Умоляй, ведьма (СИ) - Лайм Сильвия
Я вспомнила, какой должна быть следующая ступень инициации, и мне вдруг стало ясно, что я ее никогда не пройду. А значит, ведьмой мне не быть, кровавый договор не исполнится. Получается, что и искру Солнца добывать из принца не имеет никакого смысла.
— Это вообще замечательно, что Альфиан не стал меня целовать, — проговорила я, всхлипывая. — Совершенно нет у меня никакого желания просто так целоваться с мужчиной, у которого цветочки на камзоле крупнее моих собственных.
— Почему просто так? — удивился Эйвин.
— Потому что в силу я все равно никогда не войду, — выдохнула тихо, вытирая слезы.
Прошло несколько долгих и совершенно ужасных секунд, в течение которых я смотрела на птицу и чувствовала, что оплакиваю кого-то другого. Кого-то гораздо более важного, чем просто… ворон.
И в этот момент время словно застыло. А затем голова фамильяра медленно повернулась и зеленые глаза открылись, направившись прямо на меня.
— Хмуря?.. — выдохнула я, чувствуя, как в груди все сжимается. — Живой!
Кожу закололи ледяные мурашки.
От всего случившегося, от зеленого взгляда, пронизывающего насквозь, от понимания, что, кажется, злой и страшный фамильяр все же жив. А я держу его на руках в обнимку…
Ворон молчал. Его грудь стала неторопливо вздыматься и опускаться, хотя еще мгновение назад, клянусь, он лежал неподвижно, как сломанная игрушка. Сейчас же с каждым мгновением его все еще неподвижное тело будто наливалось силой. И теперь он уже не казался игрушкой. Снова стало ощущаться, насколько он на самом деле огромный. Настолько, что я едва удерживала его в руках. При желании такая птица могла покалечить или даже убить человека и безо всякой магии. Просто силой огромного острого клюва и длинных загнутых когтей, блестящих медью.
Хмуря продолжал глядеть на меня и молчать. Он не двигался, и от этого становилось еще страшнее.
— С тобой… все хорошо? — прошептала я, все еще глядя в его большие изумрудно-зеленые глаза, словно горящие огнем изнутри.
— Во-первых, — проговорил он хрипло, почти ни капли не каркая, — ты зря жалуешься, бездарность. Ты забываешь, что, если бы не я, Альфиан на тебя даже не взглянул бы. А так ему дважды пришлось тебя спасать. Ты теперь его личная маленькая недоведьма, на которую он явно имеет планы.
Я была так возмущена, что на миг даже потеряла дар речи и мгновенно забыла, что еще секунду назад мне было жаль его.
— Но почему же ты тогда помешал ему меня поцеловать и тем самым передать искру?!
Я не нашла ничего лучше, чем высказать очевидный факт.
— Потому что искра Солнца передается только через искренний поцелуй. Альфиан должен либо желать передать тебе часть своей Искры, либо ему придется в тебя влюбиться, чтобы сделать это неосознанно. Скажи мне, этот златовласый заморыш сделал хоть что-нибудь из этих пунктов?
Я открыла рот и тут же закрыла.
Зато ворон явно молчать не собирался. Не в его это было характере.
— А теперь скажи мне, недоведьма, почему это ты никогда не войдешь в силу?
Я покраснела.
В тот же миг Хмуря сперва повернул голову набок, странно задержав взгляд на моей груди, а затем резко вывернулся и, взмахнув крыльями, взлетел к потолку.
— Отвечай, Мартелла Довилье, или тебе не поздоровится.
— Ну вот, а я еще его жалела, — фыркнула я, взглянув на Эйвина.
Он пожал плечами, мол, чего еще можно ожидать от злобного фамильяра?
— Пойдем в трактир, — махнула я рукой, и не думая удовлетворять любопытство Хмури.
Тот возмущенно бил крыльями под потолком и призывал меня к ответу.
А я схватила банку Лягурмеллы и, взяв под руку Эйвина, деловито проследовала к выходу из дома.
Как ни странно, ворон летел сзади, даже не думая нападать. Хотя крыльями хлопал страшно.
— Эй, недоведьма! А ну, не смей от меня уходить! — ворчал он позади. — И не думай даже меня игнорировать!
А я нарочно отвернулась и начала рассказывать Эйвину какой-то анекдот, а тот смеялся нарочито громко. Так, что через пару минут ворон заткнулся и продолжил лететь рядом молча, хмурый и полностью оправдывающий свое имя.
