Не будите спящих красавиц (СИ) - Кирова Таиска

От подарка Мурзик все же отказался. К слону и лягушке нам не хватало только кошки. Все–таки не за этим мы затеяли наш поход. Придется Кукухе еще какое–то время пожить под родительским крылом. Кстати, группа стажера не узнала, видимо, отсутствие приметы в лице (или морде) богатырского коня, немало, этому поспособствовало.

В наше измерение мы вернулись уже в сумерках и не там, где планировали. Портал размещался далеко за городом. Именно здесь стенка между двумя измерениями была самой тонкой и годилась для перехода.

Через границу нас неохотно пропустили, а вот мешочек серебрушек пришлось отдать. Толстый усатый таможенник укоризненно покачал головой и спрятал честно заработанную мной на параде награду в стол. Все остальное имущество Мурзы не вызвало никаких нареканий. Ни старый будильник, ни бутылка, внутри которой затаился Фаня, ни шерстяные носки, связанные заботливыми руками бабушки Яги. Даже Изольда в нагрудном кармане не произвела должного впечатления. Впрочем, благодаря ей удалось сберечь те деньги, которые дал шеф. Так за один день зеленуха умудрилась сохранить лицо и имущество нашего начальника.

Глава 17. Домик в деревне

Школьники загрузились в поджидающий их автобус и укатили восвояси. А мы остались в гордом одиночестве на окраине небольшого села. Мурзик растерянно огляделся по сторонам, решая, куда идти. Я его не торопила. За исключением недавно появившегося здесь портала, эти места были мне хорошо знакомы. Пусть походит, посмотрит, придет в отчаянье, а потом я спасу положение.

Изольда сонно жмурилась и зевала, а затем перебралась в рюкзак. Наверняка, уже уснула без задних лапок. Жорик вытянул щупальце наружу и одним глазком оценил обстановку.

— И куда теперь? — спросил он вслух. Странно, но стажер тоже услышал вопрос.

— Попробуем поймать попутку, — неуверенно предложил он.

— А, может, переночуем в деревне? — мой намек не остался незамеченным.

В нашем мире вечер оказался заметно прохладней, и ученик невольно поежился в тонкой футболке под рубашкой. Да и комары тут были гораздо злее и не такие организованные. Зато, свободу слова пока никто не отменил. В этом мы убедились, когда Мурзик оступился и чуть не упал. А мусор на обочине лишний раз подтвердил, что мы дома.

По селу Мурза шел под дружный перебрех дворовых псов. Единственная широкая улица, к маю уже просохшая от грязи, пересекала все поселение и заканчивалась местным погостом. Собаки остервенело драли глотки сквозь штакетины заборов и калиток из каждого двора, и Мурз вынужден был брести дальше. Только один дом на отшибе встретил нас молчанием и темными окнами, закрытыми резными ставнями. Дальше в сумраке на пригорке маячили силуэты крестов и надгробий.

— Надо попробовать постучать, — стажер нерешительно мялся у калитки.

— Бесполезно, — сказала я, — дома все равно никого нет.

— Откуда ты знаешь? — в один голос спросили Георгий и Мурза.

— Это мой дом, — просто ответила я и пояснила, — от бабки в наследство остался.

— Тогда, чего же мы стоим? Пошли внутрь, — обрадовался Мурзик.

— Не все так просто, — осадила я его, — дом зачарован от непрошеных гостей. Местные и так сюда не суются, а от заезжих гастролеров вроде того гармониста, пришлось ставить защиту. Одолжи мне тело, иначе внутрь не попадем.

Как я уже упоминала, бабка моя — Лидия Федоровна — требовала называть себя исключительно по имени–отчеству и черпала силы из земной стихии. На первый взгляд, невозможно было понять, что она ведунья. Я, во всяком случае, не догадалась, когда впервые увидела ее в стенах сиротского приюта. Она назвалась моей бабушкой по материнской линии и после нескольких посещений забрала к себе домой. Маленькая сухонькая, с седыми волосами, скрученными в кулю на затылке. Серые холодные глаза иногда становились очень пронзительными и колючими как январский снег, а иногда добрыми. Правда, это случалось крайне редко, если мне удавалось сходу понять какое–нибудь заклинание. Очков она не носила и гордилась тем, что в свои шестьдесят восемь не утратила остроты зрения и ясности мысли. В селе ее побаивались и старались держаться подальше, не смотря на то, что изобилие в окрестных садах было исключительно ее заслугой. К ней приходили издалека, иногда глубокой ночью, но, как правило, поодиночке. Бабка за гадание брала немного, лишь то, чем человек больше всего дорожил.

