Елена Плахотникова - Типа в сказку попал
На обратном пути Меченый зашел за ширму, пожурчал в усул. И опять к столу. Руки, понятное дело, мыть не стал. Негде, вроде как. Да и не принято здесь такой ерундой заморачиваться. Это у меня маничка: мыться по два раза на день, если три нельзя. Вообще-то можно, но не всегда получается. То то отвлекает, то се…то вилочку помою, то рюмочку сполосну. Шутка, насчет вилочки. Руками едят. Или с ножа. И пьют из крупной посуды. Если не в облом из горла.
Кто заскучал по первобытной жизни? Гребите сюда!
Жратва закончилась, кувшин опустел, и я засобирался к себе. И тут Меченый меня удивил. Довел до двери, подождал, когда я ее открою, и меч свой достал. Мне показал. Я испугаться не успел, под ноги он оружие бросил. И сам рядом с ним прилег.
– Ты че, мужик, мало выпил?
Я настолько обалдел, что ничего другого спросить не придумал.
Невнятное бормотание в ответ.
– Чего, чего? Погромче.
– Возьми меня… – и опять чего-то невнятное.
И как он может говорить, уткнувшись мордой в пол? Потом до меня дошла его скромная просьба.
– Взять? Тебя? Ага. Как только меня растащит на извращения, так и сразу. А пока поднимайся. А то не удобно как-то: я стою, ты лежишь. И возле двери лежишь, не на кровати…
Мужик поднялся, а железку свою на полу оставил.
– Вот и хорошо, тогда я пошел.
А то приперся, понимаешь ли, в гости. Во время брачной ночи. И не своей собственной – другим кайф ломаю. Повезло, хозяева добрые попались. Другие всю мебель об меня обломали бы.
– Не уходи!
Меченый вцепился в край двери, и выйти стало проблемой. Силищи у него, как у медведя-шатуна. А всемирной скорби на роже столько, что всем постояльцам хватит.
– Ну, так и будем стоять?
– Нет.
– Тогда говори, чего надо, и дверь отпускай.
– Ты можешь взять здесь, что хочешь: ее, его, меня.
Я не сразу сообразил, о чем он говорит. Потом посмотрел на девку, что большим зеленым тюком виднелась из-за лежанки, глянул на меч – хорошее оружие, но не мое, потом на хозяина комнаты. Тут вообще без комментариев!
– Мужик, с чего такое щедрое предложение? Внезапный приступ доброты случился или еще чего?
Меченый шмыгнул носом и спросил:
– Так что ты берешь?
Блин, я что, на суахили с ним разговариваю?
– Из того, что ты предложил?
– Да.
– Ничего.
– Ты можешь взять ее.
– Нет.
– Его.
На меч свой посмотрел.
– Нет!
– М-м… меня…
С энтузиазмом он это предложил. Вроде, бери, но лучше не надо.
– Нет же! Ты что языка человеческого не понимаешь? Мне ни фига от тебя не надо!
– Тогда, помоги мне умереть, а ее верни клану.
Весь вечер мужик двигался так, словно засыпал на ходу, и вдруг проснулся! Поднял оружие, упер в меня рукоять, а острие себе в горло – все в одну секунду. Еще и на колени стать успел!
Блин, весело вечеруха началась, а заканчивается, вообще обхохочешься.
– Стоп! – Уперся рукой в лоб Меченого, а второй пытаюсь оружие убрать. Отойти-то мне некуда, лопатками в косяк упираюсь, а в пузо меч давит. – Стоять! была команда! – Подействовало, вроде как. – Слышь, мужик, я сегодня новый прикид одел, ты меня кровью не марай.
А тут как раз официант появился. Типа, посуду забрать. И на нашу мелодраму глаза выпучил. Ну, я его за винцом отослал, рысью, а Меченого к столу повел. За жизнь поговорить.
Выпьет, расслабится, глядишь, не таким шустрым будет. А то помоги умереть… А труп потом куда девать? А свидетельницу? И чего тут полагается за такую помощь?
Еще посидели, поговорили.
Укушенным смертью Меченый оказался. Так называют тех, кто нортору дорогу перейдет. А тот бледный пацан на аукционе и был нортором. Страшные враги из них получаются.
И плевать, что не Меченый его стулом приласкал. Победитель всегда прав. И отвечает за все тоже он. Если найдется кто-то круче его, и ответа потребует. Так что Меченый, вроде как, мертвец. Для всех. И для себя. Ходит еще, дышит, но для него уже музыка играет и венки везут. Только для меня он живее всех живых.
Укушенный может сразу умереть, а может сезон мучаться – это как его победитель захочет. Нортор еще не заходил к Меченому, но обязательно придет. Ни дверь, ни охрана его не остановят. Лучше принять смерть из рук друга, чем ту, что даст нортор. Прощение и милосердие ему не знакомо…
Короче, содержательный такой разговор получился. Мужик говорил, я слушал. В основном. И подливал. Поговорили и кувшин допили. Не хотелось Меченому умирать должником. Вот и пытался хоть как-то рассчитаться со мной. Чтоб не тянуть долг в следующую жизнь. Тогда уж с процентами отдавать придется.
