Виктория Князева - Медное царство
— Ты полегче с любой службой, — толкнула волчица Ивана в бок, — ты уже, милый, и так служб набрал себе полон рот!
Ваня, не слушая ее, продолжил:
— Дело любое бы сдюжил, заботы развеял да горести бы избыл! Не откажи, царь‑батюшка!
— Живой, говоришь, воды, — задумчиво протянул Кусман, — да яблок моих заветных тебе? Эко диво, чтобы кто‑то самолично просил, а не в нощи воровать в сад пришел, как все другие молодцы, я уж счет кувшинцам вести перестал, что ни год‑полгода — так дюжины как не бывало. Хорошо хоть кувшинцы не покупные, сами на корнях заветной яблони растут… Главное, кто ворует‑то? Все как ни на есть царские сыны… Похвально, друг мой, похвально, что ты честно ко мне пришел, вот тогда и послужи‑ка честь по чести.
Ваня напрягся и весь превратился в слух.
— Есть у меня, — начал царь, — три кобылицы‑молодицы, слыхал небось, морского петуха родные дочери. Все, как снег, белы, золотая грива до земли струится, нравом люты, только одного меня и слушают. Да не самому же идти в пастухи? Вот и потрудись за яблочки‑то, вот и послужи, коли сам напросился. Упасешь ты моих молодиц три дня, от рассвета до темной ноченьки — твое счастье, самолично и яблочек золотых нарву, и водицы живой отпущу полон кувшинец. А коли не упасешь, — Кусман метнул на Ваню страшный взгляд так, что у того мурашки побежали по спине, — а не упасешь…
Царь замолчал и задумался, наверняка придумывая кару пострашнее. Иван молча старался унять колотящееся сердце. Наконец Кусман нерешительно добавил:
— А не упасешь, я это… Не дам, короче говоря, яблок. И воды тоже не дам.
— А разве ты, царь‑батюшка, — не удержался Ваня, — не должен сказать что‑нибудь вроде „мой меч — твоя голова с плеч“?
— Болван! — сердито закричал царь. — Ты где у меня меч углядел?! Этот, что ли? — С этими словами Кусман достал из ножен, стоящих рядом с троном, длинный меч с проржавевшим клинком. — Таким мечом только капусту рубить.
И царь настороженно принюхался. Наставительно поднял палец в воздух:
— Чуешь? Уже рубят. Опять на обед щи готовят, подлецы. А что до головы твоей, — он сокрушенно развел руками, — очень она мне нужна. Да и палач последний давно на заднем дворе курам шеи сворачивает, ему сейчас не до казней.
Ваня переглянулся с Вестой, та недоуменно махнула лапой.
— Так что? — нетерпеливо спросил Кусман. — Согласен, что ли?
— Согласен, царь‑батюшка! — поклонился Иван. — Когда приступать прикажете?
— Давай, что ли, завтра с утреца и ступай в мои конюшни. Конюха ты, правда, не найдешь, он уже которую неделю там не показывается, но, поди, сам разберешься, где да что. Пастись где, мои кобылицы сами знают, ты, главное, как солнышко закатится, всех домой пригони. Они у меня такие‑разэтакие, все бы им ходить да гулять по полям‑лугам, а насчет того, чтобы и честь знать — нет.
— Все сделаю, уж сослужу, — продолжал кланяться и соглашаться Ваня, — будьте в надежде!
— Угу, — кивнул Кусман, — давай действуй. Тебя как звать‑то?
— Иваном.
— Ну, молодец, Иван. Те трое Иванов, что до тебя приходили, куда как неласковее были. Ни ответа тебе, ни привета, яблок нарвали, воды начерпали — и поминай как звали.
Ваня поклонился в последний раз, переглянулся с Вестой и, попрощавшись с царем, быстро зашагал прочь из залы.
Кусман окликнул их уже на пороге:
— Иван!
— Да, ваше царское величество, — обернулся Ваня, — чего изволишь?
— Да я сказать хотел, — замялся царь, — ты уж не серчай, что я обозлился на твою собачку говорящую…
Веста разъярилась, шерсть на загривке поднялась дыбом.
— Это не собачка, — простонал Иван, — это волк!
— Ну собака, волк, какая разница, — махнул рукой царь, — тут дело не в том. Я так понимаю, то шутка была про Елисея‑то?
— Нет, царь‑батюшка, — серьезно сказал Ваня, — не шутка, сами видели.
— Видели, — досадливо проговорил Кусман, — ты‑то видел?
— Своими глазами видел, батюшка‑царь! Войско великое надвигается, как огонь горит, пешие, конные — все как один ладные да статные!
— Вот так‑так, — протянул царь, — вот так штука. Вот так удружил соседушка…
Ваня молча стоял, ожидая, что еще скажет Кусман. Но царь молчал, пощелкивая пальцами. Наконец он сообразил, что надо прощаться, и махнул рукой:
— Давай, что ли, утро вечера мудренее. К себе не зову, самому жить уже негде, но тут неподалеку есть хороший постоялый двор…
Иван поблагодарил и постарался как можно быстрее покинуть тронную залу: запах капусты стал совсем невыносим. Видимо, царю несли обед.
