Андрей Ангелов - Безумные сказки Андрея Ангелова. Книга третья

– Да пошёл ты нахер! – взвизгнул голос раздатчицы.

– Прости тебя Господь, – я отошел к кассе.

– Я не нуждаюсь в Его прощении! – ударил меня в спину вопль. – Он забрал у меня сына! Слышишь ты, чёртов святоша!?

Я всё-таки обернулся. Раздатчица высунулась из своего окошка, яростно глядя мне вслед, перед носом какого-то юноши в очках. Потом баба погрозила мне кулаком и вдвинула разгневанную харю назад – в окно.

Люди теряют близких, вместе с ними теряют и веру. Так бывает. Они не хотят понять, что Господь творит только добро, а смерть родного человека, причём несправедливая с нашей точки зрения, не Его рук дело. Другой вопрос, что Бог это допускает. Однако, в конце концов, Он наделил нас свободой полного самоопределения и не может слишком часто вмешиваться в человеческое бытие, иначе Его замысел насчёт людей потеряет смысл.

Я рассчитался на кассе и с разносом в руках направился в обеденный зал, выискивая глазами пустое место. Сделал шаг, второй, третий… На четвертом шаге я столкнулся с человеком, он вынырнул откуда-то сбоку и ткнулся в мой разнос. Мой обед закачался, суп поплескался, лапша посыпалась, компот полился… Человек мгновенно оценил ситуацию и его сухие ладони твердо легли поверх моих задрожавших рук. Таким образом, большая часть обеда была спасена.

Моим недоумённым очам предстали проницательные глаза, изящный жёсткий рот, гладко выбритый подбородок… Незнакомец был примерно одного со мной роста. Мы разглядывали друг друга всего пару секунд, потом он сказал с легкой ухмылкой:

– Прости меня, святой отец! – подмигнул, отпустил мои руки и отошел к бару. Я непроизвольно глянул вслед, отметил на нём комбинезон абсолютно синего цвета. Человек подошел к стойке магазина и попросил у бармена:

– Дай-ка мне, приятель, бутылку кваса! И не открывать, строго с собой!

Свободный столик я нашел практически сразу. Разгрузился и в течение 10 минут съел всё, кроме котлеты. Я находился в добровольном посту в связи с поездкой к самому патриарху, а пост не допускал кушания мяса. Но не пропадать же добру?… Котлету можно отдать бомжу или бездомному животному. Я допил чай, потом завернул котлету в салфетку. Немного посидел, отдыхая от еды, бездумно скользя взглядом по залу.

Странно, но за время моей трапезы ни один человек не изъявил желания сесть рядом. Зал переполнен, мой же столик самый ближний к кассе. Неужто, это я такой страшный, в своём наряде и с бородой?… Я улыбнулся про себя, встал и, подхватив разнос с грязной посудой и котлетой – хотел понести его к окошку. Нога… зацепилась за боковой стул, чуть выдвинув его из-под стола. И я увидел, что на спинке этого стула, на кожаном ремешке, висит изящная подзорная труба. Где-то тридцати сантиметров длиной, без футляра. Через несколько секунд сей предмет был мною ощупан и подвергнут поверхностному осмотру. С первого взгляда было ясно, что данный атрибут – антиквариат, кем-то забытый. Оглядка по сторонам мало мне помогла, но натолкнула на мысль подойти сначала к кассиру, а после к бармену – в магазине напитков.

– Скажите, пожалуйста, вы возвращаете потерянные вещи? – спросил я на кассе. Поток посетителей уже схлынул и кассир занималась разглядыванием своих красивых длинных ногтей.

– Вы что-то потеряли? – сказала она, не поднимая глаз.

– Нет, нашёл и хочу вернуть…

Кассир с ленцой подняла подведенные очи, скучающе провела взглядом по моей руке с раритетом, и выдала, зевая:

– У нас пункт питания, гражданин, а не пункт приёма потерянных вещей. Вам нужно обратиться в ментуру.

– А где ментура, не подскажете? – вопросил я с надеждой.

– Не подскажу, – кассир дернула плечиком. – Ни разу не было нужды туда обращаться.

С барменом разговор вышел гораздо короче: он с ходу предложил мне за найденный антиквариат 20 долларов, а когда я отрицательно качнул головой – то потерял ко мне интерес.

Дорогу в «ментуру» я разузнавать не стал, так как внезапно меня потянуло на любопытство. Нечаянно – возле начала широкого края подзорной трубы, на дереве, по периметру, я увидел выбитую надпись. Золотые буквы были вкраплены в дерево.

– Грехи Москвы?… Нет, Моско-вии. Грехи Московии!? – удивился я, читая надпись по слогам. Когда прочел – то понял, что надпись на персидском языке, который я учил с целью концентрации воли и внимания.