Вот я и пообещал потолковать с бледным пацаном. Он тоже со мной не рассчитался. За лечение. А раз здесь так строго с долгами, то… как у нас в объявлениях писали, торг уместен.
Можно деньгами взять, можно услугой, а можно попросить, чтоб не обижал знакомого мне мужика. Со шрамом через всю морду. Типа, слуга он мой. Дорогой и горячо любимый. А чтоб нас обманщиками не посчитали, я Меченому свой плащ дал. Вместо контракта. Он принял и вроде как обязанности слуги на себя возложил.
Я не сразу и вспомнил, зачем этот плащ напялил, когда к нему шел.
Короче, успокоил мужика, как мог, и домой потопал.
Только вышел, а за дверью ОН. Нортор. Стоит, смотрит на меня. Может, секунду стоит, может, час. Пойми-разбери по бледной неподвижной роже.
Возвращаться к Меченому я не стал. Мужик найдет, чем заняться этой ночью.
– Ну, чего стоишь? Идем, поговорим.
И нортор пошел за мной.
30
Кажется, я впал в прострацию или медитацию. Усталый мужик домой, обычно, короткой дорогой идет, а я вот окружной. Хорошо хоть через окно не полез. Встреча с нортором здорово подействовала на мои мозги.
У Ранула самые дешевые комнаты – рядом с лестницами. Те, что подороже – подальше. А люкс вообще в конце коридора. Чтоб лишний раз мимо двери не ходили, дорогих гостей не тревожили.
Так сначала я пошел не в ту сторону. Спустился по ближайшей лестнице. Прогулялся по первому этажу. Встретил Ранула. Тот даже в лице изменился, когда увидел мой эскорт. Это со мной, – кивнул я на пацана и направился к дальней лестнице. Встречные прям по стенам размазывались, чтоб мне места больше было. Если свернуть никуда не могли. (Блин, такие забота и уважение, что с ума спрыгнуть и загордиться). Поднялся по лестнице. Протопал в дальний конец коридора. Все, кто хотел выйти, вдруг резко передумали. Остановился перед своей дверью. Приложил пятерню к опознающему знаку, что вместо замка здесь работает. Открыл дверь. Все. Я дома.
Эта прогулка заняла у меня минут десять. А дойти до моего люкса можно было и за две. Если думать башкой, а не тем, чего ниже. Ногами, в смысле. Для бешеной собаки сто верст не крюк, а для замечтавшегося Лехи – десять минут не время. Да и куда спешить, в наши-то годы?
– Ну, чего стоишь? Заходи, раз уж пришел.
Это я нортору.
А не сказал бы, может, до утра тот на пороге топтался б. Я не сразу вспомнил, что не сам домой заявился. Пацан будто в тень мою превратился: болтается где-то за спиной, не слышно и почти не видно его. А тень, вроде, не принято в дом приглашать. Сама заходит. А мне вот очень вежливая тень попалась. Без приглашения не входит, без разрешения не говорит.
Ну, зашел, быстро осмотрелся. Цепкий взгляд у моего гостя. Словно каждый предмет взглядом пощупал. И ценник повесил.
Может, мой люкс и считается самым дорогим и шикарным в этом кабаке, но я и лучше номера видел. Нортор, кажется, тоже. Только стол его мой заинтересовал. Вернее, то, чего на столе валялось. В творческом беспорядке.
Я ведь начал писать скорее по привычке, да от нечего делать. Типа, культурный голод замучил. Ни тебе телевизора, ни газеты. Так и буквы забыть можно. Вместе с родной речью. Вот и стал карябать чего-то вроде отчетов: как день прожил, чего интересного видел. Потом втянулся. Из скучающего лентяя в графомана на отдыхе превратился. Весь ежедневник исписал. Черте чем. Но так и не успокоился. Пальцы зудят, а писать уже нечем. И не на чем. Пришлось к Ранулу обратиться. Тот аж заикаться стал от такой просьбы. Наверно, я-другой не озадачивал его такими.
Бумага здесь не самым дешевым товаром оказалась. Ну, сезон в этом кабаке я жить не собирался, так что пару чистых свитков мог себе позволить. Не напрягаясь. И писучую палочку вместе с чернильным камнем. Забавные такие штуки. Палочка на заостренную сигару похожа, только тверже. А камень… ну, камень и есть. Тяжелый, маслянисто-черный, в полкулака. И дырка в камне. Как пальцем вдавленная. Для воды. И для палочки. Налил, подождал, пока она воду впитает, и пиши себе. И час, и два, и три. Потом опять вода нужна. А облом за водой идти – плюнуть можно. Тоже работает. Только чернила темнее станут.
Вот на стол с моей писаниной гость и уставился. Внимательно. Вроде как, прочитать хотел. Не разворачивая свиток.
Блин, еще один любопытный! Его что, Машка прислала? Вместо себя, типа? Чтоб я не расслаблялся.
– Ты сюда молчать пришел?
