Терри Пратчетт - Правда
– Да здесь вроде ничего такого нет…
– Дершитесь от меня подальше! И не нато так тышать! – всхлипнул Отто.
– Как «так»?
– Так, что ваш пюст поднимается и опускается, вот как! Я же фампир! Поймите, лежащая бес сознания юная тефушка, тяшело тышит, ее пюст… о, фсе это фсыфает к чему-то жуткому фо мне!
Покачнувшись, он поднялся на ноги и в отчаянии сжал черную ленточку, украшавшую его лацкан.
– Но я путу стойкий! – вскричал он. – Я не посфолю сепе нарушить опет!
Он гордо выпрямился, хотя и выглядел немного размытым из-за дрожи, сотрясавшей его с ног до головы, и нетвердым голосом запел:
– О, ты исполнишь свой опет, опет, опет, опет! Ты фыпьешь чаю, съешь омлет, омлет, омлет…
Внезапно вниз по лестнице затопали гномы.
– С вами все в порядке, мисс? – спросил Боддони, уже державший наготове топор. – Он хотел обидеть вас?
– Нет, нет! Он просто…
– …та шиткость, что на букфу «ка», она не для меня… – по лицу Отто струился пот. Он стоял прямо, прижав одну руку к сердцу.
– Да, Отто! – крикнула Сахарисса. – Борись! Борись!
Она повернулась к гномам.
– У кого-нибудь из вас есть кусок сырого мяса?
– …нас тресфость шдет и новый шиснь, фодички ключефой плесни… – на бледном лбу Отто пульсировала синяя жилка.
– Есть немного крысиного филе, – пробормотал один из гномов, – оно обошлось мне в два пенса…
– Тащи его сюда, да побыстрее, Гоуди{53}! – скомандовал Боддони. – Случай, похоже, тяжелый!
– …о, мы мошем пить фотка, и фиски ф охотку, мошем даже глотнуть коньячка, но напиток отвратный, для нас неприятный, это шиткость…
– Два пенса есть два пенса, я всегда так говорил!
– Да поглядите только, у него уже лицо дергается! – крикнула Сахарисса.
– И петь уже больше не может, – заметил Гоуди. – Ладно, ладно. Я иду за мясом. Уже ушел.
Сахарисса похлопала Отто по влажной руке.
– Ты справишься! – сказала она. – Мы поддерживаем тебя, мы все сделаем для тебя! Разве не так, ребята? Разве не так?
Под ее угрожающим взглядом гномы изобразили хор неуверенных «да», хотя даже по лицу Боддони можно было сказать, что он не очень-то уверен, все ли готов сделать для вампира.
Гоуди вернулся с небольшим свертком в руках. Сахарисса схватила его и протянула Отто, который попятился назад.
– Нет, это всего лишь крыса! – быстро сказала Сахарисса. – Все в порядке! Есть крыс вам дозволено, верно?
Отто на секунду замер, а потом схватил сверток.
И вонзил в него зубы.
Во внезапно наступившей тишине Сахариссе послышался тихий звук, какой издает соломинка, когда допиваешь молочный коктейль.
Через несколько секунд Отто открыл глаза и бросил неуверенный взгляд на гномов. Потом он уронил сверток.
– О, какой посор! Я сгорать со стыда! О, што вы теперь подумать опо мне…
Сахарисса захлопала в ладоши, отчаянно изображая энтузиазм.
– Нет, нет! Наоборот, мы очень впечатлены твоей победой! Разве не так, ребята?
Незаметно для Отто она жестами одной руки подавала гномам знаки. Снова раздался нестройный хор утвердительного бормотания.
– Я хочу скасать, я ше был тихой мышкой{54} уше больше трех месяцефф, – пробормотал Отто, – как отвратительно, что теперь я сорфался…
– О, сырое мясо это ерунда, – заверила его Сахарисса. – Это же можно, правда?
– Да, но на отну секунду я пошти…
– Но ты сдержался, – твердо заявила Сахарисса. – Вот что важно. Ты хотел, но сдержался.
Она повернулась к гномам.
– Можете возвращаться к своим делам, – сказала она. – С Отто все уже в полном порядке.
– Вы уверены… – начал Боддони, а затем кивнул. Сейчас он бы скорее согласился спорить с диким вампиром, чем с Сахариссой. – Ну, мы пойдем, мисс.
Пока гномы взбирались друг за другом по лестнице, Отто сел и вытер вспотевший лоб.
Сахарисса похлопала его по руке.
– Не хочешь попить…
– Ох!
– …воды, Отто?
– Нет, нет, фсе есть отлишно. Ух. О, госпоти. Боше мой. Мне так шаль. Тумаешь, что фсе дафно прошло, а оно фдруг фосфращается. Что за неудашный тень…
– Отто?
