Смерть и прочие неприятности. Орus 1 (СИ) - Сафонова Евгения

Как выяснилось, и им это вполне под силу.

Вечер следующего дня Гербеуэрт тир Рейоль встречал, восседая в ложе на трибуне Королевской Арены.

Подходил к концу последний этап командной игры. На ярко освещённой арене прорастили деревья и наискось рассекли изумрудный газон рекой, шелестящей прозрачными водами, бесследно исчезающими прямо под резной оградой трибун; воздвигли скалы, фонтаны, лабиринты из низких зелёных кустов и две низкие каменные башни. Большая часть декораций была иллюзией, но крайне искусной. В команды собирали пятерых, каждого защищал зачарованный костюм, парализовавший игрока при точном попадании в сердце и определённом количестве «мелких ранений». Спустя некоторое время упавший «воскресал», но после каждого паралича это время становилось всё больше — и за каждое «убийство» команде начислялись очки. Игра заканчивалась, когда кто-то добирался до знамени вражеской команды: пёстрые флаги, раздуваемые волшебным ветром, гордо реяли на верхушках обеих башен, и заполучить их было совсем непросто.

В этой дисциплине турнира, особенно любимой публикой по причине зрелищности, участие принимали не все. Берегли силы для одиночной борьбы — да и не каждый способен был действовать в согласии с теми, с кем уже завтра придётся соперничать. Но Миракл Тибель принимал; и трибуны взревели, когда он в очередной раз подоспел на помощь товарищу, попавшему в окружение трёх противников — и, отчаянно рискуя, отбил от всех троих. Спася в той ситуации, которую многие сочли бы безнадёжной.

Где почти все предпочли бы «продать» соратника, но не подставляться самому.

— Они так любят его, — проговорил Кейлус Тибель, глядя в бинокль на ликующих зрителей, скандирующих имя представителя королевской семьи. — Мальчишку, даже командовать неспособного.

Миракл отсалютовал трибунам, расчеркнув воздух кончиком шпаги: сцену от остальной арены отделял звуконепроницаемый барьер, не позволявший толпе мешать игрокам или подсказывать любимчикам о грозящей им опасности, но отзвуки рёва пробились даже сквозь него. Тёмно-синий фехтовальный костюм Миракла Тибеля за сегодня встретил лишь пару лёгких ударов врага, в спокойном лице под тёмными кудрями не было ни торжества, ни насмешки — одно удовольствие от игры, в который раз идущей по твоим правилам.

— Трудно совмещать функции капитана с функциями лучшего бойца, — бесстрастно заметил Герберт. — Командиру пристало координировать действия остальных, не рискуя собой. Мирк не из таких.

Ложа, где они сидели, предназначалась исключительно для светлейшей семьи. В данном случае — королевы, её кузена и наследника престола. Открытая арена, в дождливую погоду закрывавшаяся магическим куполом, кольцами тянула вокруг овальной сцены ряды сидений: жёстких — на местах подешевле, мягких — там, где за представлением наблюдали состоятельные зрители. В королевской же ложе, отделанной алым бархатом (крытой, едва заметно мерцавшей прозрачной плёнкой колдовского щита, огораживавшего её полукругом), стояли несколько пышных удобных кресел, за которыми на почтительном отдалении дежурили бдительные стражники.

— Он мог бы командовать, но ему хватает мудрости распорядиться своими силами наилучшим образом. Умерить свои амбиции, прислушиваться к чужим советам. Играть в команде, когда ты сильнее многих, и мог бы довольствоваться участью блестящего одиночки, — молвила королева. Вроде бы благодушно — но задумчивость, скользнувшая за этим благодушием, напугала бы кого угодно. — Нетрудно понять, почему им восхищаются.

Подвеска на груди Миракла (такие использовали для связи на расстоянии) полыхнула колдовской синевой, однако тот, не дожидаясь указаний командира, уже бежал с товарищем к реке. И без указаний знал, что ему прикажут: атаковать последнее святилище соперника, белевшее на том берегу, пользуясь тем, что защищавшие его враги обездвижены на ближайшие минуты.

Святилищ на арене было шесть. По три на каждой стороне. И все три необходимо было разрушить, чтобы открылись двери башен, по условиям игры в начале запертые. Конечно, настоящие каменные храмы шпагами колупали бы очень долго; но эти, сотворённые магами, рассыпались в пыль от нескольких точных ударов.

