Сергей Чехин - Белый орк
— Мы услышали тебя, Грум, — подытожил старец. — Пусть говорит обвинитель.
— Если бы не Аль… раб, обвинитель ничего не смог бы сейчас сказать. Стрелу никто не крал, мои охотники опоздали к ужину, поэтому не отравились и лагерю не угрожала беда. А за побег я накажу своего раба сама.
Грум протянул лапищу к лицу — якобы почесать нос, но Шайн видел, что толстяк прячет ехидную улыбку.
Брови Горрана поползли вверх. Суровое лицо на краткий миг стало удивленным и совсем не страшным.
— Тарша? — переспросил брат.
— У меня все.
К разговору подключились старейшины, играющие роль присяжных заседателей. Альберт понятия не имел, что орочьи судилища имеют много общего с людскими и надеялся, что это не последнее приятное открытие.
— Пришло время открыть душу всемогущим повелителям. Если они не пошлют нам знак — стало быть, с решением согласны. Кто за то, что раба нужно казнить?
Вверх взметнулись всего две руки.
— Кто за милосердие?
Шайн ожидал увидеть лес рук, но за него вступилось всего пять стариков. Остальные предпочли сохранить нейтралитет. Или процесс показался слишком предвзятым, или не пожелали выгораживать перед "духами" человека-пленника. Впрочем, и такой результат дипломата более чем устраивал.
Некоторое время собравшиеся сидели тихо, ожидая какого-то знака. Подуй в этот момент сильный ветер или грянь гром — и судьба раба сложилась бы иначе. Но духи проявили свою благосклонность.
— Можешь идти, — обратился Горран к сестре. — А нам надо кое-что обсудить.
Альберт вышел из шатра вслед за хозяйкой и сладко потянулся. Он еще до конца не осознавал, что ему довелось пережить.
— Спасибо, — широко улыбнувшись, сказал Шайн спасительнице.
Тарша на улыбку не ответила. Резко и очень больно ударила раба в живот — прямо в солнечное сплетение. В глазах потемнело — охотница явно не сдерживалась и врезала от души.
— Еще раз ты сделаешь что-то подобное — и я скормлю тебя Стреле. И прикажу жрать медленно, начиная с ног. Ты все понял, бледная собака?
— Да, — прохрипел Альберт.
— А теперь иди и вычеши волчицу. Как следует.
Получив костяной гребень, раб вернулся к клетке и подозвал зверя. Стрела как и прежде радостно подбежала и завалилась на бок, взбивая пыль хвостом. Хоть Шайн и чесал ее два дня назад, перечить рассерженной хозяйке не посмел — чего доброго еще раз в дыхалку даст. Но клетка стояла рядом с котлом, куда ветерок постоянно относил рыжие космы. Так что пленника вскоре выдворили на за крайний шатер, приставив для охраны молодого орка с копьем.
Спустя полчаса сиденья на одном месте парень заскучал и принялся расспрашивать Альберта о всякой ерунде.
— Слушай, раб, а правда, что люди живут в больших каменных коробках?
— Кто в каменных, кто в деревянных, — ответил Шайн и сплюнул попавший на язык волчий волос.
— А правда, что человеческих детенышей с самого детства заставляют ходить к шаманам и учиться магии?
Альберт усмехнулся.
— Если под магией ты подразумеваешь чтение и письмо — то да.
— Красиво ты говоришь. Как шаман. Но зачем уметь красиво говорить, если надо хорошо драться копьем и топором?
— Иногда слово сильнее оружия. Уж поверь мне.
— А я и верю. Когда-то Грум набормотал бурю — во страху все натерпелись. Так что слова это сила, да. А ты умеешь бормотать бурю?
Шайн не ответил. Стрела неожиданно вскочила и зарычала, наклонив морду и широко расставив лапы. Вдалеке объятые пылью двигались три всадника — один из наездников держал копье с каким-то флагом. Приблизившись к лагерю, гости принялись выкрикивать ругательства. Альберт разглядел на лицах кочевников красную краску — племя Багряного Топора. Стало понятно, что вызвало негодование у гостей. Закончив словесную тираду, один из орков метнул копье, приземлившееся в паре шагов от дипломата. Флаг был серого цвета, выпачканный подозрительными бурыми пятнами.
— Что это? — спросил дипломат у болтливого варвара.
— Это война. Слова теперь не помогут.
Едва новость достигла ушей вождя (а достигла она их очень быстро), лагерь превратился в потревоженный улей. Женщины, дети и даже дряхлые старцы расчехляли оружие и замешивали белую краску, что уж говорить о воинах. Один шаман выглядел нерушимой скалой в центре водоворота — сидел себе на мешке и раскуривал трубку.
