Андрей Белянин - Верните вора!

— Я не знаю тебя, — устало вздохнув, сдался Лев.

— А я напомню, — сладко шепнул Насреддин, отвешивая другу сурового пенделя с носка в копчик!

Оболенский взвыл и… выругался незнакомым матом. То есть это были яркие и насыщенные слова, вырвавшиеся из самых потаённых глубин необъятной русской души. На мгновение он остановился, медленно, словно бы пробуя на вкус, не торопясь, повторил по памяти всю комбинацию из пяти слов, прикрыл глаза и… вспомнил!

Хайям ибн Омар, Ходжа, Рабинович, Багдад, Шехмет, Джамиля… Аслан-бей, Самарканд, Кара-Анчар… большие города и маленькие кишлаки… арык, караван-сарай, зиндан, гарем, гарем, гарем!!! На последнем слове бывший помощник прокурора окончательно пришёл в себя, но главное, понял, кто он такой и зачем его сюда притащили…

— Алле, служивые, чего приуныли? Вон начальник ваш с напарником другана моего на другой конец города потащили, клад выкапывать будут. А вы чем хуже? С вами-то хоть поделятся?

— Молчи, грязный вор, — без энтузиазма пригрозили ему два крепыша. По постным лицам было видно, что они и не надеются на свою долю.

— Ладно уж, — царственно повёл плечами Лев, — суньте руку за пазуху, там кошелёк. Дербаньте, пока начальство далеко.

Счастливые стражники, побросав копья и щиты, коршунами накинулись делить нежданную добычу.

— О бесчестный вор и подлый преступник, но здесь всего девять таньга, — обиженно протянули оба. — На двоих, ай-ай-ай, не делится…

— Ну я ж вам тоже не банкомат, — хмуря бровь, призадумался Оболенский. — Но одна таньга — это одна таньга, она липшей не бывает. Предлагаю пари, один берёт щит и лупит другого по голове. Тот, у кого громче получится, значит, и…

Его даже не дослушали. Бодрые стражники, не сговариваясь, бросили копья и схватились за щиты. Один ухнул другого по маковке в тот самый момент, когда второй въехал ему краем щита в висок. Два тела рухнули одновременно, обоих спасли медные шлемы, хотя гула было-о, как от удара молотком по пустому ведру…

— А по полтаньга поделить не судьба никак? Да, если Аллах наказал, добавлять уже не надо, — глубокомысленно изрёк наш герой, легко скинул верёвки с запястий, и, уложив стражей в самой неприличной позе, подсказанной ему его шибко вольной фантазией, прислонился спиной к глиняной стенке ближайшего дома. — И чем же меня так по мозгам напружинило, что я ничего не помнил? Неужели Бабудай-Ага устроил, карданный вал ему в заднюю дверцу?! Ладно, наплющу нос этому джинну при встрече. А сейчас есть тема поважнее: под какими часами мне ждать с букетиком друга и собутыльника? Мм… ну, на Востоке, если не оговорено заранее, джентльмены всегда встречаются на виду в приличном клубе. То есть в самой известной чайхане на базаре!

Определившись с генеральной идеей, он беззаботно поправил тюбетейку, с трудом удерживающуюся на пшеничных кудрях, и, насвистывая, двинулся вдоль арыка. Его славянская душа пела! И вовсе не потому, что Лев вспомнил, кто он есть, а совсем по иной причине, внятно сформулировать которую вряд ли сумел бы и он сам. Я попробую лишь угадать, но уверен, что едва ли ошибусь, предположив, что… Льву здесь нравилось!

Дивный воздух Востока, пахнущий жаркими страстями и пряностями, дыхание горячего песка под ногами, неумолимая ласка пылающего солнца, прерывистый шёпот смуглолицых красавиц, завораживающая высота голубых минаретов и, воистину, бездонное небо, накрывающее весь мир куполом надежды и веры в высокий замысел Творца!

Поверьте, ведь дело вовсе не в том, что здесь всегда жила сказка. Вернее, не только в этом. Как бы мы ни романтизировали «Тысячу и одну ночь», но средний россиянин вряд ли бы обрадовался прописке в своём микрорайоне… злобных ифритов, вызывающих бури, могучих джиннов, перемещающих дворцы, вампиров-гулей, поедающих людей, старух-колдуний с одним зубом (способным перерубить ствол дерева!), а уж тем более бегающих взад-вперёд по своим делам мелких и крупных шайтанов.

Представлять подобное в своих фантазиях весело и забавно, а вот жить в таком кавардаке — уже увольте! У каждого из нас и своих проблем хватает: дом, работа, зарплата, экология, ГАИ, ЖЭК, тёща… куда нам ещё и восточную нечисть? Я горячился, Насреддин важно кивал, со всем соглашаясь и налегая на конфеты «Коркунов», а новая история моего друга расцвечивалась свежими красками.

— То есть он опять потерял память?

— Не совсем, — поправил меня Ходжа. — Память мигом вернулась к нему после хорошего пинка под зад! Причём очень важно было правильно пнуть. Я с первого раза попал в нужную точку.

