Терри Пратчетт - Ноги из глины
— Ой!
Рядом с прилавком барахталась гномья куча-мала. Поскольку это были гномы, насущная тема ссоры давно уже была забыта и начались разборки по куда более важным вопросам, а в частности: чей дед у чьего деда триста лет назад стащил кирку и чей топор на чью голову сейчас замахивается.
Но с появлением Моркоу ситуация изменилась. Борьба в общем почти прекратилась. Драчуны попытались сделать вид, будто обнимают друг друга. Послышались дружные недоуменные возгласы:
— Топор? Какой топор? А, этот топор? Я его просто показывал своему давнишнему приятелю Бьёрну, а старик Бьёрн решил показать мне свой.
— Ладно, ладно, я понял, — громко сказал Моркоу. — А как насчет того, что тут якобы травят честной народ? Сначала выслушаем господина Буравчика.
— Бесстыжая ложь! — закричал Буравчик откуда-то из глубин кучи-малы. — У меня отличная кулинария! А столы такие чистые, что можно есть прямо с них!
Моркоу поднял руку, прерывая этот поток оправданий.
— Кое-кто намекнул мне, что причиной спора были крысы, — ответил он.
— Клянусь предками, я использую только лучших крыс! — заорал Буравчик. — Отличных упитанных крыс из самых чистых подвалов! Никаких вам помоек! Такого зверя очень тяжело достать, уж поверь мне!
— А когда ты их достать не можешь? — уточнил Моркоу.
Буравчик замолчал. Врать Моркоу было очень трудно.
— Ну да… — наконец промямлил он. — Когда их не хватает, я добавляю немного курятины, может, чуть говядины…
— Ха! ЧУТЬ? — тут же завопили со всех сторон.
— Да вы проверьте его ледник, господин Моркоу!
— Он берет БИФШТЕКС, вырезает ему ножки, а потом заливает крысиным соусом!
— Вот она, гномья благодарность! Стараешься как можешь, чтобы сделать цены подешевле, и что получаешь вместо спасибо?! — горячо воскликнул Буравчик. — А сам едва концы с концами сводишь…
— Так мы тебе их сейчас сведем! Так сведем, вовек не распутаешь!
Моркоу вздохнул. В Анк-Морпорке не было законов, касающихся санитарных норм. С тем же успехом можно было пытаться установить детекторы дыма в преисподней.
— ЛАДНО, ЛАДНО! — крикнул он. — Но от говяжьего бифштекса еще никто не умирал. Да, я точно знаю. Нет. Нет, и ЗАТКНИТЕСЬ вы все. И мне все равно, что вам говорили ваши мамы. Итак, Буравчик, я хочу услышать продолжение истории. Кто и чем отравился?
Буравчику в конце концов удалось подняться на ноги.
— Вчера вечером мы приготовили Крысиный Сюрприз на ежегодный ужин Сыновей Кровавого Топора, — начал рассказывать он. Вокруг зарычали. — И это были КРЫСЫ, — повысил он голос, пытаясь перекричать жалобы. — Кто ж еще?! СЛУШАЙТЕ, вы ж сами знаете, из теста должен торчать крысиный носик! Лучшие и жирные крысы пошли на это… Да позвольте же мне сказать!
— И вы все после этого заболели? — осведомился Моркоу, доставая блокнот.
— Потели всю ночь!
— Чуть глаза не лопнули!
— Клянусь, я выучил каждую трещинку на двери туалета!
— Я запишу это как утвердительный ответ, — перебил Моркоу. — Так, а что еще было в праздничном меню?
— «Мыша-о-поля» в крысином соусе, — тут же ответил Буравчик. — Все приготовлено согласно правилам гигиены.
— Что именно ты подразумеваешь под правилами гигиены? — уточнил Моркоу.
— После приготовления пищи повар обязательно должен вымыть руки.
Все гномы закивали. Конечно, это отвечает абсолютно всем правилам гигиены. Крысы ведь разносят всякую заразу, известнейший факт.
— Вы же ели здесь ГОДАМИ! — воскликнул Буравчик, чувствуя, что инициатива переходит на его сторону. — В первый раз возникает какая-то проблема! Мои крысы известны по всему Анк-Морпорку!
— Твои цыплята прославятся не меньше, — успокоил его Моркоу.
Вокруг засмеялись. Даже Буравчик присоединился.
— Ну хорошо, хорошо, я у всех прошу прощения. Но, может, дело вовсе и не в цыплятах. Может, крысы попались неудачные, хотя всем известно: я покупаю их у Двинутого Крошки Артура. А ему можно доверять, что бы там о нем ни говорили. У него самые лучше крысы. Все это знают.
— Речь идет о Двинутом Крошке Артуре с Тусклой улицы? — спросил Моркоу.
— Да. До сих пор нареканий на него не было.
— А крысы еще остались? Из последней партии?
