А Саша делает, как может (СИ) - Козьякова Наталья Дмитриевна

Встречались мы за столом и по утрам, выползая из кровати. И поздно ночью, конечно.

Исполнение супружеского долга без особых изысков — Энгельберт часто засыпал, едва долетев до подушки. Я не настаивала. Честно говоря, никак в моей душе не просыпалась тяга к этой стороне жизни. Никакие единороги в животе не прыгали, бабочки крыльями не шелестели, тараканы не шуршали. Да и уставали мы не по-детски. Их Величества, Высочества и брат Генри бодались с маркизом и неучтенными рудниками. Прижучить маркиза было вроде бы не за что, а так хотелось.

Впрочем, я в их высокие отношения не лезла. Во-первых, не в теме, во-вторых, мне и без рудников забот хватало. А в-третьих — оно мне зачем?!

Мне и своего по макушку. Потому что фрейлины в большинстве своем, даже молодые, не спешили блистать на сцене. А еще мы никак не могли подобрать музыкантов. Вот когда вспомнишь добрым словом старинный патефон и тяжелые грампластинки.

Было дело — проводили в клубе мероприятие, военной песни посвященное. О, как же слушали эти старые, чуть хрипящие и поскрипывающие записи!

Так, я отвлеклась.

У меня тут опять не слава Ветрам. Пришла мадам главная королевская портниха.

Стонет, что вот уже на днях праздник, а я лучших подмастерьев забрала, кто же теперь будет шить придворным леди наряды к весеннему балу.

Пришлось в очередной раз показать зубки. У нее в мастерской еще около двадцати девиц ножницами лязгает, а она за этими притащилась.

Нет, я, конечно, понимаю — боится мадам конкуренции. Вдруг наши изыски ее шедевры затмят. А они затмят.

Леди Еления, выслушав приказ королевы, немного подумала и согласилась. У нее та же проблема назрела: дочка ни в какую не признавала кормилиц. И нянек терпела, если только мать в пределах видимости была. Так что на аудиенцию Еления прибыла с плетеной из ивовых ветвей колыбелькой, в которой спокойно посапывала милая кроха, умотанная в облака кружев.

Заодно и королевскому лекарю девчушку показали. Лекарь сообщил, что девочка здорова, развивается согласно нормам эльфийского народа, и наказал девочку кормить грудным молоком матери.

И тут наступил малый звездный час Елисабель.

Детки проснулись, и дружно захотели вкусить материнского молока.

Пока Еления металась по королевской гостиной, не зная, как приспособиться, Елисабель кивнула камеристке, которая тут же подскочила к ней с тазиком теплой воды и чистым полотенцем.

Ничтоже сумняшеся, Елисабель провела необходимые манипуляции, села в кресло и приложила к груди детеныша.

У леди Елении глаза обрели форму идеального круга.

— Это же…. Ваше Величество, это же так… — забормотала она, — И как вам пришло в голову такое решение? Ведь все просто, а насколько удобно! Даже на публике можно дитя накормить, не мучаясь с платьем.

Елисабель величественно кивнула и велела камеристке принести новое платье того же фасона для Елении. Так сказать, одарила со своего плеча верную придворную даму.

Еще и лифчик для поддержки груди обещала показать, нахваливая удобство.

Зато портниха бесится.

Корсетов нашито немереное количество, да только кто ж их заказывать будет, если сама королева отказалась и далее свою фигуру уродовать?! Ей, дескать, лекарь запретил, пока детей кормит. А у эльфов процесс вскармливания не менее двух лет длится. Детки-то растут медленнее, чем человеческие малыши. Примерно год к шести, или что-то около того.

А за два года воды утечет немеренно.

Как-то так мы и топаем по непроторенной дорожке.

А время поджимает.

Стоп! У меня идея!

Стребог

Ой, что-то мне страшно! Это куда же моя подопечная помчалась, теряя тапочки? Какая еще идея в ее голову сумасбродную забрела?

У нее ведь уже вполне приличный сценарий показа набросан. Что ей опять не так?!

Саша

— Энгель, дорогой, можно тебя на минуточку? — ворвалась я в кабинет моего драгоценного супруга. И остановилась, как будто меня кто-то по лбу дверью стукнул. Потому что картина маслом. И это при живой жене, значит. А я-то все думаю — чего мой супруг быстренько от супружеского долга отказался. Дескать, устает на работе. Ну-ну.

