Андрей Чернецов - Сети зла
Тихонько вздыхая про себя, он ловил взором то сильный разворот плеч, переходящий в такую же сильную шею, то матовый приятный загар кожи и аппетитную округлость бедер, когда ветер обтягивал шаровары на ее ногах.
А когда расстегнутый жилет распахивался, можно было увидеть, что грудь ее под суровым полотном упругая и задорно торчащая — ведь под рубахой у девушки по привычке не было надето ничего.
Орландина этих взглядов не замечала.
— А ты каким богам молишься? — спросила она, чтобы поддержать умную беседу.
— Я атеист! — гордо изрек он. — В богов не верю!
— Ну хоть не христианин, — вздохнула воительница.
Как можно не верить в богов, она не понимала, но не уподобляться же сестренке и не устраивать проповеди среди улицы!
— Ты не любишь христиан?
— Нет, почему же… — вдруг смутилась Орландина. — У меня сестра христианка. А почему ты спросил?
— Да у меня у самого родители христиане. Я во многом ушел еще и поэтому. Меня в монахи отдать ведь хотели, чтобы наследство не делить. — Вдруг Стир задумался. — Послушай, м-м-м… Ласка, — неуверенно начала он, — ты не против, если я почитаю тебе свои стихи? Понимаешь, — словно оправдываясь, продолжил он, — я тут написал несколько новых песен, а показать их некому. Видишь ли, это песни, как тебе сказать, не для кабаков и тех женщин, которые обычно там бывают. Не кухарке же на постоялом дворе мне их исполнять?
— Ладно, валяй, — со снисходительным вниманием бросила Орландина, надо сказать, отчасти даже польщенная — все же парень считает ее повыше обычных веселых девок. — Если только они, конечно, не о нефритовом стебле с яшмовыми вратами цвета утренней зари и всем таком в этом роде.
Стир уставился на Орландину так, словно она объявила, что приходится родной дочерью святому Симарглу.
— Ты знакома с поэзией Чжунго и Ниппон? Только там употребляют такие, хм, выражения.
— А то ж? — как можно небрежнее пожала Орландина плечами. — Ты что думал — я дикая совсем? — И добавила, непринужденно соврав: — У нас в полку служил один мужик из Чжунго. Говорят, тамошний беглый принц. А может, врут…
— Ну, хорошо, слушай.
И, присев на парапет, он запел:
Десять стрел на десяти ветрах,Лук, сплетенный из ветвей и трав.Он придет издалека,Меч вождя в его руках.Белый волк ведет его в тот лес,Белый гриф следит за ним с небес,С ним придет единорог,Он чудесней всех чудес.Десять стрел на десяти ветрах,Лук, сплетенный из ветвей и травОн придет издалека,Он чудесней всех чудес.Он войдет на твой порог —Меч дождя в его руках.
— Очень красивая песня, — тихо молвила Орландина. — А еще чего-нибудь…
Одним словом, она забыла и про то, что хотела спросить, и про дела. Но когда они расставались, не позабыла поинтересоваться, в какой гостинице живет парень.
При случае надо заглянуть. Завтра, например…
Глава 10. ПРОГУЛКА
Легко сказать: сиди в номере и никуда не отлучайся.
А как тут усидишь, если ноги так и несут тебя прочь из гостиницы, туда, на улицу?
Это же Тартесс! Один из самых древних городов Геба! Здесь на каждом шагу столько всего любопытного и занимательного, что просто мочи нет терпеть, так хочется все увидеть. Хоть мельком, хоть одним глазком.
Она и так долго крепилась, изо всех сил сопротивляясь искушению.
Как послушная и хорошая девочка прибралась в комнате. А то от этих ленивцев-слуг дождешься. Как же. Третий день они с сестрой здесь гостят, а еще никто ни разу не явился, чтобы навести в номере порядок.
Взбила перины и перестелила постели.
Ох, что в «Хозяине морей» замечательного, так это перины. Мягкие, большие. И такие же пуховые, огромные и высокие подушки. Ради них можно было смириться даже с нахальными тараканами, сновавшими туда-сюда.
У себя в обители Орланда привыкла спать на тюфяке, набитом соломой. Жестко, но необходимо для усмирения плоти.
А тут такое раздолье. И зачем только нужно это самое издевательство над собственным телом? Может, права Динка, что поругивает монастырские обычаи?
Чтоб отвлечься от еретических мыслей, девушка подмела, а потом и вымыла пол. Вон как блестит! Любо-дорого посмотреть.
Затем вновь занялась воспитанием кусика. Ваал вроде бы начал поддаваться дрессировке. То ли и впрямь такой умный, то ли для того, чтобы от него отстали, но факт остается фактом. Питомец помаленьку осваивал мудреное ремесло уличного гадателя.