— Ну, пара штук, наверное, да. — Выражение лица Буравчика вдруг изменилось. — А может… может, он их травит? Никогда не доверял этой мелкой сволочуге!
— Я проведу расследование, — пообещал Моркоу, пряча блокнот. — Но мне нужно взять пробные образцы. С собой.
Он заглянул в меню, пошарил по карманам и вопросительно посмотрел через дверь на Ангву.
— Совершенно не обязательно их ПОКУПАТЬ, — слабым голосом сказала она. — Это УЛИКИ.
— Нельзя обманывать невинного торговца, который, вполне возможно, стал жертвой неудачных обстоятельств, — возразил Моркоу.
— Тебе с кетчупом? — спросил Буравчик. — К крысам полагается бесплатный кетчуп.
Катафалк медленно катился по улицам. Выглядел он довольно дорого. В этом была вся Заводильная улица. Люди откладывали деньги. Ваймс прекрасно это помнил. На Заводильной улице всегда откладывали деньги на черный день, пусть даже чернее уже и быть не могло. Люди готовы были скорее умереть от голода, чем устроить себе дешевые похороны.
Полдюжины плакальщиц в черном медленно шли за катафалком, за ними следовали примерно человек двадцать скорбящих, изо всех сил старавшиеся выглядеть респектабельно.
Ваймс шел позади процессии до самого кладбища, которое находилось за Храмом Мелких Богов, и, пока священнослужитель что-то мямлил, неуклюже прятался за надгробными камнями и мрачными кладбищенскими деревьями.
«Боги создали обитателей Заводильной улицы бедными, честными и бережливыми, — подумал Ваймс. — Однако все жители Заводильной улицы очень религиозны. С тем же самым успехом они могли бы повесить себе на спины таблички с надписью „Пни меня“. Хотя в их поступках есть определенная логика: деньги — на черный день, жизнь — на черную вечность».
Наконец толпа рядом с могилами начала расходиться. Скорбящие потянулись потихоньку к выходу — с отсутствующими взглядами людей, чье ближайшее будущее сводится к традиционным послекладбищенским бутербродам и чаю.
Ваймс выделил в основной группе заплаканную девушку и осторожно приблизился к ней.
— Э-э… ты, случаем, не Милдред Ветерок будешь? — спросил он.
Она кивнула.
— А вы кто? — Она обратила внимание на его камзол и добавила: — Сэр?
— Это была та самая госпожа Ветерок, которая занималась шитьем? — поинтересовался Ваймс, тактично отводя ее в сторону.
— Да…
— А… маленький гроб?
— Это был наш малыш Вильям…
Похоже, девушка была готова снова разрыдаться.
— Можно с тобой поговорить? — осведомился Ваймс. — Я хотел бы прояснить несколько очень важных вещей.
Он ненавидел себя за это. Достойный человек выразил бы сочувствие и тихонько ушел. Но, пока он стоял среди холодных надгробий, его вдруг охватило ужасное, дурацкое предчувствие, что именно сейчас можно узнать все нужные ответы, если суметь задать правильные вопросы.
Милдред оглянулась на остальных скорбящих. Они уже дошли до ворот и стояли там, с любопытством рассматривая ее и неизвестного богатея.
— Э-э… я понимаю, это не самое подходящее время для подобных вопросов, — смущенно проговорил Ваймс. — Но когда дети играют в «классики» на улице, какая у них считалка? «Шишли-мышли, сопли вышли»?
Она с изумлением уставилась на его застывшую улыбку.
— Под эту прыгают через скакалку, — холодно ответила Милдред. — А в «классиках» кричат: «Билли Скункинс — мелкий вонючкинс». Но кто вы такой?
— Меня зовут Ваймс, и я командор Городской Стражи, — представился Ваймс.
«Значит… Вилли Дургинс жив, он был, есть и пребудет в памяти людской… А Старину Камнелица постарались как можно быстрее забыть…»
Девушка заплакала.
— Не волнуйся, не волнуйся, — как можно более успокаивающе забормотал Ваймс. — Просто я тоже вырос на Заводильной улице, вот я и… ну, то есть я… я здесь вовсе не затем, чтобы… послушай, я ЗНАЮ, что ты потихоньку носила домой еду из дворца. В этом нет ничего плохого. И я здесь не для того, чтобы… О черт, возьми, пожалуйста, мой платок, твой уже весь мокрый.
— Все так поступают!
— Да-да, я знаю.
— Кроме того, никто из поваров ничего не говорил…
Она опять начала всхлипывать.
— Да-да.
— Все берут понемножку, — продолжала Милдред Ветерок. — Это ведь не ВОРОВСТВО.
«А что же еще? — мелькнула предательская мысль. — Но меня это не касается».
Так, а теперь… хватаемся за медный шест и лезем на самую высоту, туда, где бушует гроза и бьют молнии.
