Вячеслав Шторм - Женить нельзя помиловать

— Не совсем, — прищурилась Глори. — Для начала скажите, по какой причине вы прячете Кенарея-разбойника в своем доме?

Вещий баян с громким стуком упал волхву на ногу.

— М-мм! — промычал Друзь, хватаясь за поврежденную конечность. — М-матрена! М-мать его!

ГЛАВА XIII,

Сын жены Друзя от первого брака — наводящий ужас на всю округу Кенарей-разбойник — на деле оказался самым обычным мужиком лет сорока, выглядевшим отнюдь не грозно. По крайней мере, когда сэр Шон именем князя Вольдемира категорически потребовал привести Кенарея сюда, тот даже не попытался бежать или сопротивляться.

— Пузо, значит, как пивной котел? — не без ехидства в голосе поинтересовался я у сэра Шона, когда знаменитый разбойник, потупив очи и смущенно тиская в руках шапку, предстал пред нами.

— И роста гигантского? — добавил Бон, оказавшийся выше Кенарея чуть ли не на полголовы.

— Ничего не понимаю! Эй ты, отвечай честно: кто ты такой?

— Дык эта… Илейка я, боярин, — пробасил тот. — А люди Кенареем кличут.

Эге, стало быть, тезка нашего «богатыря» получается?

— Разбойник? — продолжал допрос Ки Дотт. Детина вздохнул:

— Есть грех. Люблю с кистенем по дубраве погулять, купчишек потрясти. Верь, боярин: не корысти ради, токмо для развлечения.

— Об этом не мне судить, а Вольдемиру-князю, — надулся сэр Шон. — Поедешь со мной в столицу — ответ держать. Говорят, ты не только грабил, но и убивал изрядно.

Глаза Кенарея загорелись, ноздри раздулись, борода воинственно встопорщилась:

— Ложь! Не душегуб я! Дружки мои — Ванька Болото, Степка-Растрепка да Омеля-Царь — и впрямь иной раз купчин да хватов служивых под ребром щекотали, а мне нельзя!

— Вера, что ли, не позволяет?

— Заклятый он, — тихо проговорил Друзь.

— Как это?

Волхв обвел нас глазами, тяжело вздохнул и начал рассказывать.

Буйный нрав Матренину сыну достался в наследство от отца, лихого атамана Еремы. Из-за этой лихости, кстати, Матрена и овдовела: атаман, напившийся зелена вина до полного позеленения, решил на спор повторить подвиг былинного богатыря Чапая и переплыть широкую да бурную речку в полном доспехе. Очевидцы говорили, что в том месте, где Ерема пошел ко дну, круги на воде образовали надпись: «Летописец Фурманий — брехун!»

В то время будущему Кенарею было четырнадцать лет. Жалея неокрепшую психику подростка, Матрена скрывала от сына истинную профессию папы. Быть может, если бы Илюша не был твердо уверен в том, что Ерема — служивый человек, живота не пожалевший на службе великокняжеской, ничего бы и не случилось, а так…

Как-то раз, когда мать пошла в лес за ягодами, оставив сына дома колоть дрова, постучался в ворота какой-то странник: дай, дескать, молодец, напиться. Илья ему в ответ: «Вон колодец, вон ведро, доставай и пей на здоровье». Странник головой качает: «Негостеприимный ты, парень, неласковый — простой водой угощаешь, да еще и самому доставать велишь». Пожал Илья плечами, топор в колоду воткнул, принес из дома ковш кваса да ломоть свежего хлеба. Только странник опять рожу кривит: «Ай-ай-ай, совсем старших не уважает! Али ничего получше нет?» Вскипел Илья: «Да что ж тебе, окаянный, вина заморские подносить с пряниками печатными?» Тот ухмыляется паскудно: «Не откажусь. Батя-то твой, Ерема-разбойник, поди, много награбил, отчего ж с ближним не поделиться?» Илья хлеб с квасом — на землю, странника — за грудки: «Брешешь, пес! Никогда в нашей семье разбойников не было! Ну-ка, быстро проси прощения у меня да у родителя покойного, а не то…» «А не то что?» — нагло спрашивает тот. «А вот что!»

Короче, припечатал ему Илюша от души так, что тот кубарем до самой калитки катился. А докатившись, встал, выплюнул три выбитых зуба и прошипел: «Никогда, говоришь, разбойников не было? Будут!» Илюша ему в ответ: «Вали, вали, а то еще добавлю!» «Я-то уйду, — отвечает тот злорадно, — но только сперва на руку свою посмотри!» Глядит Илья и видит: испачкан кулак кровью из разбитых губ странника. А странник шипит по-змеиному: «Кровь моя на твоих руках, парень. Еще чьей-нибудь кровью их замараешь — помрешь лютой смертью. А пока лежи, отдыхай…» Прошипел это и пропал, а у Ильи разом ноги отнялись. Таким его мать и нашла, когда из леса вернулась.