Участок, который принадлежал теперь мне, переплетали невидимые узоры, уходящие нитями глубоко под землю. Если, не зная, нарушить их структуру, можно попасть в одну из трех действующих ловушек. Первая ловушка, самая простая, походила на глухую комнатку без окон и дверей под фундаментом старого дома. Земляные стены опутывали корни, по которым сочилась грязная вонючая вода, которая при необходимости годилась для питья. Иногда кто–то из соседских детей, попадал туда. И когда обеспокоенные родители приходили в поисках своего чада, бабка делала проход в стене и выпускала наружу незадачливого исследователя подворья местной ведьмы. Если узника никто не искал, через три дня его выбрасывало на поверхность, облепленного грязью и испуганного настолько, что всякое желание приближаться к опасному месту исчезало без следа.

Вторая ловушка — яма вязкой смолы, сверху прикрытая зыбучими песками в саду под вишневыми деревьями. Неосторожный грабитель рисковал угодить в этот капкан, из которого практически невозможно было выбраться без отрезания увязших конечностей. На моей памяти, в нее ни разу никто так и не попал. А я прожила с Лидией Федоровной около двух лет.

И, наконец, третья ловушка — чулан в самом доме, спрятанный за тяжелой дубовой дверью, окованной железными полосами толстого металла. Даже после смерти бабушки, вступив в полноправное наследство, ключ я к нему так и не нашла, и охранные заклинания на запорах тоже пока не сумела разрушить.

Как только я заполучила тело стажера, сразу начала действовать. Отсчитала от калитки вправо двенадцать штакетин и потянула тринадцатую за нижний край. Гвоздь легко вышел из дерева, как делал это неоднократно, и в заборе образовалась дыра, в которую тело стажера еле–еле протиснулось.

— Ты точно здесь хозяйка? — уточнил он, следя за мной через зеленое стекло бутылки, которую я несла в руке.

— А разве, не похоже? — я продолжала отсчитывать шаги. На каждом седьмом останавливалась и ждала три секунды. Этот ритм позволял без помех преодолеть лужайку и палисадник у дома, заросший на данный момент крапивой и лебедой.

— Не очень, — в голосе Мурзика читалось сомнение, — хозяева на четвереньках по крыльцу не ползают.

Наивный, он никогда не видел шефа после регулярных посиделок. Ну, ничего, все еще впереди, если я правильно определила половицу.

— Не мешай, а то нас сожжет адское пламя перед входной дверью, — просто ответила я.

Маленький бонус, который я сама же и добавила, когда тренировалась в наведении чар. К слову сказать, огонь был безвредный и годился лишь для уничтожения летающего гнуса. Это пламя я ласково называла «костры инквизиции», за очевидную пользу в борьбе с летающими кровопийцами. Чары никуда не делись, и я сама их рассеяла, прежде чем поднялась на ноги. Просто не хотелось опалить волосы и ресницы ученика, снова доверившего мне свою оболочку.

Дверь никогда не запиралась, чтобы не задерживаться на пороге. Только я и бабка знали, что сразу после пересечения границы дома, в стенах активизировалась ловушка, отправляющая нарушителя в таинственный чулан. Необходимо как можно скорее добраться до кухни и открыть холодильник, чтобы отключить систему охраны.

— Ничего себе, — пробормотал Жорик, когда я ураганом пронеслась по темному дому и на кухне распахнула пустой и не работающий холодильник настежь, а затем облегченно рухнула на пол, — вот это да.

Здесь же на стене я нащупала выключатель и зажгла свет, а затем поспешно задернула шторы, чтобы избежать взглядов любопытных соседей. Пусть думают, что это внучка из города вернулась. По сути, так оно и было, только в Мурзиковом теле доказать это не получится, если бдительные сограждане вызовут для поимки вероятных воров участкового.