Магистр бессильных слов (СИ) - Краткое И
Женщина молчала.
— Видишь? — заметил он. — Ты не врешь, но и правды не открываешь. Ты появилась в городе в середине дня в понедельник, а первое попавшее в ваши сводки происшествие случилось только вечером того же дня. В твоих материалах Эгон нашел упоминание о черном бьорском вербальщике… Ты приехала из-за меня и искала возможность сблизиться. Я расслабился, и ты успела почувствовать ошейник. И ничего не сказала мне тогда и не говоришь до сих пор. Зачем тебе нужен вербальщик, Мия?
— Я попала под черное проклятие, — неохотно ответила она. — Во время служебной операции. Я сама допустила неосторожность, но Эгон считает, что виноват он. Вот и носится со мной, как с беспомощной куклой. Наши маги не могут это проклятие снять и не знают, как быстро оно будет развиваться. Говорят, что оно какое-то блуждающее, импульсное, оно тянет из меня энергию и проявляется в спектре, сдвигая цвета. Это ощущается как периодическая потеря восприимчивости к магическому полю. Я надеялась, что могущественный черный магистр Йонаш сможет сказать мне больше.
— А вместо могущественного обнаружила магистра бессильных слов, — пробормотал Иштван. — Позволь мне все-таки посмотреть.
— Зачем? — пожала она плечами. — Ты все равно ничем помочь не сможешь. И ларвали тут тоже бесполезны, потому что даже вербальная составляющая проклятия не известна, я ее не расслышала и не поняла. Я потому и не хотела ничего тебе говорить. С меня и жалости Эгона достаточно!
— И все же я попробую, — сказал Иштван, снова подходя и беря женщину за плечи. — Не противься, — попросил он мягко. — Ты же еще можешь в меня поверить хоть ненадолго?
— Это ты пытаешься внушить мне доверие? — улыбнулась она.
— А что еще мне остается? — пробормотал он, вглядываясь в ее грустные зеленые глаза.
— У тебя получается.
— Я вообще прирожденный внушатель, — он наклонился и поцеловал ее приоткрытые губы, а когда оторвался от них, пояснил свои действия: — А сейчас я просто беззастенчиво внушенным доверием воспользовался… Нет у тебя больше никакого проклятия.
— Просто оно блуждающее, — вздохнула она. — На прошлой неделе проявлялось.
— А больше не проявится, — он чмокнул ее в кончик носа. — Если, конечно, снова где-нибудь под раздачу не сунешься, а Эгон не успеет прикрыть.
— Ты… — Мия недоверчиво посмотрела на него и вдруг отпрянула. — Твой спектр!
Она скользнула испуганным взглядом по его распахнутому вороту, обнаженной шее и наконец к руке, в которой дохлой змеей качалась анрофенитовая полоска.
— Ты… — с трудом выговорила она, невольно отодвигаясь еще дальше.
— Черный и страшный? — усмехнулся Иштван невесело, тоже отступая на несколько шагов.
— Как вулкан, извергающий черную лаву!
— Долго был закупорен, — предположил Иштван. — Со временем должно поутихнуть.
— Но как ты сумел снять блокатор? — прошептала Мия потрясенно и воскликнула, догадываясь. — Неужели… Иштван, ты сам его на себя и надел?!
— Хорошо хоть не Вигора попросил, — пожал он плечами. — А больше у меня никого не было.
— Но почему?! Зачем ты себя заблокировал?
— Устал быть для всех душным властным монстром… Если даже Вигор, который, казалось, давно привык ко мне, знает лучше всех и признает, что я умею контролировать свою проклятую способность к внушению, все равно считает, что я постоянно подавляю его, боится и ненавидит, можешь представить, как относятся остальные.
— Сначала выруби вербальщика, потом разбирайся, — вспомнила рекомендацию шефа Мия.
— Повезло еще, что далеко не все так сильны и решительны, как Эгон, — заметил Иштван. — Чаще люди действуют по принципу «беги подальше от вербальщика и больше не приближайся». Я всегда был одиночкой, Мия, и искренне полагал, что хорошо справляюсь с этим, оправдывая свое существование той пользой, которую все-таки могу приносить. Но однажды я потерял пациентку. Она покончила с собой после сеанса, оставив мне письмо, в котором обвинила, что я взломал ей мозги… И я… я начал сомневаться. В себе и в том, что польза моего черного дара способна перевесить его вред…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— И решил уничтожить свой дар совсем, — печально закончила Мия.