Так и оказалось. В дверях Ваня столкнулся с пухлой кухаркой в грязном фартуке. Кухарка чуть не опрокинула поднос с дымящимися тарелками и блюдами, злобно посмотрела на Ивана, но ничего не сказала: рот у нее был занят куском хлеба.
Волчица ухватила зубами Ваню за руку и поволокла из залы. Оба метнулись по коридору в обратный путь, натыкаясь на двери и каких‑то грязных личностей, которые постоянно встречались на дороге. Когда оказались на свежем воздухе, у каждого из груди помимо воли вырвался вздох облегчения. Впрочем, Веста сразу начала ворчать:
— Собачка! Это ж надо!
— Да ладно тебе, — успокоил ее Иван, — хорошо хоть не повесил сразу!
— Что ладно? — взвилась волчица. — Нет, ты слышал, как он со мной разговаривал?! В грош не ставил!
— А со мной ничего вроде так, — съехидничал Ваня. — Только я вот чего не понял: что, все, кто до нас тут был, спокойно шли в сад и воды набирали? Там что, охраны нет никакой?
— Ты же видишь, какие тут у них порядки, — Веста усмехнулась, — какая уж тут охрана, стража… Им бы хоть дворец подправить, не ровен час развалится, как курятник.
— Тогда зачем же мы пошли к царю? — недоумевал Иван. — Чем мы хуже? Почему не своровать?
— Все бы тебе воровать да душегубствовать, — зевнула волчица, — нет, чтобы все честь‑честью совершить!
— Да какая тут может быть честь, — озлился Ваня, — ежели пасти бешеных коней предлагается!
— Ну, во‑первых, не коней, а кобылиц. А во‑вторых, — тут волчица положила морду на лапы и закрыла глаза, — а во‑вторых, не твоя то забота. Ты давай иди ищи тот постоялый двор, про который царь говорил, а я тут тебя дожидаться буду.
— Ну… Хорошо, — с сомнением кивнул Иван, — пошел я.
Веста ничего не ответила, и Ваня, вздохнув, отправился на поиски ночлега. В кармане позвякивали две золотые монеты, которые волчица вручила ему еще днем, так что можно было заплатить и за крышу над головой, и за хороший ужин. Конечно, шевелилась в голове мыслишка, что вот‑де можно бы ночью забраться в царский сад, нарвать яблок, нацедить воды полон кувшин… но Ваня решил, что Веста сама знает, как лучше. Он уже привык во всем полагаться на нее и избегал самостоятельно принимать решения.
Иван из любопытства свернул на какую‑то узенькую улочку и чуть не разбил лоб о низко висящую вывеску, на которой был нарисован толстый человечек с длинной бородой. Ваня наугад толкнул дверь и оказался в просторном помещении, обшитом дубом. Вдоль стен стояли широкие лавки, на полу лежал старый, но чистый ковер. Посреди горницы стоял огромный стол, накрытый белой скатертью с вышитыми на ней красными петухами. Ваня понял, что это харчевня, возможно, здесь можно было спросить и про ночлег.
Посетителей было мало. В углу сидел какой‑то пропитой старичок с маленькими красными глазками, девица в синем сарафане громко ругалась с хозяином, у самой стены притулился тощий мужичонка в теплом зипуне, подпоясанном синим пояском.
Ваня молча уселся на лавку и только сейчас понял, до чего же он устал. Прислонился к стене, закрыл глаза и почти сразу провалился в сон. Разбудил его хозяин, который наконец оторвался от склочной девицы и заметил нового посетителя.
— Чего тебе? — раздался громкий бас прямо над Ваниным ухом.
Иван вскочил на ноги и в первый момент не понял, где находится.
— Так чего надо? — В голосе хозяина появились недружелюбные нотки, и Ваня поспешил ответить:
— Поесть бы. Да и комнату, если есть.
Он вытащил из кармана монету и показал хозяину, чтобы тот не сомневался в его платежеспособности.
Голос кабатчика сразу смягчился:
— Поесть — это мы с радостью. Свининка есть, рябчики, каша опять же, зайца ободрать да изжарить можно, рыбы какой, закусок!.. Вино всякое имеется, наливки, настойка черносмородинная…
— Погоди, погоди, — перебил его Ваня, — вижу, всего и не перечислить. Давай неси чаю, кваску, хлеба побольше, зайца не трогай, а вот рябчика сюда.
— И все? — изумился хозяин, явно не привыкший к такому аскетизму. — А закусочек как же? Рыбки соленой, жареной, копченой? Ухи, рассольничку?
— Сыр есть? — вяло поинтересовался Иван.
— А как же! Сушеный!
— Неси и его тоже, — приказал Ваня, — лишним не будет.
