Terry Pratchett - К оружию! К оружию!
Никто не знал всех проходов и тоннелей, спрятанных в стенах дворца; поговаривали, будто некоторые тоннели идут чуть ли не под всем городом. Отчасти в этом была правда: Анк-Морпорк славился своей разветвленной системой подвалов. Человек с киркой, хорошо ориентирующийся на местности, мог пройти куда угодно, нужно было только пробить старые, воздвигнутые давным-давно стены.
Лорд Витинари спустился по нескольким узким лестницам и прошел по коридору к двери, которую отпер ключом.
Помещение это нельзя было назвать темницей, оно было просторным, освещалось несколькими большими, но высоко расположенными окнами. В нем пахло деревянными опилками и клеем.
— Поберегись!
Патриций пригнулся.
Что-то похожее на летучую мышь с треском и жужжанием пролетело над его головой, беспорядочно покружилось в центре комнаты и развалилось на дюжину дергающихся кусков.
— Вот те на, — раздался мягкий голос. — Придется возвращаться к чертежной доске. Добрый день, ваша светлость.
— Добрый день, Леонард, — кивнул патриций. — Что это было?
— Я назвал это «машущим-крыльями-и-летающим-прибором», — ответил Леонард Щеботанский, спускаясь со своей стартовой стремянки. — Работает от скрученных вместе гуттаперчевых полос. Но, боюсь, над изобретением надо еще поработать.
Леонард Щеботанский был совсем не старым. Он относился к тем людям, которые начинают выглядеть почтенными в возрасте тридцати лет и, вероятно, точно так же будут выглядеть в девяносто. И лысым, если говорить честно, он не был. Просто его голова выросла из волос и возвышалась над ними, как величественный каменный купол над лесом.
Идеи порхают по вселенной туда-сюда. Главная их цель — если у идей, конечно, есть цель — это попасть в нужный ум в нужном месте в нужное время. Они задевают нужный нейрон, возникает цепная реакция, и через короткий промежуток времени кто-то уже щурится от света телевизионных софитов, сам недоумевая, и как это он додумался продавать хлеб в первозданном, донарезанном, виде.
Леонард Щеботанский знал о существовании вдохновляющих идей не понаслышке. Одним из его ранних изобретений стал заземленный ночной колпак, который он придумал в надежде на то, что эти треклятые идеи перестанут оставлять раскаленные добела следы в его измученном воображении. Однако колпак почти не помогал. Леонард из личного опыта знал, как стыдно просыпаться на простынях, испещренных эскизами неизвестных осадных машин и новейших устройств для чистки яблок.
Род Щеботанских был достаточно богат, и молодой Леонард учился во многих школах, откуда вынес огромный мешок разнообразных знаний, несмотря на привычку пялиться в окно и зарисовывать полет птиц. Леонард Щеботанский относился к категории тех несчастных людей, чья судьба — пребывать в неизбывном восхищении миром, его устройством, вкусом, формой и движением…
А лорд Витинари, в свою очередь, восхищался Леонардом, вот почему тот до сих пор был жив. Некоторые вещи настолько выбиваются из себе подобных, что становятся идеальными, и поэтому их не уничтожают, их бережно хранят.
Леонард Щеботанский был примерным заключенным. Чтобы он вел себя смирно, нужно было лишь снабдить его в достаточном количестве досками, проволокой и краской, а также бумагой и карандашами.
Патриций отодвинул стопку чертежей и сел.
— Очень занимательно, — кивнул он. — Что это?
— Мне было интересно попробовать сделать серию рисунков, которые бы рассказывали какую-нибудь историю.
— Забавно, — признал лорд Витинари. — Особенно мне нравится этот тип с крыльями, как у летучей мыши.
— Благодарю. Может, чашку чая? Я немного соскучился по общению, в последнее время почти не вижу людей, кроме того человека, который смазывает петли.
— Я пришел, чтобы…
Патриций замолчал и указал на один из рисунков.
— К нему прилипла какая-то желтая бумажка, — сказал он и попытался ее оторвать.
Она отлепилась с едва слышным сосущим звуком и тут же прилипла к его пальцам. На бумажке знакомым неровным подчерком Леонарда задом наперед было написано: «агамуБ ялд котемаз: ястежак, театобар».
— О, кстати, — сказал Леонард. — Замечательная штучка. Я назвал ее «удобная-бумажка-для-заметок-которая-легко-приклеивается-и-отклеивается».
Патриций немного поиграл с бумажкой.
— А из чего сделан клей?
— Из вареных слизней.
