Виктор Кувшинов - Ангел во плоти
- Стой! Куда?!
Парень не реагировал – из его ушей висели проводки наушников. Я понял, что он ничего не слышит, а этот олух уже приближался к краю автобуса. Тогда я, как мельница, замахал руками и заорал еще громче:
- Стой, идиот!
Парень притормозил, начав оборачиваться, но уже вылез на проезжую часть, и его сбила-таки проезжавшая легковушка. Тело резко крутануло вслед за рукой и бросило на асфальт перед автобусом. Оказавшись на месте происшествия почти одновременно с падением пешехода, я понял, что все-таки успел, и парень жив, и даже очень жив! Он орал благим матом. А я нес какую-то ханжескую лабуду:
- Вот, теперь отспешил и музыки наслушался вдоволь? – а сам осмотрел парня. У него была сломана рука, а у машины зеркало, как это выяснилось из слов подоспевшего водителя легковушки.
Я понял, что мне больше там нечего делать и даже несколько опасно оставаться, если дело дойдет до милиции и дачи свидетельских показаний. Что это такое я тоже не помнил, только знал, что там нужен все тот же паспорт, которого у меня и не было. Так что при первой же возможности незаметно смылся и пошел опять топтать тротуар…
***
Я опять не смотрел по сторонам, уже по привычке углубившись в самого себя и «прослушивая» все вокруг. Мой недолгий опыт научил меня ловить отголоски эмоций или событий, и особенно отрицательных, когда происходило что-то плохое, и где могла бы понадобится моя помощь. Мне не нравилось мое дурное пристрастие помогать людям, но я, как завзятый алкоголик, ничего не мог с собой поделать и сейчас опять начал вслушивался, будто только что не наворотил «добрых дел» на полсудьбы вперед.
Однако ничего больше такого рядом не происходило, мирная жизнь текла своим чередом, и я попытался усилить свое восприятие. Я замер где-то на полдороги в никуда, погружаясь в себя и вслушиваясь в призывы о помощи. Мне это удалось, но лучше бы не удавалось. Вместо легкого давящего ощущения я ощутил сотни «воплей» и отголосков трагедий, бисером рассыпанных по огромному городу. Нужно было мчаться в десятки мест одновременно, и я понял, что просто ничего не могу с этим поделать, а тревожные ощущения просто разрывают мою психику на части.
Тогда я решил попробовать нащупать хоть что-нибудь хорошее в этом городе и, перестроившись на мажорный лад, с облегчением почувствовал радость играющих неподалеку детей, парочку влюбленных, старичков беседующих на скамеечке во дворе дома. Мне понравилось это занятие, и я решил прочувствовать положительные эмоции всего города. Это мне почему-то не удалось, но я наткнулся на очень странный сигнал.
Этот сигнал был очень слабым, так как шел откуда-то из другого конца города. Но в нем было нечто особенное, как тогда, когда отследил дочку Михалыча. Но это не была она, а никого другого близко я не знал. И тем не менее, этот кто-то должен был быть мне чем-то знаком, больно уж приятные ощущения от него исходили. Я решил не гадать, а выяснить, что бы это могло быть? И поскольку других предложений не было, пошел прямо на этот сигнал.
Только спустя полкилометра такого движения я понял, что так никогда не достигну цели, так как ощутил, как точка довольно быстро переместилась, и мне было нужно свернуть с проспекта в сторону. Тогда я вспомнил свой недавний опыт путешествия на метро и попытался представить огромную подземную паутину. Одна из веток проходила совсем недалеко от меня, и я направился прямо к ней.
Когда я дошел до нее, оказалось, что поблизости нет станции. Делать было нечего, и я пошел вдоль подземного пути. Моя цель тоже перемещалась далеко вдоль одной из веток метро и остановилась где-то в центре всей паутины. Не знаю, сколько я так брел, поскольку совершенно не понимал, какое сейчас время суток. Одно было понятно: солнце уже давно прошло зенит, а я забыл, когда мне в последний раз хотелось есть. Я все шел, пока, наконец, не увидел перед собой вожделенную букву М.
Войдя в довольно затрапезный вход, попытался сориентироваться и увидел, что некоторые люди, обходили сбоку эти щелкающие челюсти и, проходя мимо сторожки, показывали какие-то документы. Я понял, что мне остается только очень уверовать в свой несуществующий проездной. Трюк удался: обрывок какой-то бумажки вполне сошел за нужный документ, и я, как бывалый пассажир, устремился за всеми под землю, совершенно не интересуясь названиями станций или цветом линий. Я шел на внутренний ориентир, и сейчас мне нужно было в центр города.