Таким образом мы и добрались до ближайшего трактира, расположенного неподалеку от леса. Он назывался “Лимонный енот” и выглядел довольно обшарпанно.
— Ну вот, достаточно злачное место, — усмехнулся Эйвин, открывая дверь в это подозрительное заведение. — Как ты и хотела.
А я была счастлива как никогда. Даже у Лягурмеллы глаза горели!
Хмуря же бросил взгляд на вывеску и мрачно каркнул:
— Вот только лимонного енота нашей компании и не хватало…
Однако, как только мы сели за самый крайний столик в углу помещения, которое оказалось довольно чистым и светлым, Хмуря замолчал и начал старательно делать вид, что он обычное бессловесное домашнее животное.
— Пытаешься не привлекать внимания? — усмехнулась я, ставя перед собой банку с лягушкой.
— Вряд ли это удастся, учитывая, что на нас и так уже смотрит половина посетителей заведения, — усмехнулся Эйвин. — Лягушку и ворона вместе с собой на обед в трактир приносят нечасто.
Я улыбнулась, а затем через весь зал к нам подплыл хозяин, мощный мужчина в желтом фартуке с вышитым именем на груди. По всему получалось, что его звали рон Петер Льемон.
— Доброго дня, рон Льемон, — ничуть не удивившись лимонному имени, поздоровался Эйвин.
— К вашим услугам, уважаемые, — не моргнув глазом, ответил хозяин. — Желаете запечь ваших ворона и лягушку? — деловито осведомился он, уже закатывая рукава, чтобы поймать особо крупную птицу.
Хмуря склонил голову набок и предупреждающе скрипнул огромными когтями по столу. Но рон-лимон тоже был не робкого десятка. Он внимательнее осмотрел “материал”, с которым предполагалось работать, и тут же в его руках откуда ни возьмись появился кухонный тесак.
И пока не разгорелась нешуточная драка, я поспешила сказать:
— Нет-нет, рон Льемон, это наши… питомцы, они тоже желают заказать у вас что-нибудь.
— Правда? — удивился мужчина, убирая тесак.
Глаза Хмури все так же блестели ядовитой зеленью, но он и не думал отходить подальше от хищно настроенного хозяина, словно ни капли не боялся оказаться в печи.
Впрочем, я тоже была скорее склонна поверить, что на сковородке окажется сам рон Льемон, чем наш Хмуря.
— Чего же желают наши дорогие гости? — спокойно уточнил хозяин, приготовившись записывать.
И тогда начал говорить Эйвин, до этого момента тихо усмехавшийся в кулак.
Он назвал по крайней мере десяток блюд, большую часть которых я слышала впервые, а затем закончил:
— Лягушке, пожалуйста, чашечку свежего мотыля, а нашему любимому ворону, — с этими словами он бросил прищуренный взгляд на Хмурю, который многозначительно мрачно глядел на него в ответ, — лучшего вашего зерна!
Хмуря каркнул, словно подавился. А Эйвин только шире улыбнулся.
— Да-да, прям вот целую миску зерна несите. Мы же любим нашего ворона. Самое лучшее для него берем!
— Конечно, — многозначительно кивнул хозяин и исчез с заказом, так и не уловив иронии в словах клиента.
А Эйвин продолжал посмеиваться:
— Воронушка — голодная утробушка. Ну-ну, подожди немного, скоро принесут твое любимое блюдо.
Хмуря же ни словом не высказал то, что явно был в бешенстве. Гордо молчал, отвернувшись к окну. Мне даже на миг стало его жаль и показалось, что зерно он вот ни капли не любит. Но почему? Он же птица.
— Кстати, а что, разве в трактирах подают такие странные заказы? — спросила я тогда, несколько удивляясь.
Я, конечно, никогда в заведениях общественного питания не была, но почему-то мне казалось, что там не должны быть в меню, например, черви. Здесь же рон Льемон выслушал Эйвина так спокойно, словно у него птицы и лягушки каждый день обедают. А еще лось иногда заходит в обнимку с овцой, а по вечерам на сцене медведь приплясывает.
— А мы потому и пришли в “Лимонного енота”, потому что тут не удивляются никаким заказам, — улыбнулся Эйвин. — Кстати, тут часто обедают колдуны и маги. И даже Тайная канцелярия не слишком любит тут появляться, хотя прекрасно знает об этом месте. Поговаривают, что трактир охраняют Трясинные пауки, а тот, кто зайдет сюда с дурными намерениями, навсегда лишится потенции.
