Лев Белов - Этот несносный Ноготков
— Хорошо, — еще более мрачно сказал академик. — Позвольте нам, пока мы еще не лишены тела, взглянуть на опыт с Аликом — когда вы напичкаете его максимумом информации!
Глава сорок четвертая,
текст которой является точным отображением неожиданных, но закономерных событий
Трудно сказать, сколько времени прошло после того как Гэ-эр-пэ милостиво согласился выполнить просьбу академика Аша, ибо сам Гелий Михайлович, астроботаник Хворостов, цитолог Ноготков, геолог Кпндзюба и доктор медицины Блаженный сразу же вслед за уходом Алика, которого увел Пэ-гэ-гэ-пэ, впали в самую настоящую прострацию. Во всяком случае, никто из них даже не пытался поинтересоваться состоянием товарища, находившегося рядом, ми у кого из них не возникало желание узнать, куда именно делся Алик, все они были крайне угнетены и подавлены. Со стороны могло показаться, что все пятеро ученых находятся в состоянии гипнотического оцепенения. Впрочем, судя по тому, что произошло с Молотковым, Серповским, Валетовым и Ташматовым, предположению о гипнозе удивляться не стоило. Однако через какой-то промежуток времени вся пятерки внезапно пришла в себя. Первым опомнился Филипп Иванович.
— Где мой сын? — с тревогой спросил он, ни к кому в особенности не обращаясь. — Я хочу знать, где мой сын?! Куда его дели?
— Филипп Иваныч, ваш сынок исчезнуть навсегда не мог,
— прозвенел Аг, кружась над землянами. — Хоть вас сомнения и жгут, он очень скоро будет тут, и вы, конечно, без сомнений все убедитесь: это — гений!
— Нечего меня успокаивать вздорными обещаниями, — нахмурился Ноготков. — Я хочу видеть сына, доже если он далек от гениальности. Судя по всему, мне теперь недолго осталось жить, и я...
— Ну, ладно, дорогой, не надо паниковать, — обнял за плечи Филиппа Ивановича Блаженный.
Алик появился внезапно. Милый, несносный сын Филиппа Ивановича влетел сквозь образовавшееся наверху зала-многоугольника отверстие.
— Боже, — ахнул Ноготков-старший. — Где ты был?
— Разве тебе не говорили? — удивился Алик. — В КПЗ!
— Что, что? — побледнел Филипп Иванович, — В КПЗ, то есть в камере предварительного заключения? За что же это тебя? Варвары!
— Успокойся, — улыбнулся Алик. — КПЗ — это Концентратор Полезных Знаний. Мне теперь не нужен даже университет!
— Нонсенс, милостивый государь — нахмурился цитолог.
— Филипп Иванович, — впервые заговорил! Эмдэ-эс-шэ, — вас ведь предупреждали, что вашему сыну будет дан максимум информации. Теперь легко убедиться в этом.
Можете задавать ему любые вопросы по любым отраслям знаний!
— Хорошо, — усмехнулся цитолог. — Ну, скажем... какова суть одного из путей выделения исходных многомолекулярных систем из однородного раствора органических веществ земной гидросферы?
— Пустяк, — улыбнулся юноша. — Подобную тему может осветить даже кандидат биологических наук. — Заметив, как побагровел отец, Алик скороговоркой произнес:
— Ну, ладно, я отвечу. Наиболее вероятным первичное возникновение такого рода систем представляется в форме так называемых коацерватных капель. Эти образования можно легко получить в лабораторных условиях...
— Как именно? — изменился в лице Филипп Иванович.
— Путем простого смешивания растворов не только различных естественных белков или нуклеиновых кислот, но и искусственно получаемых полимеров со случайным или монотонным расположением в их цепи мономеров, то есть при смешивании или одновременном образовании таких веществ, возможность которых в «первичном бульоне» не подвергали сомнению. Я ничего не соврал?
— В-в-все абсолютно точно, — ответил отец Алика, с суеверным страхом оглядываясь на своих друзей, стоявших с разинутыми ртами. — Милостивые государи, но ведь этот молокосос буквально, слово в слово, повторил тезисы самого Александра Ивановича Опарина! Нонсенс!
— Нонсенс, — повторил астроботаник. — Ну, хорошо, ты что-нибудь о фикобилинах знаешь? И о каротиноидах?
— Вы что же, сговорились изматывать меня пустяковыми вопросами? — недовольно поморщился Алик. — Фикобилины — это древнейшие пигменты, которые господствовали на первых этапах эволюции растительности. Они окрашивают глубинные водоросли, например, в красный и синий цвет. Что же касается каротиноидов, то можно вспомнить хотя бы морковь, окраску которой дает пигмент каротин. Каротиноиды не только окрашивают растения, но и помогают им переносить холод. Они же приводят к тому, что растения становятся в двадцать раз устойчивее к ультрафиолетовым лучам.