От раба никто ничего не требовал, так что Альберт решил потратить свободное время с пользой.
— Багряные топоры — кто они?
— Радетели за орочью независимость, — спокойно ответил Грум. — Свирепая и охочая до людской крови община. Презирает всех, кто не живет постоянными битвами и грабежами. Пытаются склонить на свою сторону остальные кланы. Мечтают о воскрешении Великой Орды, поклоняются самой Смерти.
Шайн вздрогнул. Хоть он и не застал Первую войну, память о ней навеки отпечаталась в душе каждого человека Империи.
— И много их?
— Три сотни и еще сорок. Почти все — воины. Дожившие до седины в их понимании трусы и поганые собаки.
— Почему Горран согласился воевать? Ведь силы не равны.
Грум расхохотался, выдохнув крепкий сизый дым.
— Мы — не люди, если ты еще не заметил. У нас не принято откупаться от вызова и заключать всякие договора. Если Топоры объявили войну — она будет без всяких сомнений. Нам остается лишь защищаться и уповать на милость духов.
Шайн стиснул кулаки, собрался с духом и выпалил:
— Я бы мог попробовать… договориться.
Грум чуть трубку из зубов не выронил.
— Да ты никак умом тронулся? Ты хоть думаешь, что говоришь?
— Думаю. Среди людей бытует мнение, что орки — кровожадные твари, почти животные без чести, совести и достоинства. Единицы знают правду — и она далека от представлений обывателей. Я — дипломат, пять лет изучавший психологию всех разумных рас. Возможно, за это время что-то изменилось, обычаи и законы словно горная река, но основа осталась…
— Психочто? — перебил шаман. — Такого словца Грум еще не слыхал.
Альберт отмахнулся.
— Кем бы ни был вождь Топоров, у него достаточно ума и смекалки собрать, удержать и сохранить от гибели столь крупное племя. Будь он сумасбродным рубакой — от трех сотен остались бы три калеки, если не меньше. Значит, переговоры могут возыметь результат. Нужно только попробовать.
— Не понимаю, зачем это тебе?
— Скажем так: от спокойствия в степи зависит спокойствие моей Империи. А от здоровья Горрана оно зависит еще больше. Мне нужно доставить груз эльфам любой ценой. Война не нужна совершенно.
Грум вытряхнул трубку и принялся набивать по новой.
— Ты… странный, человек Альберт. Но я видел, как ты направил меч на вождя, зная, чем это может кончится. Видят духи, твоя миссия важнее жизни. Но тебя не станут слушать. Ты — человек и раб. В иерархии орков даже Стрела занимает место выше. Гораздо выше.
— Все верно. Но кто сказал, что я собираюсь говорить от своего лица?
Пять минут спустя Тарша, Альберт и Грум собрались в шатре последнего на совет. Охотница крайне негодовала из-за того, что ее отвлекли от подготовке к битве, но ослушаться шамана не посмела. Когда Тарша узнала, что задумал ее раб — ненадолго потеряла дар речи. Но выражение лица девушки говорило об отношении к плану больше любых слов.
— При всем моем уважении, Грум, но вы сошли с ума.
— Тарша, в этой драке погибнут многие твои соплеменники, если не все. От тебя требуется лишь молчание. Мое исчезновение среди переполоха никто не заметит, а когда вернусь — проблема исчезнет сама собой.
— Если вернешься, — нахмурилась кочевница.
— Я так понимаю, — крякнул Грум, — согласия хозяйки тебе недостаточно. Что еще нужно?
Альберт ответил сразу, хотя план до конца так и не созрел.
— Одежда — много. Пара набитых соломой мешков. Глина, немного воды, собачья шерсть. И проводник. Кто-нибудь из старейшин.
— Почему не взять молодого воина, а лучше нескольких? Зачем тебе орк, не способный постоять за себя? — удивилась сестра вождя.
— Психология. Уважение к старшим — одна из главенствующих традиций у кочевого народа, особенно у его закостенелых представителей, какими и являются Топоры. Сильный боец — это вызов, который неминуемо кончится схваткой. А еще мне потребуется капельку магии. Грум, говорят, ты умеешь вызывать бури?
Толстяк рассмеялся.
— Нет, не вызывать. Чувствовать, предсказывать. Грум видит то, что сокрыто от глаз обычного орка. Природа сама дает ответы на многие вопросы.
— В ближайшее время ожидается какое-нибудь ненастье? Гроза, ураган?
— Да. Острохвосты летают низко, ветер стал холоднее. Грум думает, завтра к вечеру разразится непогода.
— Отлично. За кого из старейшин ты можешь поручиться?
Тарша всплеснула руками:
— Зачем тащить на переговоры полоумного старика? Пусть Грум и едет.