— Бог в помощь! — только и осталось сказать. А что тут можно еще сказать, если Высочество со смаком нацеловывает одну из фрейлин?! Ни-че-го.

Так, Сашка, стоять! Кидаться в них предметами не будем. Глазки у супруга блестят вожделением, это я и отсюда вижу. И ручки под ее юбкой не просто так расположились.

И не только ручки, как я посмотрю. Весь остальной организм тоже между стройных ножек пристроился, и двигается, как ему и положено. Туда-сюда, туда-сюда.

А мне вдруг отчего-то смешно стало. Нет, не до истерики. Просто — смешно. Верность, значит, до гроба. На сторону не посмотрит, значит. Подстава….

Я смахнула с глаз красную пелену и вышла из кабинета. Не буду сейчас разбираться, что это было. Опоили бедненького приворотным, соблазнили, подставили или просто мне померещилось. Нехай веселится мужик.

Я лорда Стрегойского к ответу призову. Не сейчас. Сейчас я…. О, а вот и зверь на ловца!

— Генри!

— Саша? Что с тобой?

Названный братец с кипой бумаг вырулил из-за угла. Красивый у меня братец. Высокий, стройный, глаза зеленые. И почто не он мне мужем стал?!

А на кой нам мужья, Сашка?!

— Саша?

А я уже сползаю по стеночке, в голове звон и красная пелена.

— Сашка!

— Тсс, Ген, — едва-едва шепчу, усилием воли гася звон и отметая в сторону пелену. — Загляни в кабинет, братик. Загляни и скажи, что мне померещилось. Только тихо, на цыпочках….

— Да что с тобой, сестрица?

— Ген, сделай без вопросов. А я пока за угол отползу. Там диванчик…

Генри, проводив меня ошарашенным взглядом, осторожно приоткрыл дверь…

Ан, нет. Не ошиблась.

Спустя пару минут из кабинета встрепанной курицей вылетела фрейлина, явно получившая ускоряющий пендель. А еще секунду спустя и Энгельберт с приспущенными штанами, в расстегнутой рубахе и наливающимся бланшем под глазом.

Вот теперь можно и в обморок….

Стребог

Сашка?! Сашка, почему я тебя не чувствую?

Генри

— Лекаря! Леди Александре плохо!

Я кинулся к сестре. Саша, откинувшись на спинку дивана, была мертвенно бледна. Идиот Энгель, какой же он идиот! Старая любовь не ржавеет, говоришь? Ничего, я с тобой еще поквитаюсь за сестру.

И что с того, что она мне не родная? Мама приняла ее, как родную. Да и за эти два месяца, что мы знакомы, я успел понять — Сашка — чудо. То самое чудо, которое надо беречь и просто любить. Потому что с ней рядом светло.

— Саша, Сашенька, очнись же ты….

Я склонился над ней, бережно похлопал по щекам, силясь привести в чувство.

— Ген…. Да не лупи же ты меня, — отвела она мою руку. — Значит, мне не показалось. Это действительно Энгель и фрейлина были?

Я кивнул.

— Саш, это его давняя фаворитка, — осторожно начал я, не зная, как все объяснить сестре. Да и что тут объяснишь. Даже на морок не спишешь.

— Значит, примерно с месяц у них обострение, — что-то прикинула Саша, медленно принимая свой обычный вид. — Значит, так тому и быть.

— Саша, успокойся, — попробовал я выгородить молочного брата. — Энгель, он…

— Генри, ни слова больше!

Она глубоко вздохнула. Выпустила воздух сквозь сжатые зубы.

— Будем считать, что авантюра Величества вполне удалась. Я более не претендую на руку, сердце и прочий ливер принца Энгельберта Азалийского. Баста! Ты мне вот что скажи — сильно занят? Нет? Отлично! Пойдем со мной!

Я и не понял — как она сумела меня сдвинуть с места. Через минуту мы уже были в театральном зале. Навстречу ей кинулись девочки — подмастерья.

— Леди Александра, у нас все готово, вот, посмотрите!

— Хорошо, молодцы, — кивнула она. — А сейчас марш в гардеробную. Переодеваетесь в эти наряды и на сцену.

— Саша…

— Генри, ты сейчас отсматриваешь все, что мы уже успели сделать. И не просто отсматриваешь. На показе будешь вести программу.