Гай Юлий Орловский - Ричард Длинные Руки - принц
— А как, — проговорил он шепотом, — с принцессой?
— А что с нею?
Он сказал с неловкостью:
— Ей будет страшно.
— Понимаете ли, — сказал я заговорщицки, — у эльфов есть такая особенность… Если с ними находиться в тесном контакте, очень тесном, весьма даже, то вот я, где бы ни находился, буду знать, что здесь и как кто на столе голым пляшет.
У него глаза полезли на лоб.
— Ого… Простите, ваше высочество.
— И если вдруг сочту необходимым вмешаться, — сказал я, — то появлюсь мгновенно. Потому эта эльфийка — мои глаза и уши здесь.
Он шумно выдохнул воздух.
— Вот она, оказывается, зачем… А я думал, для красоты…
— Красота, — заявил я, — в первую очередь! Ибо кто мы без красоты? Но и для пользы, мы же политики?
Он замер, показывая, что не смеет больше тревожить мое высочество глупыми вопросами, а я пошел к выходу, прикидывая, что на эльфийку пока что смотрят с почтительным восторгом, как на нечто диковинно прекрасное, но, думаю, со временем привыкнут и будут гордиться, что у них на королевском троне такое вот чудо.
Пожалуй, в Ламбертинии проявится наиболее четко то, что я тайком вынашиваю в наглых планах. Тот, кто на троне, должен царствовать, но не управлять. Управлять должен парламент, Совет Мудрых или как его ни назови, но именно коллектив, когда дурь одного гасится совместными усилиями коллег, и потому при обсуждении любого вопроса решение получается сбалансированным и наиболее приемлемым.
ГЛАВА 12
Бобика оставить не удалось, он как только услышал, что я лишь туда-обратно, потому его оставляю охранять эльфийку, она же чешет и гладит, тут же исчез, явно на кухню, я спокойно поднялся в седло, повернул Зайчика мордой к выходу из сада и через несколько минут, проскочив по городу, выметнулся из-под арки городских ворот.
Зайчик идет красивым ровным галопом, ему нравится вот так мчаться и чувствовать себя властелином времени и пространства на свой манер, когда никакой зверь не обгонит, даже птица окажется позади, и только ветер мог бы посостязаться, но таких ветров здесь не бывает…
Внезапно рядом появилась густая черная тень, ухваченная краешком глаза. Я повернул голову: рядом мчится Бобик, очень собранный, преданный, послушный, замечательный…
— Морда, — сказал я с чувством, — как ты мог отказаться от кухни и чесания?
Он на ходу вскинул морду и, убедившись, что не сержусь, заулыбался во всю пасть и припустил так, что моментально исчез из виду. Мы с Зайчиком не успели одолеть и полмили, как он снова появился, уже с толстым гусем в зубах, что еще слабо трепыхает крыльями, и начал совать мне в руки.
Затем мы мчались и мчались навстречу ветру, пока Бобик далеко впереди не выскочил на вершину холма и не замер в непривычной для него позе охотничьего пса: подавшись вперед и поджав переднюю лапу.
Мы взлетели следом, я охнул, а Зайчик, как мне показалось, тоже подался вперед и приподнял переднее копыто.
Огромное поле покрыто массой сражающихся людей, все смешалось, только с этой стороны еще сохранились отдельные отряды под своими знаменами, что держатся вместе и выполняют команды своих лордов.
Кроме знамен турнедцев, армландцев и шателленцев, как же без них, я различил и пару знамен, которые меньше всего ожидал увидеть, — на них ламбертинские гербы.
— Вперед, — сказал я Зайчику. — А ты, морда хитрая, драться не смей. Беги сразу в наш лагерь…
Зайчик рванулся, не дав мне дочитать Бобику нотацию, я едва успел выхватить меч, как мы оказались на поле боя.
Многие воины, узнав меня, заорали ликующе:
— Ричард с нами!
— Ура Ричарду!
— Ричард — победа!
Я пустил коня в гущу схватки, там еще отбиваются люди под знаменами восставших лордов, но там везде по полю бои заканчиваются, я попал к шапочному разбору.
— Всем бросить оружие! — прокричал я страшно. — Кто смеет противиться мне?
Я орал настолько уверенно, что даже сам ощутил в себе эту мощь, расту, а все сцепившиеся здесь в бою опустили мечи, после чего одни бросили их на землю, другие убрали в ножны.
— Что за дурь? — крикнул я. — Марш с поля!.. Война окончена!.. Хлеб надо выращивать, коров пасти, державу строить, а не по головам друг друга лупить!..
Не дожидаясь ответа, я повернул Зайчика и послал его в галоп, оба мы уже рассмотрели вдали воинский лагерь с двумя десятками шатров в центре.
Бобик уже там, по нему я и отыскал шатер лорда Бредли. В лагерь уже начали возвращаться легкораненые, я оставил Зайчика и поспешил обратно на поле боя.