Я все-таки сильно отличался от других пассажиров, поскольку постоянно замечал то удивленные, то пренебрежительные и даже иногда брезгливые взгляды на себе. Задумавшись, я пришел к выходу: наверно это потому, что недостаточно им улыбаюсь. Про свой полувековой давности наряд и замызганный вид после кувыркания под машиной я даже не подумал. Но несмотря ни на что, меня не трогали и не гнали, а большего мне и не было нужно – я двигался ко все более ясной, одновременно и загадочной, и такой знакомой цели.
Где-то уже совсем близко от нее я замешкался. Сначала не решился выйти из вагона, думая, что не доехал, а потом понял, что уже переехал, но это было уже неважно. Станции здесь располагались очень часто, и я просто кинулся по переходам наверх к эскалаторам, решив вернуться по поверхности. Выскочив из недр подземного спрута, припустил по улице. Мне не надо было ничего спрашивать, единственную сложность иногда представляли препятствия на моем пути. Один раз уперся в сплошную стену огромного здания, но сообразил, что его нужно просто обойти, а другой – мне помешала огромная трасса, через которую ну никак нельзя было перебраться. Я долго стоял, закрыв глаза, пока не понял, что справа через пару сотен метров есть подземный переход.
Мне уже почти удалось достичь цели, как она опять стала перемещаться, но к счастью не очень быстро и вскоре остановилась в одном месте. Я поднажал еще, чтобы не упустить ее в последний момент и все-таки догнал: передо мной был огромный многоэтажный магазин, битком набитый людьми. Я даже растерялся, подумав: «Как же я найду свою цель среди этого моря народа?» - и тут же взял себя в руки. Уж если почувствовал этот сигнал с другого конца города, то и здесь не оплошаю!
Я смело зашел в магазин, приветливо улыбнувшись парням в темных костюмах на входе. Меня пропустили без проблем – вот что делает приветливость! Дальше я не стал смотреть по сторонам, а уткнувшись в пол, пошел рыскать по этажам вслед за своими ощущениями. И вот почувствовал, что дошел: все внутри так и рвалось к этой цели, которая сама уже вплотную приближалась ко мне.
Я поднял взгляд от пола и уставился на эскалатор, по которому навстречу ехало несколько человек. Впереди был какой-то парень, но было ясно, что это не он. И вдруг из-за его головы показалось лицо девушки, и все во мне остановилось, словно меня крепко ударили по макушке. Я стоял и улыбался как болван, а внутри что-то вскипало, готовое вот-вот прорваться наружу. Очаровательная девушка, одетая в стильный обтягивающий брючный костюм тоже замерла в немом удивлении, затем сошла с эскалатора и наконец, воскликнула, будто не веря своим глазам:
- Женя?
- Люся! – вырвался из моего горла дикий, почти Тарзанский вопль радости, и в голове калейдоскопом взорвалась вся моя уснувшая память. Найдя себя уже обнимающим и целующим в обе щеки Люсю, я счастливо орал. – Я вспомнил! Я знаю, кто я! Как я рад тебя видеть!
- Что с тобой, Женя? – Люся терпеливо сносила все мои обнимательно-целовательные издевательства, непонимая, что со мной что-то произошло. – Ты странно выглядишь и странно себя ведешь.
Я вдруг довспоминал до того, что мне нельзя с ней заходить далеко в дружеских взаимоотношениях, и пристыжено начал извиняться:
- Ой, Люсенька, прости, пожалуйста! Ты не представляешь, что со мной произошло! Я ведь начисто забыл кто я такой. Если бы не встреча с тобой – так бы и болтался тут по городу неизвестно сколько еще.
Мы так объяснялись чуть не с полчаса прямо посреди супермаркета. Оказалось, что Люся уезжала на пару месяцев в Европу – подвернулось место стажера, а с ее хорошим английским было грех отказываться, тем более, здесь ее ничто, кроме меня (как она пошутила), не держало. А сегодня пришлось торчать в немецком посольстве и по срочному оформлять поездку.
Мне от этой новости стало почему-то грустно, хотя она и соответствовала моему плану неприсоединения как можно лучше. В моей психике произошло что-то непоправимое – я без всякой защиты въехал в ее душу и теперь чувствовал, что нам эта встреча еще аукнется. А пока я вдруг с ужасом представил, что из себя представляю: мало того что одет бог знает как, так еще после ночевки в подвале, валяниях по асфальту, немытый и нечесаный. Покраснев от этой мысли, я опять начал извинялся, только теперь уже за свой непрезентабельный вид.
Тогда уже Люся потребовала рассказать все, что со мной произошло. Я и рассказал почти все, кроме моих астральных дел. Пришлось, правда, приврать, что я искал по просьбе Феди один адрес и угодил в передрягу. Люся спросила:
