Алексей Лютый - Двенадцать подвигов Рабин Гута
К проходной мы подошли довольно твердым шагом. То есть я и до этого нормально шел, а вот мой Сеня сумел, собрался. Губы поджал, глаза прищурил, руку на ремень положил и встал около стеклянных дверей. Ждет, когда перед ним охранник створки распахнет. Тот, хоть и был уже немолодым парнем, да и робким его с такой рожей вряд ли кто-нибудь посчитать мог, но все же, увидев в дверях перекошенного мента с огромным псом на поводке, невольно разволновался. Посмотрел на нас, подошел к двери и спрашивает, что случилось. Мой Сеня достает из кармана корочки и, держа их лицевой стороной к себе, сует под нос охраннику и по слогам читает:
– Фамилия: Рабинович. Имя: Семен. Отчество: Абрамович. Год рождения: тысяча девятьсот… В общем, ясно! Мы с напарником преследуем опасного, ик, преступника и видели, что он перелетел через забор на территорию завода…
– Как птица? – ехидно поинтересовался охранник, сразу сообразив, что перед ним не мент, а кандидат в вытрезвитель.
– Сам ты птица! – обиделся Рабинович. – Я же говорю, пе-ре-ле-тел.
Тут сторожу все окончательно стало ясно, и дальнейшие переговоры он решил прекратить. Однако от моего Сени так просто не отвязаться. Пару минут он теребил охранника, пытаясь его то уговорить, то запугать, а затем и вовсе с катушек съехал. Давай, говорит, поспорим. Если мой пес через твой дурацкий забор перепрыгнет, то ты нас внутрь пропустишь. Ну а если нет, я тебе стольник отстегну.
Я от такого беспредела просто ошалел. Нет, мне, конечно, приходилось немалые барьеры брать, но прыгнуть через трехметровый бетонный забор, к тому же обвитый поверху колючей проволокой, даже я не в состоянии. Что я ему, кенгуру австралийский?
Охранник это не хуже моего понимал и хотя не знал, что до сего момента выиграть деньги на спор у моего Рабиновича почти никому не удавалось, а следовательно, не мог оценить всей полноты своего счастья, принять спор, естественно, согласился. Мой Сеня тут же встал в позу памятника Ленину на центральной площади и заорал благим матом: «Мурзик, барьер!»
Ну да! Нашел дурака. Прыгать я, естественно, отказался. Рабинович как ни уговаривал меня, как ни увещевал, но будь он хоть трижды альфа-лидер, заставить меня полететь все равно бы не смог. Я остался сидеть, где сидел, укоризненно глядя на распоясавшегося хозяина, и тому в итоге пришлось сдаться.
Вот таким образом сто рублей из кармана моего Рабиновича перекочевали в руки охранника, а второй стольник спокойно спикировал в кошелек Сергея. Но самое страшное началось рано утром. Есть у Сени привычка деньги перед работой пересчитывать. Представляете, что началось, когда он утром двух сотен не досчитался?.. Ох он и орать начал. И «оборзел совсем народ, пьяных ментов на улицах обирает» (будто самому с народом такого делать не приходилось?!), и «это те две шлюхи в баре меня кружанули» (словно сам во время рейдов «ночных бабочек» за мзду снова на работу не отпускал). Ну, а когда Рабинович вспомнил, куда на самом деле деньги подевались, так тут его и вовсе едва инфаркт не хватил. Мне даже пришлось звуковую терапию применить. То есть попросту наорать на него, а то Сеня так до конца жизни из комы бы и не вышел…
Я это потому рассказал, что после этого случая Рабинович навсегда зарекся что-то делать, трезво не оценив ситуацию для начала. Но мой Сеня, что влюбленный, что пьяный, одинаковый дурак! Причем можно еще поспорить, в каком состоянии он больше идиотских поступков совершает. Вместо того, чтобы подумать и понять всю бессмысленность похода к Хирону, Рабинович хлопал влюбленными глазенками (тьфу!) и готов был потакать своей пассии во всем.
Лично я считал, что мотаться с Гераклом по эллинским докторам можно до скончания веков, да так и не добиться каких-либо сдвигов. Нужно было идти к Олимпу и найти его папашу. А уж тот, поскольку бог как-никак, что-нибудь и придумал бы для исцеления своего сына. В сказки о том, что Олимп куда-то исчез, я не верил. Сами посудите, ну куда может пропасть огромная гора, высотой почти три тысячи метров над уровнем моря?.. Правильно, никуда! Это же вам не жомовская заначка после тщательного обыска жены.
До Олимпа нас и Гомер спокойно довести мог, а уж там, на месте, и решили бы, как попасть на сходку местных богов в законе. Однако слушать меня, естественно, никто не стал. Лишь один Горыныч попытался возразить Рабиновичу, сказав, что нам лучше поторопиться найти Зевса, пока не случилось чего-нибудь совсем непоправимого, но Сеня у него ехидно поинтересовался, запасся ли Ахтармерз картой местности, или одна из его голов, как компас на север, всегда в сторону Зевса смотрит. Горыныч понял, что спорить с упершимся Рабиновичем бесполезно и, обреченно махнув крыльями, забрался поглубже в колесницу.
