— Знаешь ли, я не мог выбрать лучшее время!
Из-за каменной гряды раздался еще один рык. Он звучал громче. Брута растерянно взглянул вниз, на разрозненные кости. Среди них, полускрытый мусором, лежал меч. Он был старый и не очень хороший, и изъеденный песком. Он робко поднял его за лезвие. — Другой конец, сказал Ом. — Знаю!
— Ты умеешь им пользоваться?
— Не знаю. — Я крепко надеюсь, что ты учишься налету. Лев появился, медленно. Львы пустыни, как уже было сказано, не похожи на степных львов. Они были похожи, когда великие пустыни были зелеными рощами. (т. е. до того, как жители позволили козам пастись повсюду. Ничто так не создает пустынь, как козы. ). тогда можно было почти весь день (но не достаточно) величественно лежать, в промежутках между почти регулярным употреблением козлятины. Но рощи перешли в кустарники, кустарники перешли в, так скажем, более жидкие кустарники, и козы, и люди, и, под конец, даже города, исчезли. Львы остались. Почти всегда есть, что есть, если ты достаточно голоден. Людям по-прежнему приходится пересекать пустыню. Тут есть ящерицы. Тут есть змеи. Это трудно назвать экологической нишей, но львы накрепко обосновались в ней, как неумолимая смерть, поджидающая большинство из тех, кто встретился с пустынным львом. С этим уже кто-то повстречался. Его грива были спутанной. Его шкуру полосовали старые шрамы. Он потащился в сторону Бруты, волоча бесполезную заднюю ногу. — Он ранен, сказал Брута. — Ох, хорошо. И это такая куча еды! сказал Ом. — Пусть, немного жестковат, но…. Лев рухнул, его грудная клетка, напоминающая сушилку для посуды, тяжело вздымалась. Из его бока торчало копье. Мухи, которые всегда, в любой пустыне находят, что поесть, поднялись роем. Брута положил меч. Ом втянул голову в панцирь. — О, нет, пробормотал он. — В мире двадцать миллионо в людей, а тот единственный, который в меня верит, самоу…. — Мы не можем бросить его вот так, сказал Брута. — Можем. Можем . Это лев. Львов оставляют . Брута встал на колени. Лев открыл один покрытый коркой желтый глаз, слишком ослабший даже чтобы его укусить. — Ты же умрешь, ты же умрешь . Я не смогу найти никого , кто бы верил в меня, тут…. Знания Бруты по анатомии животных были рудиментарными. Хотя некоторые инквизиторы обладали завидными знаниями внутренностей человеческого тела, что недоступно тем, кто не располагает возможностью вскрывать его, пока оно еще функционирует, на медицину как таковую в Омнии смотрели неодобрительно. Но повсюду, в каждой деревне, был кто-то, кто официально не вправлял костей и кто не знал самой малости об определенных растениях, и кто стоял вне досягаемости Квизиции, благодаря хрупкой благодарности пациентов. И каждый крестьянин располагал крупицами знаний. Острая зубная боль способна сломить даже самых стойких в вере. Брута ухватился за рукоять копья. Лев зарычал, когда он пошевелил его. — Не мог бы ты поговорить с ним? — сказал Брута. — Это животное. — Как и ты. Ты можешь попытаться его успокоить. Ибо если он возбудится… Ом аж коготками зацарапал от сосредоточенности. В действительности, мысли льва не содержали ничего, кроме расширяющейся туманности боли, заволакивающей даже фоновый голод. Ом попытался обуздать боль, заставить ее улетать… и не думать о том, что случится, если когда она пропадет. Судя по обстоятельствам, лев не ел много дней. Лев заворчал, когда Брута вытащил наконечник дротика. — Омнийский, сказал он. — Он тут недавно. Он должен был встретить солдат по пути в Эфебу. Они должны были проходить недалеко. он оторвал еще одну полосу от своей рубахи и попытался прочистить рану. — Мы хотим его съесть, а не вылечить! — кричал Ом. — О чем ты думаешь? Ты думаешь, он будет тебе благодарен?