– Да, мисс?
– Что все-таки случилось, когда я схватила угря, Отто?
Он поморщился.
– Сейчас не фремя…
– Отто, я видела что-то странное. Тут был… огонь. И люди. И шум. Всего секунду. Но за эту секунду миновал как будто целый день! Так что же произошло?
– Ну, – неохотно начал Отто, – вы ше снаете, как саламандры накапливают сфет?
– Да, конечно.
– Ну фот, а земляные угри накаплифают черный сфет. Не тьму, но сфет, который фнутри тьмы. Черный сфет… витите ли, черный сфет… ну, его до сих пор не исучили как слетует. Он тяшелее, чем обычшный сфет, понимаете, поэтому скаплифается в оснофном на тне моря или в глупочайших пещерах Уперфальда, но в непольших количествах он есть и ф самой опычной тьме. Он потрясающий…
– Ну что же, все ясно, это какой-то особый магический свет. Отлично. Не пора ли перейти ближе к сути дела?
– Я слышать теория, что черный сфет есть перфичный сфет, из которого происходить все остальные раснофидности сфета…
– Отто!
Он поднял бледную руку.
– Я толжен вначале опъяснить фам! Фы слышали теорию, которая утфершдает, что настоящего не сущестфует? Потому что если оно делимо на части, то это не есть настоящее, а если неделимо, то у него нет начала, которое соединяться с прошлое, и нет конца, который примыкать к путущее. Философ Хайдехоллен утферждает, что фселенная это просто нечто фроде холодного супа ис фремени, фсе фремена перемешаны, а то, что мы софем течением фремени, не полее чем кфантофые флуктуации ткани пространства-фремени.
– Похоже, у вас в Убервальде долгими зимними вечерами делать больше нечего, кроме как философствовать.
– Та поймите ше, черный сфет есть токазательстфо этой теории, – продолжал Отто, проигнорировав ее замечание. – Это сфет бес фремени. Он осфещает, понимаете ли… не опязательно то, что есть сейчас.
Он сделал паузу, как будто ожидал какой-то реакции.
– Вы что, хотите сказать, с его помощью можно увидеть картинки из прошлого? – спросила Сахарисса.
– Или из путущего. Или откуда-то еще. На самом теле нет расницы.
– И вот этим вы воздействуете на людей?
Отто выглядел обеспокоенным.
– Я опнарушил странные попочные эффекты. О, гномы фсегда гофорить, что черный сфет делает странное, но гномы фесьма суеферны, поэтому я не фоспринимал их слофа фсерьес. Тем не менее…
Он покопался в завалах на своем верстаке и нашел иконограф.
– О госпоти, это фсе есть так слошно, – вздохнул Отто. – Послушайте, философ Клинг утфершдает, что у расума есть темная и сфетлая сторона, понимаете, и темный сфет… мы фидим его гласами темной стороны расума…
Он снова сделал паузу.
– Да? – вежливо спросила Сахарисса.
– Я ждать раскат грома, – признался вампир. – Но, уфы, тут не есть Уперфальд!
– Что-то я вас не понимаю, – призналась Сахарисса.
– Ну, понимаете, если пы я сказать что-нипуть слофещее фроде «гласа темной стороны расума» дома в Уперфальде, опязательно расдался пы внесапный грохот грома, – пояснил Отто, – а если покасать кому-нипуть замок на высокой скале и скасать: «Взгляни же, там… замок», тут же обясан скорпно зафыть фолк. – Он вздохнул. – В той дрефней стране ландшафт психотропичен и снает, что от него ошидается. Здесь же, увы, люди просто с удивлением смотрят на тепя, фот и фсе.
– Ну ладно, ладно, я поняла. Значит, это волшебный свет, который делает зловещие картинки, – сказала Сахарисса.
– Это очень… газетный спосоп описания черного сфета, – насколько мог вежливо выразился Отто. Он показал ей иконограф. – Фсгляните-ка сюда. Я просто хотел сделать картинка гнома, рапотафшей ф капинете Патриция, а получил фот это.
Картинка представляла собой мешанину каких-то пятен и завитков, в которой можно было разглядеть и смутный силуэт гнома, лежавшей на полу и что-то изучавшей. Но на все это было наложено четкое изображение лорда Ветинари. Точнее, изображение двух лордов Ветинари, с удивлением воззрившихся друг на друга.
– Ну, это же его кабинет, и он постоянно в нем присутствовал, – предположила Сахарисса, – возможно… магический свет отразил именно этот факт?
– Фосможно, – согласился Отто. – Мы ше снаем, то, что физически присутстфует сдесь, не обязательно присутствует сдесь на самом теле. А теперь всгляните на это.