— А-а, видимо, прямо в нервное окончание. Это как акупунктура, иглолечение?

— Что-то вроде.

— Как я понимаю, Бабудай-Ага этим просто сделал вам подарок.

— И не говорите, почтеннейший, такое развлечение…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Главное не победа. Главное — участие!

…Примерно пару часов спустя в самой большой и многолюдной чайхане Бухары, за низеньким дастарханным столиком, встретились двое. Скромный, толстенький стражник эмира, демонстративно не желающий привлекать к себе внимание, и здоровенный еврей-ростовщик с подозрительно длинными пейсами, развалившийся на подушках и непозволительно громко покрикивающий на хозяина заведения.

— Лёва-джан, хоть чуть-чуть покажи то, что ты ошибочно называешь воспитанием. Евреи в мусульманском мире не ведут себя столь вызывающе…

— А как же Холокост, а одесские погромы, а печи Бухенвальда, а великая Шестидневная война в Палестине за создание государства Израиль? Где ваше чувство вины перед моим вечно угнетённым народом?!

— Но ты не еврей.

— Не еврей, — честно согласился Лев, поправляя кипу. — Но хоть разок-то поприкалываться могу? Хозяин! Ещё чаю моему другу! А мне кошерного вина, мацу и рыбу-фиш!

Пожилой бухарец с пузом круглым, как казан, неодобрительно прищёлкнул языком, выразительно похлопав по большому мясницкому ножу, торчащему за широким поясом.

Оболенский лениво улыбнулся и щелчком большого пальца отправил ему золотую монету.

— Ты с ума сошёл?! Хватило бы и пяти таньга!

— А чего жадничать, это же не мои деньги, — ещё шире улыбнулся Багдадский вор, и Насреддин вынужденно согласился.

Чайханщик быстро поставил перед ним горячий чайник и блюдечко с колотым жёлтым сахаром.

— А теперь, о мой вороватый друг, поведай моему истомлённому разлукой сердцу, каким безумным ветром пустыни тебя занесло в Бухару?

— Джинн. Где?!

— Я имею в виду, что меня, как всегда, притащил Бабудай-Ага.

— Неймётся ему…

— В точку, — почесав в загривке, подтвердил Лев. — Я так понял, что у вас тут опять не всё тип-топ? Давай колись, какие проблемы сотрясают родину моего покойного дедушки на этот раз.

— Эмир угнетает народ, богатые обижают бедных, муллы крадут пожертвования, шейхи обманывают верующих в мечетях, караванные тропы полны разбойников, городские улицы кишат грабителями, кругом разврат, мерзость, взяточничество и нарушение законов… Да нет, вроде всё как всегда, Лёва-джан.

Собеседники церемонно отхлебнули чаю и продолжили.

— Теперь позволь мне самому ответить тебе на вопрос, который давно читаю в твоих голубых глазах…

— Ходжа, ты так произносишь слово «голубых», что я невольно краснею. Имей в виду, ты не в моём вкусе.

— Вай мэ, не перебивай, уважаемый, ибо я хотел рассказать о Джамиле. — Насреддин выдержал театральную паузу. — Она вернулась в Багдад.

— И…?

— И?

— Я первый спросил «и?», то есть не томи, что дальше-то?

— Не знаю, уважаемый. В тот день, когда я увидел её на улицах Багдада, за мной гнались сразу двенадцать стражников, и если бы не резвость моего ишака, мы бы сейчас не наслаждались беседой в этой дивной чайхане…

— Она не икряная?

— Чайхана?!! — едва не поперхнулся Ходжа, но, подумав, быстро поправился: — Не могу сказать наверняка: на твоей возлюбленной было свободное платье, а подойти и спросить прямо мне не позволили стражники, они были так настырны в своем внимании к моей скромной особе…

Оболенский откинулся на смятые подушки и мечтательно прикрыл глаза, вспоминая невысокую черноволосую красавицу, некогда избавленную им от злобного мужа-гуля и толпы его пустынных прихлебателей. Причудливые нити судьбы навек связали сердце женатого москвича нашего времени и сердечко молоденькой вдовы с окраин сказочного Багдада. Если Всевышнему будет угодно свести их в третий раз, то Лев уже не поклялся бы, что вновь сумеет уйти от своей восточной любви…

— Трудно делить сердце пополам, — без напряжения читая мысли друга, вздохнул Насреддин. — Ещё трудней навеки положить его к ногам одной женщины. Возможно, поэтому Аллах разрешил верующим иметь четырёх жён. Но, между нами говоря, Лёвушка, не делай этого. Я разок попробовал и… Поверь, четыре жены — это ад! Четыре тёщи, вечно засиживающиеся у тебя в гостях, четыре тестя, приходящие за подарками каждый месяц, четыре пары белых нижних штанов, ежедневно сушащихся на верёвках во дворе… Но что хуже всего — недозволенные дни у них тоже сходятся, словно нахалки сговорились!