Патриций оторвал бумажку от одной руки, она мгновенно прилипла к другой.
— Вы пришли ко мне по этому поводу? — спросил Леонард.
— Нет, я пришел поговорить о ружии.
— Гм?
— Боюсь, оно исчезло.
— Вот те на. Вы же сказали, что разобрались с ним.
— Я поручил уничтожить его наемным убийцам. Видишь ли, они так кичатся артистичностью своей работы… Одна мысль о том, что кто-то может обладать подобной силой, должна была привести их в ужас. Но эти идиоты не уничтожили его. Решили припрятать. А теперь потеряли.
— Так они не уничтожили его?
— Очевидно нет.
— Но и вы тоже его не уничтожили… Интересно почему?
— Я… э-э, не знаю…
— Не надо было его создавать. А я ведь просто хотел проверить на практике кое-какие принципы — баллистики, простой аэродинамики, химической энергии. Понимаете? Некоторых неплохих сплавов, правда только я считаю их такими. А еще я очень горжусь придуманной мной системой нарезок. Знаете, специально для этого мне пришлось изобрести достаточно сложный инструмент. Молока? Сахара?
— Нет, благодарю.
— Но ружие уже ищут?
— Наемные убийцы — да, ищут. Только не найдут. Они мыслят не так, как надо.
Патриций взял со стола пачку набросков, все они очень точно изображали человеческий скелет. Во всех подробностях.
— М-да…
— Поэтому я надеюсь только на Стражу.
— То есть на капитана Ваймса, о котором вы как-то упоминали?
Лорду Витинари нравились эти редкие разговоры с Леонардом. Ученый всегда говорил о городе как о другом мире.
— Да.
— И вы сделали все, чтобы он осознал важность задания?
— В некотором роде. Я категорически запретил ему искать ружие. Дважды.
Леонард кивнул.
— А… Кажется… понимаю. Надеюсь, все получится.
Он вздохнул.
— Наверное, нужно было разобрать его, но оно было настолько… законченной вещью. Меня не оставляло странное чувство, будто бы я собираю нечто уже существующее. «Интересно, — думал я, — и как вообще мне в голову пришла подобная идея?» Мне казалось… кощунством, что ли, разбирать его. Это было бы все равно что разобрать человека. Печенья?
— Иногда и человека приходится разбирать, — заметил лорд Витинари.
— Это, конечно, ваша точка зрения, — вежливо сказал Леонард Щеботанский.
— Ты упомянул про кощунство, — промолвил лорд Витинари. — Обычно это понятие применимо к богам и их творениям…
— Я использовал это слово? Бог Ружия? Гм… Вряд ли такой существует.
— Согласен, вряд ли.
Патриций вдруг заерзал, опустил руку и извлек из-под себя какой-то предмет.
— Что это такое? — осведомился он.
— О, а я-то думал, куда он задевался?! — обрадовался Леонард. — Это модель моей вращающейся-и-поднимающейся-в-воздух-машины[21].
Лорд Витинари крутанул маленький винт.
— И что, будет работать?
— Разумеется, — кивнул Леонард, но потом удрученно вздохнул: — Если найдется человек, обладающий силой десятерых и способный вращать ручку со скоростью около тысячи оборотов в минуту.
Патриций немного успокоился, но лишь с той целью, чтобы ярче выделить грядущий напряженный момент.
— Итак, — сказал он, — по городу бродит человек с ружием. Один раз он уже применил его — успешно. И почти успешно еще раз. Никто другой не мог изобрести такое же ружие?
— Нет, — ответил Леонард. — Я — гений.
В голосе его не было никакого хвастовства, никакой гордости, слова прозвучали как сухая констатация факта.
— Понятно. Но если ружие уже было изобретено, насколько гениальным нужно быть, чтобы создать по его образу второе такое ружие?
— Гм, нарезка ствола требует значительного мастерства, и механизм курка должен быть идеально сбалансирован… Кроме того, со стволом есть еще одна хитрость… — Леонард заметил выражение лица патриция и, прервав объяснения, пожал плечами. — Умный человек легко воссоздаст ружие.
— В городе полно умных людей, — заметил патриций. — И гномов. Умных людей и гномов, которые работают с механизмами.
— Мне очень жаль.
— Нет чтобы головой подумать!
— Абсолютно верно.
Лорд Витинари откинулся на спинку стула и воззрился на потолок.
— Представляешь, каким глупцом надо быть, чтобы открыть рыбный ресторан на месте старого храма на Дагонской улице в день зимнего солнцестояния, да к тому же в полнолуние?!
— Таковы люди…