Последние, что сражались особенно яростно, наконец тоже бросили оружие, им велели заложить руки за спину и отвели на край поля, где они угрюмо сели на землю, почти не глядя друг на друга и даже не интересуясь своей участью.
Облака из пурпурных превратились в багровые, а небо из голубого стало фиолетовым, затем на нем зажглись первые звезды.
На краю побоища люди Бредли разожгли костры, лекари перевязывают раненых. Я все еще ходил сперва по полю, разговаривал, подбадривал, похлопывал по плечам, пока самого не стала колотить дрожь, а внутри разрослась большая глыба льда.
У костра, где я присел, мне сунули в руки большую жестяную чашку с травяным настоем, я жадно хлебнул горячее пойло, но зубы продолжали стучать, а плечи подергивались в судорогах.
Один из старых воинов сел рядом и, обняв за плечи, придерживал кружку, пока я пил.
— Не перестарайтесь, ваше высочество, — сказал он с грубой прямотой старшего младшему. — В этом деле можно тоже надорваться.
— Да я и так только самых тяжелых, — пролязгал я зубами. — Ничего… еще кружку… и отойду.
С другой стороны подали куски жареного мяса на прутике, я с жадностью вгрызся, чувствуя, как живительная сила тут же начинает вливаться в мое застывшее тело.
Послышался стук копыт, с измученного коня, с удил которого срываются желтые клочья пены, соскочил Бальдфаст Бредли, собранный и угрюмый, я его не видел иным, подошел быстро, но заметно прихрамывая.
Доспехи в свежих насечках, шлем чуть помят, но выглядит он все так же строго и бодро.
— Сэр Бредли, — сказал я.
— Ваше высочество…
— Сэр Бредли, — проговорил я, — вы действовали очень умело. Только не нужно так уж личным примером! Армия теряет боевой дух, когда погибает командующий.
Он ответил с легким поклоном:
— Да-да, вы правы, ваше высочество, а мне совсем почудилось, что это вы ворвались в самую гущу схватки…
— Гм, — сказал я, — ну… я же тут чужак, моя гибель ничего бы не изменила… Ладно, оставим эту тему, доложите о нынешней ситуации. Кстати, я вижу в рядах ваших войск и ламбертинцев?
— Ваше высочество, — сказал он, — это добровольцы, что выразили желание помочь правому делу. Позвольте представить вам сэра Карла-Антона Боллейна и виконта Константина Хайгелорха…
Он обернулся, сделал рукой приглашающий жест. От группы рыцарей, что беседовали в стороне и поглядывали в нашу сторону, отделились двое в полных доспехах, укрывающих даже фаланги пальцев, и направились к нам.
Я рассматривал обоих внимательно: первый выглядит немолодым, но строен, чувствуется порода, под камзолом явно мышцы, а не жирок придворных, глаза блестят живо, усы подстрижены коротко, на них кое-где иней седины, но брови абсолютно черные.
Второй — крепко сбитый мужик, массивный, но не толстый, очень серьезный, смотрит исподлобья, борода черная, поднимается до самых глаз, делая его лицо недобрым и даже зловещим.
Оба преклонили колени и склонили головы.
Я сказал:
— Лорды…
Они ответили в один голос:
— Ваше высочество…
— Не вставайте, лорды, — велел я.
Все на меня поглядывают с ожиданием, а я вытащил меч из ножен, приблизился к ним и спросил первого:
— Ваше имя?
— Карл-Антон Боллейн, — отрапортовал он, — ваше высочество. Баннерный рыцарь!
Я ударил его мечом плашмя по плечу и сказал торжественно:
— Я, принц Ричард, волею избравших меня и присягнувших мне дарую вам титул виконта, сэр Боллейн!.. Можете встать, виконт.
Он вскочил, ликующий и сияющий, в глазах счастье перемешивается с недоверием, что получил титул, когда совсем не ожидал, а я повернулся ко второму коленопреклоненному.
— А вы, как я понял, виконт Константин Хайгелорх?
— Да, ваше высочество!
Я ударил его мечом по плечу и сказал так же медленно и строго:
— Я, принц Ричард, волею избравших меня и присягнувших мне дарую вам титул барона, сэр Хайгелорх!.. Можете встать, барон.
Он вскочил с легкостью, хотя доспехи на нем посечены, а опускался на колено с некоторым трудом.
— Ваше высочество!
Я вскинул ладонь, прерывая благодарности.
— Вы сделали великое дело. Ощутив, на чьей стороне правда, вы поступили по велению совести и чести, игнорировав мелкие и простенькие призывы встать под знамена мятежников, что принесли бы королевству только горе. Такое свойственно только очень честным и сильным людям, способным поступать как надо, а не как говорит и настаивает большинство!.. Идите оба и отпразднуйте.
