Дмитрий Емец - Таня Гроттер и трон Древнира
Внезапно перед кабинетом, едва ли не на том же месте, где стояла Дуся Пупсикова, возник Фудзий.
– О, яды! Обожаю яды! Где ты, друг мой Моцарт? – забормотал он, стряхивая с халата не погасшие после телепортации искры.
Ребята расступились. Вид у преподавателя магических сущностей был хорошо помешанный.
– Он был в Магфорде, а когда возвращался, тут его и шарахнуло! Опять эти потусторонние духи! Вечно вселяются в телепортантов! – шепнула Гробыне всезнающая Попугаева.
– А что он делал в Магфорде? – жадно спросила Гробыня.
– Не знаю. Говорят, он там помолвлен с какой-то ведьмой. Она его любит, а он ее нет и все время откладывает свадьбу, – с придыханием сказала романтичная Верка.
– Вот дурочка с переулочка! У меня бы он не открутился! Пусть только Пуппер попробует меня продинамить! Я ему отложу свадьбу – он у меня в хоре привидений запоет! – подбоченясь, заявила Склепова.
Попугаева и Пупсикова посмотрели на нее с уважением.
«Сальери» несколько раз по-тигриному прошелся мимо кабинета Клоппа, подозрительно присматриваясь к ученикам. Внезапно лицо его перекосилось. Он со звериным рыком прыгнул на Гуню Гломова и стал трясти его за ворот.
– Ах вот ты где, Моцарт! Ну скажи, зачем ты гений? Колись! – завопил он.
Гуня Гломов озадаченно моргал. Его впервые в жизни назвали гением.
Неожиданно Фудзий разжал руки. Он огляделся, точно только мгновение назад пришел в себя, и, сжав виски руками, быстро пошел прочь.
– Ненавижу телепортацию. Вообще всякую дорогу. Помню, когда я был маленьким и жил у лопухоидов, меня вечно тошнило в карете… – бормотал он себе под нос.
Ванька Валялкин покачал головой.
– С таким отыскивателем магических сущностей о троне Древнира придется забыть… – сказал он.
– Ясное дело! О чем они там думают, в Магфорде? Это ж надо было подсунуть Сарданапалу такое сокровище! – согласился Жора Жикин.
Главный тибидохский красавчик выглядел необыкновенно довольным. Подозрительно довольным, учитывая грядущий экзамен.
Минут через десять, так и не дождавшись, пока им откроют, ребята стали барабанить в дверь Клоппа, но она как была, так и осталась запертой.
– А если смыться всем вместе? – предложил Моцарт-Гуня.
– Хилая отмазка! Лучше я помогу ему сглазить билеты! У меня сглазы круто выходят! Вот будет прикол, если у всех белых котлы полопаются! – вызвалась Гробыня.
Она повернулась спиной, выбросила красную искру и, прошептав заклинание взломщика Туманус прошмыгус, просочилась сквозь дверь.
А еще секунду спустя до слуха донесся ее вопль.
– Что случилось? – крикнула Лиза Зализина.
– Он… Его больше… Позовите кого-нибудь из взрослых! СКОРЕЕ! – Голос Склеповой едва можно было узнать.
Слышно было, как лопнула искра, которой Гробыня снимала запирающее заклинание. Все ворвались внутрь. В воздухе висел жаркий едкий пар. Крысиная жилетка профессора Клоппа валялась на полу. На жилетке лежал толстый розовый младенец и играл с бронзовой ложкой на цепочке.
– А это кто такой? Еще одну сиротку подбросили, вроде нашей Гроттерши? – подозрительно спросила Рита Шито-Крыто.
– Не выступай! Ты что, не видишь – это же Клопп! Смотри, вот и третий глаз у него на затылке! – прошептал Кузя Тузиков.
Верка Попугаева и Дуся Пупсикова, так и не отважившиеся войти в класс и маячившие на пороге, заголосили и, на бегу впадая в истерику, помчались за преподавателями.
Несколько минут спустя в класс почти одновременно ворвались Сарданапал, Тарарах, Медузия и Зубодериха. Последним примчался запыхавшийся Поклеп, начавший с того, что выгнал из класса всех любопытных.
Захлопнув за ними двери, он поднял с пола откатившееся яблоко и осторожно понюхал место надкуса.
– Молодильное! – сказал он. – Причем недозрелое! Эти самые опасные! Интересно, кто его так?
Младенец загулил и засунул себе в рот большой палец на ноге. Было очень сомнительно, что у него удастся что-то выведать.
– А если Клопп сам решил омолодиться? Между нами, мальчиками, старикану давно пора было в починку! Из него едва песок не сыпался, – предположил бестактный Тарарах.
Доцент Горгонова щелчком отогнала кобру, раздвоенным языком щекотавшую ей ухо. Кобра от обиды вновь превратилась в прядь волос.
– Омолодиться за пять минут до экзамена, уже разведя огонь под котлами? Не самое подходящее время. Скинуть лет сто-двести одно дело, но превращаться в младенца?! На Клоппа это не похоже! – сурово сказала она.