— Может быть, — после долгой паузы решился задать вопрос доктор медицины, — ты мне объяснишь, что такое гиперестезия?
— В отличие от анестезии, Джонрид Феоктистович, — улыбнулся Алик, — которой именуют всякое выпадение, отсутствие чувствительности, гиперестезией называют повышение чувствительности.
— Это случайность, — пробормотал Блаженный. — А что же такое афазия, дизартрия и дисфагия? — Он нервно проглотил слюну.
— Отвечаю по порядку, — снова улыбнулся Алик. — Речевое расстройство, расстройство произношения слов и нарушение глотания. Последнее явление, Джонрид Феоктистович, вы только что продемонстрировали — однако это на почве легкого нервного расстройства.
Ученые переглянулись, как бы спрашивая друг друга, не снится ли им все это. Однако, судя по всему, опасения были напрасны.
— Позволь и мне задать вопрос? — робко попросил Кандзюба. — Что ты знаешь об афганском лазурите?
— Ну, ладно, — рассмеялся Алик, — отвечу. В отличие от светлого пятнистого лазурита берегов Байкала, афганский лазурит ярко-синий. Екатерина Вторая ставила афганский лазурит выше сибирского. Лишь в конце тысяча девятьсот тридцатого года советские геологи обнаружили на Памире, на высоте около пяти километров, в леднике, лазурит темно-синего цвета, нежно-голубого и с переходом в фиолетовые и зеленые тона. Это был лазоревый камень Памира.
— Хватит! — крикнул академик. — Только еще два вопроса по химии. — И он не без тревоги посмотрел на испуганные лица ученых. — Чем парадоксален протактиний? И что такое астат?
— Протактиний — один из немногих элементов, существование которых предсказано почти за полвека до открытия. Он дороже золота, но пока не имеет практического применения. Между прочим, это тот именно элемент номер девяносто один из таблицы Менделеева, который сам Дмитрий Иванович назвал экатанталом, когда он еще не был открыт. Период его полураспада равен тридцати пяти тысячам лет. Астат — элемент номер восемьдесят пять. В земной коре содержатся лишь тридцать граммов этого элемента. Известны двадцать изотопов астата. Достаточно, Гелий Михайлович?
— Достаточно! — механически повторил академик и обвел своих коллег блуждающим взглядом лунатика. — Теперь и умереть не страшно!
— Итак, сейчас вы убедились воочию, что такое цивилизация блистательной Иоллы, — с металлическим оттенком в голосе произнес Гэ-эр-пэ. — Если сын Филиппа Ивановича за такой короткий срок сумел стать всесторонним ученым, можете себе вообразить, чего достигли мы за миллионы лет процветания науки. Таким образом, вам ясно как божий день, что вы ничем не рискуете, оставаясь здесь навеки.
Глухой стон вырвался из груди землян, не считая, конечно, Молоткова, Серповского, Ташматова, Валетова и их двойников, которые по-прежнему стояли навытяжку с бессмысленными лицами манекенов.
Глава сорок пятая,
из которой можно сделать вывод, что
ГУСЛИ бывают разные
Когда земляне окончательно убедились в непреклонности Гэ-эр-пэ, решившего обречь их на бесконечные страдания, что послужило причиной исторгшегося из их груди стона, они услышали звуки, заставившие встрепенуться даже Филиппа Ивановича, который находился в состоянии особого уныния.
— Одноголовые четырехконечностные! — раздался чей-то незнакомый голос. — Вы получаете редкую возможность лицезреть гусли! Поздравляем с удивительной удачей — за последние двадцать тысяч лет ни один пришелец не сподобился столь высокой чести!
Более того, почти никто из обитателей блистательной Иоллы даже не подозревает, что гусли вообще существуют в природе! Досточтимому Агу предлагается по-прежнему быть у землян провожатым.
— Вы что-нибудь поняли? — шепнул академику доктор медицины.
— Насколько я успел сориентироваться, — негромко ответил Гелий Михайлович, — издевательства продолжаются. Нам сейчас, конечно, не хватает одного — взглянуть на гусли. В виде особой милости нам еще, быть может, покажут балалайку.
— Вы неисчерпаемы, — повернувшись к академику, вздохнул Кандзюба. — Именно сейчас так хочется балагурить!
— Балагурь не балагурь, не спастись от страшных бурь, — наигранно улыбнулся Гелий Михайлович. — Извините за рифму, досточтимый Аг! — И академик молитвенно воздел руки.