По команде дрессировщицы он подбегал к кучке нарезанного и свернутого в трубочки папируса и, вытащив оттуда миниатюрный свиточек, возвращался и клал его перед Орландой. А потом садился, сложив на груди лапки, и самодовольно поглядывал на приятельницу. Вон, дескать, как умею.
Так продолжалось какое-то время, пока кусик не устал и, невежливо показав послушнице толстый зад, не удрал в дальний угол под кроватью. Как его ни звала, как ни пыталась выманить Орланда, все напрасно. Не помог даже вид аппетитного ванильного сухарика.
«Ви! — категорично проверещал пушистик и подумав, добавил: — Ви! Ви! Ви!» Что на его кусичином языке, возможно, означало крайнюю степень отрицания.
Вот неслух!
В общем, она решила продолжить свои научные изыскания в области филологии. Из тайника достала таинственные записки и принялась сосредоточенно вникать в туманный смысл иероглифов. А что вникать, ежели ничего разобрать нельзя? Ни-че-го-шень-ки! Черти б утащили этого умника.
С досады сгрызла все блюдце сухариков, которых, как полагала наивная Орландина, ей должно было хватить до самого вечера. Они только раздразнили и подзадорили аппетит. Теперь уже никакие писульки не лезли в голову, забитую только одним: хорошо бы чем-нибудь подкрепиться.
«А чего это я зря стараюсь?» — вдруг спросила себя Орланда, пораженная счастливой мыслью-молнией.
Ведь должны же быть в этом древнем городе какие-нибудь хранилища древних книг, среди которых могут найтись и такие, что помогут ей в нелегком труде. Вон хотя бы в том же храме Анубиса-угодника, не к ночи будь помянут!
Точно. Ей же говорили эти еретики, что при храме существует библиотека. И школа для обращения новичков.
Не наведаться ли туда? Культ-то явно египетский. Не может быть такого, чтобы у них не имелось иероглифических свитков.
Что с того, что они извратили учение Господне? В конце концов, свои же, христиане. Мало ль какие угодники могут служить Христу. Вон, у куявцев святой Симаргл в почете. Чем крылатый пес лучше Собакоголового адского привратника?
Правда, она таки сильно повздорила с ними во время своего памятного посещения храма Песиголовца. Так ведь можно и покаяться. Христос-то велел прощать.
Повеселевшая Орланда мигом собралась и уже хотела выскочить прочь из номера, как из-под кровати выбрался кусик.
«Ви-ви?» — вопросил он, подозрительно уставившись на подружку.
— Я быстренько в город сбегаю и тотчас вернусь, — пообещала девушка, бочком пробираясь к двери.
«Виу?» — решительно заступил ей дорогу Ваал.
— А ты остаешься на хозяйстве, — ответила на вопрос послушница, если, конечно, правильно истолковала его визг.
Пушистик подлетел к Орланде и принялся молча карабкаться вверх по ее ноге, стремясь прямо к «своему» карману.
Девушка поняла, что ей никуда не деться от четвероногого компаньона, и со вздохом надела через плечо котомку.
— Полезай сюда. Тут тебе будет удобнее.
«Ви!» — коротко согласился зверек, забираясь внутрь сумы.
Нет, ну до чего же замечательный город! Большой, красивый. И старый. Куда там Серапису.
Раньше думала, что на всем Гебе нет населенного пункта огромнее, чем тот город, в котором она выросла. Впрочем, если признаться, то и Сераписа Орланда на самом деле толком не видела. Но то, что ей таки посчастливилось узреть, не шло ни в какое сравнение с Тартессом.
Серапис, особенно центральная часть, был типично римским городом. От старого, доимперского его облика мало что сохранилось в нетронутом виде. Войны, политические катаклизмы, веяния моды неузнаваемо изменили его прежнее лицо. Тартессу в этом плане повезло гораздо больше.
От его улиц, домов и площадей так и веяло древностью.
Из всех предметов, которыми ее пичкали в монастырской школе, Орланде больше всего нравилась история. Ее преподавала сама настоятельница Сибилла. Когда она умерла и ее место заняла Кезия, последняя рассудила, что нечего послушницам забивать головы всякой дребеденью о деяниях богопротивных языческих царей. Есть только одна история — священная. Вот ее и нужно постигать будущим монахиням.
Орланда со всем смирением углубилась в изучение жизнеописаний Саула, Давида, Соломона и прочих героев прошлого великой Иудеи. Однако эти студии отнюдь не мешали ей читать и труды Геродота, Ксенофонта, Тита Ливия — тех мудрецов, с которыми ее заставила подружиться матушка Сибилла. Благо Кезия, занятая все больше делами мирскими, не особо контролировала выдачу книг в монастырской библиотеке.