– Тогда другая идея. Положим, он решил скинуть пару десятков лет и откусить самую малость. А потом раз – и переборщил! – сказал Тарарах.
– Исключено! Зигмунд преподавал яды и зелья, а это уже кое о чем говорит. Он прекрасно рассчитывал дозы. Сомневаюсь, чтобы он мог так опростоволоситься. Кто-то подменил обычное яблоко на молодильное! Это не так уж и сложно. Внешне они похожи, – хмурясь, заявил Поклеп Поклепыч. – Здесь налицо умышленное отравление!
– Омоложение… – мягко поправил Тарарах.
Питекантроп присел на корточки и умиленно разглядывал младенца, который уже наигрался ложкой и теперь выщипывал крысиную жилетку.
– Не буду спорить! Пускай будет преступное умышленное омоложение! Клоппу еще повезло, что у него был всего один зуб и он сумел отгрызть от яблока совсем немного. В противном случае он бы вообще исчез. Возможно, что именно на это негодяи и надеялись, – напирая, сказал завуч.
– И что же теперь делать? – спросила Зубодериха.
Все повернулись к Сарданапалу, который до сих пор не произнес ни слова, а лишь внимательно смотрел то на яблоко, то на пламя под котлами, имевшее странный бордовый оттенок.
Усы академика неопределенно шевельнулись.
– А ничего, – сказал он.
– Как ничего?
– Мы не дети. У нас не может быть никаких иллюзий. Действие молодильных яблок отменить невозможно. Самое большее, мы способны слегка ускорить его рост. Через год-два он будет выглядеть на десять-двенадцать лет, и мы отдадим его учиться магии заново вместе с нашими ребятами. Не удивлюсь, если он будет делать успехи, – негромко сказал Сарданапал.
Младенец вновь загукал и, размахивая ножками, прицельно засветил склонившемуся над ним Поклепу пяткой в нос. По его безмятежному личику сложно было предположить, что со временем он способен стать профессором практической магии.
– Все-таки я хотел бы знать, кто сделал это с Клоппом! Наверняка здесь не обошлось без этих малолетних преступников и негодяев! Им нужно было сорвать экзамен, и они этого достигли! Предлагаю просветить всем сознание, выявить виновных и сурово наказать! – прошипел Поклеп, потирая нос.
– Я все ждал, пока ты об этом скажешь! Ты бы еще вспомнил, что в подвале есть пытальные инструменты! – поморщился Тарарах.
– Правда есть? А какие именно? – оживился Поклеп.
– Да ну, ржавчина одна, – уклончиво буркнул Тарарах. Он уже жалел, что вообще заговорил об этом.
Но мысль Поклепа, наскуча струиться по древу, уже скользким ужом ползла дальше.
– А ну погодите! – сказал он. – Не исключаю, что ученики тут ни при чем! Зуби, быстро проверь, на месте ли твой Спящий Красавец!
– Мой? Он не мой! – рассердилась Зуби.
Сарданапал внимательно посмотрел на Зубодериху, а потом на Поклепа. Его безмятежный лоб рассекла похожая на шрам морщинка.
– Зуби, дай зудильник! – велел он.
– Академик, вы же меня знаете… Я окружила гроб такой кучей заклинаний! Да он теперь охраняется лучше, чем Жуткие Ворота!
– Зуби!
Поджимая губы, Зубодериха сунула Сарданапалу зудильник.
Экран зудильника, заразившийся упрямством от своей хозяйки, сперва артачился. Он то выдавал помехи, то пытался говорить голосом Грызианы Припятской, но после угомонился и показал небольшую комнату, примыкавшую к кабинету Зубодерихи. Хрустальный гроб безмятежно покачивался на серебряных цепях. Спящий Красавец, озираясь, полусидел в гробу. Видно было, что он только что улегся и теперь собирался натянуть на себя крышку.
Вокруг полыхали черномагические охранные завесы, золотились экзотические африканские запуки, способные погрузить в зимнюю спячку даже слона, но Спящему Красавцу все это было трын-трава.
– Но почему он вообще проснулся? Отчего не подействовала моя магия? – воскликнула Зубодериха.
– Отсроченное проклятие – странная штука. Никто не знает, какие коленца оно выкинет. Хотел бы я знать, что за маг наложил его в данном случае… Сдается мне, что это могла быть… Та-Которая-Надоела-Всем-Даже-На-Том-Свете! – задумчиво сказал Сарданапал. Это был едва ли не первый случай, когда он не назвал Чуму-дель-Торт по имени.
– Но Та-На-Кого-Вы-Столь-Тонко-Намекнули мертва! – воскликнула доцент Горгонова.
– Разумеется, Меди! Именно потому ее отсроченное проклятие и обрело такую силу, что Готфрид Бульонский может шляться, где ему вздумается, а мы только и можем, что любоваться им в зудильник… Даже вздумай я теперь посадить его в клетку, она бы его не удержала! И это при том, что он дрыхнет как сурок и даже не думает просыпаться! – раздраженно проговорил Сарданапал.