— Как это печально, дорогая сестра, не правда ли? — наблюдая, как Миракл рассекает стремительные и мелкие речные воды, заметил Кейлус. — Толпа покупается на внешний блеск, на смелость и доброе сердце. И ты, которая хочет привести их к величию, сделать жителями страны, властвующей над целым континентом, для них словно злая мачеха из сказок; а юнец, не чурающийся тешить народ, словно балаганный фокусник… — будь сочувствие, с которым он покачал головой, материальным, им вполне можно было бы отравить лошадь. — А ты что думаешь, Уэрти? Многие на этой трибуне предпочли бы, чтобы твой титул достался твоему брату. Многие были разочарованы, когда не достался.

Тот промолчал. Пристально следя, как Миракл взрезает воздух серебристым лезвием, рубя тонкие белые колонны святилища, напоминавшего изящную мраморную беседку — и, как только оно взорвалось облаком белой пыли, кидается наперерез противнику, слишком поздно вынырнувшему из-за деревьев на защиту своего строения.

— Ты выше его, Уэрт. Выше всех, кого сейчас видишь. Не забывай, — шепнула королева, под цепким взглядом кузена склонившись к племяннику. Ласково огладила Герберта по волосам. — Нет ничего выше и важнее тебя и твоей задачи. Наша цель — Керфианская империя, и мы достигнем её… ты и я.

Тот не шелохнулся. Даже не подал вида, что услышал, неотрывно наблюдая за темноволосым юношей на арене. А тот кружил вокруг соперника на светлой песочной дорожке, прикрывая отступление товарища по команде: с изящностью исполнения танцевальных па, заложив одну руку за спину, сплетая в воздухе вязь серебристых вензелей поющей стали. Уворачиваясь от ответных атак легко, точно смеясь — но это было не так: над врагами, даже поверженными, Миракл Тибель не смеялся. Никогда. И предпочитал считать не врагами, а оппонентами.

Ещё одна черта, за которую его так любили.

— Я должен сказать кое-что, дорогая сестра, — понизив голос, изрёк Кейлус с тщательно дозированной озабоченностью. — До меня дошли весьма неприятные слухи. О некоем заговоре… как раз в пользу нашего дорогого Мирка.

Королева рассмеялась. Тихо, очень мелодично, словно мягко зазвенел колокольчик, выкованный из звёздного серебра — или из колкого света бриллиантов, усыпавших бордовый бархат её платья.

— Плохой же это заговор, если о нём ходят слухи. — Она улыбнулась, наблюдая, как маленькие фигурки бойцов, разрозненные по лежащей перед ними арене, стягиваются для финальной атаки. — Я тронута твоей заботой, Кейл, но можешь не волноваться. Все слухи, что расходятся по моему королевству, прежде всего приходят ко мне.

— Нисколько не сомневался в бдительности твоих осведомителей. И всё же. — Сидя вполоборота, Кейлус подался вперёд, склонившись ближе к креслу сестры. — Не думаешь ли ты, что наш Мирк… под самым нашим носом… сошёлся с той самой обещанной девой?..

Толпа сопроводила начало последнего боя ликующими криками. Боя одной команды, уверенной в своём превосходстве, готовой закончить игру, с другой: собравшейся перед открытыми дверьми своей башни, защищая её с отчаянностью тех, кому уже нечего терять.

— Забудь о заговоре, Кейл. И о пророчестве. Надеюсь, мы все вскоре о нём забудем, — откликнулась Айрес небрежно. — Пророчества — вещь зыбкая и опасная. Иные из записей Лоурэн уже не сбывались…

— Или мы просто об этом не знаем.

— …но даже если это правдиво, ничто в нём не указывает на моё правление. — Айрес чуть повернула голову, взглянув на кузена; ресницы её дрогнули, очертив намёк на холодный прищур. — Или ты решишься это оспорить?

Любой другой человек, причастный к королевскому двору и хорошо знакомый с повадками Её Величества, под этим прищуром в мыслях уже собирал бы вещи для скорого переселения в каменоломни. Однако Кейлус Тибель, помимо того, что он прекрасно осознавал своё особое положение, при внешней утончённости и некоторой женственности представлял собой персону отнюдь не робкого десятка.