И вот год проходит, другой, третий — сидит Илья сиднем, а лекари да знахари окрестные только руками разводят: не справиться никак с неведомым недугом, уж больно сильный колдун заклятие клал. По всем окрестностям уже слухи ползут: дескать, в простом селе, на самом краю мира богатырь великий своего часа дожидается, силу копит. Кто говорит — пять лет, кто — десять, а иные решили не мелочиться и прямо заявляют: тридцать три! А что, цифра красивая, внушительная. В одном только все сходятся: как пройдет срок, накопит богатырь силы столько, сколько надо, так и пойдет по Пределу чесать мелким гребнем всех супостатов. Змеям крылатым — шею на тройной узел, китоврасам диким — хвост на пробор, болотникам пакостным — пасть еще шире (хотя, казалось бы, куда уж шире!). Ну и, само собой, ближайших соседей не забудет, всех приголубит: хану Помоеву — в ушат, конунгу Занудссену — по рогам, а чванливому автократору Мелиоратию и вовсе устроит полную ирригацию. Что такое эта самая «ирригация», никто толком не знал, но упоминали все, причем с чувством, раскатисто произнося двойное «эр» и восхищенно причмокивая. Так и жили.

А на четвертый год появился в тех краях чужеземный волхв Друзь. Он-то, обратившись к богам, и выяснил, как можно парню помочь. Стащил волхв Илью с лавки, выволок за околицу, всунул в руку кистень папин (Матрена сберегла) и кивнул на большак: «Хочешь опять человеком стать — иди, и чтоб без добычи не возвращался. И про запрет на убийство не забывай». Потом повернулся спиной и ушел, ни разу не оглядываясь. Будто знал, что совсем немного времени пройдет — и встанет парень на ноги, впервые за долгие годы, сам, без поддержки. И не просто встанет, а шагнет. Раз, другой, третий, десятый, сотый. И кистень в его руке засвистит счастливо, рассекая воздух, не хуже певчей птахи-кенарея…

Сразу же после окончания рассказа сэр Шон вскочил и потребовал, чтобы Друзь и Кенарей вышли и подождали в соседней комнате, пока княжеские посланцы — то есть мы — будут держать совет относительно дальнейшей судьбы разбойника. Друзь только крякнул, взглянув на «княжеских посланцев», но ничего не сказал и послушно удалился, подталкивая пасынка в спину.

Не успела за ними закрыться дверь, как Ки Дотт вскочил и начал нарезать по комнате круги, заламывая руки и издавая прерывистые восклицания. Когда нам надоело крутить вслед за ним головой, я вспомнил уроки Изверга и как следует рявкнул.

Не помогло.

— Сэр Шо-он! — ласково пропела Глори. — Вы не остановитесь на минуточку?

— А? — замер на месте тот.

— Благодарю вас. Теперь сядьте и спокойно поведайте нам все, что хотели.

Помогло. Ну, женушка! С другой стороны, чему я удивляюсь? Изверг вот тоже и крупнее, и сильнее, и ревет куда как громче, но в итоге все равно все происходит так, как хочет Лака. Видно, судьба у нас такая…

Как бы там ни было, после того как наш богатырь разместился на лавке, слова хлынули из него полноводной рекой. Впрочем, лично я и так прекрасно знал все, что он может сказать. Видели бы вы его лицо во время рассказа Друзя! Сказать, что оный рассказ его ошарашил, значит, ничего не сказать. И в самом деле, назвать себя вымышленным именем — это одно, но узнать, что ты самозванец, пусть и по ошибке — совсем другое. При этом самозванец, на которого буквально молятся во всем Пределе, а каждый более-менее серьезный злодей мечтает прибить его голову на почетное место среди своих трофеев.

— Ничего, сэр Шон! — хлопнул я бедолагу по плечу, когда горе-богатырь изложил все вышеперечисленное. — Такова нелегкая, но славная жизнь великого героя. Зато теперь вам не нужно будет тратить время на поиски достойных противников — они сами будут искать встречи с вами.

Сэр Шон затравленно кивнул и робко поинтересовался:

— Все это так, сэр Сэдрик, но как же мне быть с Кенареем?

— А в чем проблема? — подмигнул Бон. — Вы его нашли, теперь смело вяжите по рукам и ногам, волоките к этому своему краснолицему правителю и получайте заслуженную награду.

— Я не могу!

Да, даже при всей своей недалекости лохолесец понимал: привези он сейчас Кенарея князю, и тот молчать не будет. А как отреагирует Вольдемир на такое откровение — это еще вопрос. И потом, разбойник по прозвищу Кенарей никак не тянул на защитника и избавителя (разве что от ценностей).

— Тогда еще проще! — фыркнул Римбольд. — Берете одной рукой этого бедолагу за шиворот, другой — свою замечательную булаву, трах — и нет проблемы!

— Не могу! Он же, по сути, ни в чем не виноват! Да, благородство сыграло с нашим приятелем злую шутку. Жаль все-таки, что Кенарей — отнюдь не великан с выдающимся пузом. Можно было бы устроить роскошный показательный поединок, а так…