Я удивился и поймал озвученное любопытство. Промелькнула, правда, мысль о малодушии, но я постарался её не заметить. Как позже выяснилось – малодушия тут всё же не было, а был – Божий промысел. Я купил пакетик у бармена, завернул в него находку. Вернулся в гостиницу. Скорее всего, Элю по возвращении я не видел, точнее – не увидел, и о её реакциях рассказать не получится. Моя голова была занята найденным прибором.

Я закрыл дверь номера на плотный оборот ключа, сел на кровать и рассмотрел прибор, трогая его своими длинными пальцами, с аккуратными подстриженными ногтями. Я ухаживал за руками, осознавая, что руки священника – важный инструмент Господа. Руками держат Библию, ими причащаются и их дают целовать прихожанам.

– Грехи Московии!.. – вновь пробормотал я, щупая надпись и около надписи. – Что это значит?… Может, ответ внутри?…

Я поднес подзорную трубу к правому глазу и увидел в объективе кипельно-белую стену с ровными рядами окон, завешанными аккуратными чёрными шторами. А подушечки пальцев словно проткнули мелкие иголочки. Ощущение было скорее приятное, нежели болезненное…

– Ничего так себе ответ! – вскричал я, машинально отдергивая прибор от лица. И вновь перед глазами гостиничный номер, с гостиничной обстановкой и прочими атрибутами гостиницы. Неведомая стенка исчезла. Я совершил ряд тех самых действий, кои совершают все люди, когда лицезреют то, что не поддаётся их пониманию. Потряс головой, сглотнул и выдохнул… тупо посмотрел на находку, а потом кругом. Вероятно, это всё рефлексы, что заложены в теле каждого человека на генном уровне. Алгоритм действий прописал, конечно, Бог. Универсальный…

Находка не кусается, но показывает странные вещи. А может и вполне себе чудо?… Нельзя про чудо сказать – почему же это чудо. Его можно только принимать как данность и наслаждаться им.

– Попробуем… – с надеждой сказал я и вновь приставил прибор к правому глазу. Опять проступила кипельная стена с множеством окон за черными занавесками. Я приподнял окуляр, устремляя его к потолку… потом повернул вправо и влево… наклонил к полу… – кипельная стена тянулась в окуляре беспрерывно и ровно, как будто и не было движений объектива.

Мне стало казаться, что я окружён невидимой стенкой со всех сторон!.. В общем, так и было. Встань и наступишь на окно, недоступное глазу. Я действительно встал и сделал неуверенный шаг вперед – держа прибор у глаза. Пальцы скользнули по надписи и… буквы крутанулись вокруг своей оси. Надпись оказалась неким кольцом из металла, скрепляющим части прибора. Послышался негромкий щелчок. Я увидел близко-близко одно из многочисленных окон, занавеси на нём исчезли (будто их убрала невидимая рука)… И вот передо мной комната, посреди коей стоит круглый обеденный стол под скатертью. За ним восседали три человека: мужчина, женщина и сын. Семья!

Комната, по всей видимости, являлась обеденным залом, что подразумевало наличие ещё и кухни, где еда прежде готовится. И стопроцентно готовится кухаркой. На столе: торт, вазочка с шоколадными конфетами, маленькая бутылка дорогого вина и кофейник, сигареты и спички.

Картина напоминала идиллию, если не брать во внимание черные шторы, кои её и оттеняли. Но более странным было то, что… в этой богатой комнате просто кишело замками и цепями! Телевизор, часы на стене, ковер на полу, шкаф-сервант с бонбоньеркой, и даже стулья с семьей… все эти предметы интерьера были намертво соединены со стеной, батареей и полом, – с помощью озвученного железа. Явно, чтобы не украли. Какой-то странный и дикий гротеск, пока непонятный…

Вовик внешне являлся классическим терпилой: понурый взгляд, в котором таятся слабые остатки былого бунтарства. Сутулые плечи. Немного неуверенные движения, – перед собственно движением всегда секундная пауза. Лет 30–33.

Алиса – это конкретно купчиха. Лет 40, этакая самодовольная стерва. Повадки и тон голоса под стать барственному взгляду.

Гоша – мальчик лет 12, рассудительный негодяй.

За столом стоял ещё 1 пустой стул. Мужчины уплетали торт за обе щеки, слышалось жадное чавканье! Женщина то нервно постукивала вилочкой, то нетерпеливо смотрела на наручные часики… её кусок торта был нетронут. Наконец, она сказала резко:

– Гоша, не чавкай!

– Я кушаю, как умею! – тут же отозвался малолетний хам. – А если тебе не нравится мое чавканье, можешь выйти и… жрать где-нибудь в другом месте!..

– Кто дал тебе право грубить со мной? – удивилась Алиса. Не медля перегнулась через стол и ловко схватила мальчишку за ухо.