— Потому что пользы на тот момент от него уже не было, — признался Иштван. — Я струсил, Мия! Перестал полагаться на свой контроль, стал бояться проводить сеансы…
— Но со мной ты не испугался!
— Ты доверилась мне.
— И не напрасно! Спасибо, что снял блокатор ради меня, — она качнулась к нему, сама обняла и прильнула всем телом, однако, почти сразу же отстранилась и нахмурилась: — Но погоди… Раз ты мог разблокироваться в любую минуту, выходит, в моей защите ты вовсе не нуждался! Признавайся, ты просто рассчитывал попялиться на бронированный корсет?
— Я нуждался в тебе, Мия! — сказал он, снова прижимая ее к себе. — Но ты все еще не понимаешь главного — ошейник был одноразовый. Я оставил в нем канал, позволяющий мне снять печать, но снова надеть блокатор не смогу. И теперь ты тоже начнешь подозревать, что я все время на тебя как-то воздействую.
— Ты и воздействуешь! — заявила она, запустив пальцы в его спутанные волосы. — Да так, что я просто сама не своя делаюсь от этих воздействий… Все время хочу тебя касаться… вот здесь, и еще вот здесь… С самой первой встречи ты так воздействуешь!
— А ты не воздействуешь, что ли? — в свою очередь возмутился он. — В первый же вечер заговорила испуганную Зефирку, потом меня, так что весь мой хваленый самоконтроль пошел насмарку… И так и не вернулся.
— Учитель! — позвал звонкий голос. — Мне такое приснилось!
Растрепанный Якоб влетел на кухню и, резко затормозив, еще как по льду проскользил какое-то расстояние по плиточному полу, а остановясь окончательно, наморщил веснушчатый нос:
— А, вы тут опять целуетесь…
— Тут мы еще не целовались, — ради справедливости уточнил Иштван смущенно, выпуская Мию из объятий.
— Да, ладно, целуйтесь уж, — разрешил Якоб благосклонно. — Аннелька с Марцелем теперь тоже все время целуются.
— Выспался? Хорошо себя чувствуешь?
— А я заболел, что ли? — удивился Якоб. — Поэтому у вас ночую? У меня ничего не болит, только есть хочу и поскорей записать стихи про сон, который видел. Мне снилось, что я был собакой и бегал всюду с Зефиркой! А потом вы, учитель Иштван, стали меня звать, звать… Я думал, я вам нужен.
— Ты мне очень нужен! — заверил Иштван. — Возьми в буфете рогалик и запиши стихи про сон, бумага в моей комнате. Потом мне покажешь.
Якоб подскочил на месте и полез в буфет.
— Скажи-ка, — вспомнил Иштван, — ты ведь, конечно, бегал поглазеть на Ратушную площадь, когда там леса обвалились и маляр упал?
— Угм! — Якоб уже успел запихнуть в рот рогалик, потому только закивал.
— Ты что-нибудь подбирал там на площади?
— Ну, монетку подобрал, — дожевав, признался мальчишка. — Всего одну! Пятачок серебряный.
— А потом ты пошел домой, поругался с теткой и дома не ночевал. Ночью встретил Аннель и спрятал ее в театре, а утром на этот пятак купил для принцессы ретеш в кондитерской на углу. Так все было?
— Угм! — Якоб схватил с буфетной полки тарелку с пирожками и поскакал из кухни. Издали донеслось:
— Зефирка, привет! Слушай, что я про тебя сочинил:
Зефирка, ты моя подружка!
Играть мы будем в паровоз,
Я угощу тебя ватрушкой
И поцелую в черный нос!
— Неужели это тетка своей ненавистью превратила малыша в оборотня? — ужаснулась Мия.
— Не думаю, — покачал головой Иштван. — Такое ларвалю не под силу. Но она спровоцировала первый оборот, когда организм еще не был достаточно готов. Должно быть поэтому мальчик пока нечетко помнит, что с ним происходит в другой ипостаси, и обороты не контролирует. За ним нужно будет понаблюдать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Понаблюдаем, — согласилась Мия и поинтересовалась с улыбкой: — Что вчера сказал граф по поводу твоего восстановления в гимназии?
— Я совсем забыл его об этом спросить.