В общем, Сенино решение о походе к Хирону оспаривать было некому, и наша экспедиция стала собираться в дорогу. В первую очередь Жомов, обидевшийся на хозяина постоялого двора за столь бесцеремонное утреннее обращение с гостями, самым наглым образом спустился в винный погреб и экспроприировал оттуда две амфоры с лучшим вином. Хозяин попытался воспротивиться разбою и приготовился звать городскую стражу, но, получив кулаком по макушке, решил, что заведение понесет меньше убытков, если быкоподобный чужестранец спокойно возьмет то, что хочет.
Попов, успевший к тому времени под шумок стащить из кухни целого жареного барана, увидев, что именно принес Ваня, взбесился. Он заявил, что отказывается ехать в колеснице, если в компанию к Гераклу, Немертее и Горынычу добавятся еще и катающиеся из угла в угол глиняные канистры. Жомов, естественно, парировал эту тираду своим любимым вопросом: «А в нос?» – и пришлось в их дискуссию вмешиваться моему Рабиновичу, после чего вино было перелито в бурдюки, а амфоры расколоты об стену, на радость будущим археологам.
Чтобы не участвовать в этом бедламе, я отошел в сторону и принялся горевать, глядя на вихляющих задами местных сучек. Таковых оказалось рядом сразу три, и у всех трех по каждой подпалине на роже откровенно читалось одно: «Красавчик, а не прогуляться ли нам до ближайших кустов, чтобы вместе поклониться нашей собачьей Афродите?» Ща-ас! Держите хвост милицейской дубинкой. Я как только представил, какой временно-пространственный парадокс я с этими маломерками устрою, если еще и здесь детей напложу, так у меня шерсть на загривке дыбом встала и зубы сами собой оскалились. Девочки поняли этот знак, как «пошли на фиг, я сегодня не завтракал», и скрылись за ближайшим углом, обозвав меня самыми нехорошими греческими словами, которые, конечно, по сравнению с нашим матом – писк недельного котенка после лая бультерьера. Но все равно обидно!
Глядя им вслед, я с тоской вспомнил ту самую московскую сторожевую, с которой познакомился в злополучный День милиции, и, в сочетании с мыслями о путешествии к Хирону, мне еще хуже стало. Захотел завыть на эллинскую луну, покусать Немертею или, в крайнем случае, хоть Жомова облаять. Однако делать этого я не стал, а положил голову на передние лапы и попытался найти в новом походе что-нибудь положительное. Сделать это оказалось крайне трудно и, за исключением того, что наш поход можно считать эквивалентом турпутевки в Грецию, которой дома Сене никогда не видать, как собственных ушей, к тому же Пелион, горный хребет в Фессалии, где жил Хирон, оказался не так далеко от Олимпа, как это могло бы быть.
После того как вино перелили из амфор в бурдюки, а Андрюша уложил в колесницу барана и мешок пресных лепешек «а-ля лаваш», торжественные сборы в поход были окончены. Сеня галантно (тьфу, противно смотреть!) подсадил Немертею в колесницу, где уже сидел бедолага Геракл, пытаясь ногтем просверлить дырочку в бурдюке, и тут же отдал приказ отправляться в дорогу. Я специально не двигался с места, давая понять Рабиновичу мое отношение к его затее, и встал на лапы лишь тогда, когда мой хозяин оставил свое место во главе кавалькады и вернулся назад, чтобы позвать меня в третий раз.
Через Дельфы мы пробирались сквозь толпы любопытных греков. Все городское население с самого утра только и делало, что обсуждало поведение необычных чужестранцев вчера вечером и сегодняшнее пророчество Пифии. Уж что про нас говорили, и передать нельзя, а присутствие в нашей компании смазливой титаниды и вовсе превращало сплетни в бред плешивого кота. Пересказывать все эти россказни никакого смысла нет. Скажу лишь, что самой распространенной среди них была байка о том, что мы – элитный спецотряд суперкиллеров, нанятый сверженными титанами для того, чтобы вышвырнуть богов с Олимпа, пока Зевс мотается по бл… В общем, находится в творческой командировке.
По счастью для нас, Немертея этих несправедливых обвинений не слышала, да и вообще вряд ли в тот момент она могла что-нибудь слышать. Польщенная вниманием такой огромной толпы народа, она, подбоченясь, застыла в колеснице и гордо улыбалась, словно Афина Паллада, прибывающая на развалины Трои. Сеня не сводил с нее глаз, а Жомов настороженно поглядывал по сторонам, тщетно ожидая хоть малейшего намека на беспорядки. Однако до самых городских ворот ничего экстраординарного не случилось, и мы спокойно покинули Дельфы, чтобы тащиться к коту под хвост, а точнее, в Пелион к Хирону.
