Олег Шелонин - Ковчег
— Да чтоб их приподняло и прихлопнуло! — взметнулась с кресла Стесси, но Блад ее опередил.
Забыв про портал, он уже мчался к выходу из кают-компании. Следом за ним мчалась остальная толпа. Первым в каюту ворвался Блад, затем Стесси, а за ними уже все остальные. В гостиной капитана царил полный хаос. Среди порушенной мебели валялись бластеры, станеры, ножи. Как ни странно, аквариум в этом погроме уцелел и мирно стоял на полу в ореоле разбросанных бумаг, в которых Гиви сразу узнал свои отчеты. Шреддер со Сплинтером тоже были здесь. Они висели с двух сторон камина, украшенного головой мамонта, пришпиленные к стене звездочками. Причем висели в своем истинном обличии, в котором Стесси их видела нечасто. Шреддер, пухлый толстячок со свиным носом, с ужасом косился на сексапильную девицу в боевых доспехах, которая, поигрывая ножом, подступала к гигантской крысе, явно намереваясь оттяпать ей хвост. Хвост Сплинтера судорожно извивался, стремясь найти лазейку между его телом и стеной. При этом оба пытались трансформироваться, чтобы стечь ртутью на пол, но что-то им мешало, и преобразование не получалось. Топот ворвавшейся в каюту капитана толпы заставил девицу обернуться.
— Истинный, как ты не вовремя, — расстроилась она, взмыла в воздух и нырнула в аквариум, трансформируясь в прыжке. Зеленые отростки в виде короны с красными шариками на концах медленно втянулись в ее голову, и вот уже из-за стекла на Блада хлопает глазами обычная квакушка.
— И как это понимать? — грозно спросила Стесси своих телохранителей.
— Вы не поверите, королева, — простонал Сплинтер.
— Я попробую, — мрачно сказала Стесси.
— О лягве душа у нас болела, — глядя честными глазами на Стесси, сказал Шреддер. — Она же тут одна, сиротинушка.
— Со всей душой, так сказать, пришли. А она как выпрыгнет! Как выскочит! — подхватил Сплинтер.
— И давай звездочками кидаться.
— А мы всего-то хотели спросить, куда летим.
Сплинтер, похоже, был еще не в себе, иначе не допустил бы такой промашки, разом сдав обоих со всеми потрохами.
— И как? Ответила?
Блад подошел к телохранителям королевы и начал выдергивать звездочки. Как только выдернул последние, они стекли на пол и приняли нормальный вид.
— Нет.
— Такая невоспитанная вам лягушка попалась.
— Ни слова не сказала.
— Сразу в драку полезла.
— Капитан, — дрожащая от бешенства Стесси повернулась к Бладу, — у вас здесь есть карцер?
— Для хороших людей всегда найдем, — радушно ответил Пит и обратился к лягве: — А ты что же хороших людей ответом не удостоила?
Лягушка повернулась к телохранителям королевы тылом и начала презрительно шаркать по стеклянному дну аквариума задними лапами, словно собачка, закапывающая… ну, думаем, читатели сами знают, что именно закапывающая.
— Извините, господа, — внезапно подала голос мать Алисы, — но я что-то не поняла: кто командует этим кораблем?
— Номинально я, но на данный момент, по-моему, она, — честно признался Блад, кивая на лягушку.
Лягушка всем телом повернулась к нему и схватилась передними лапками за голову. «Ну, ты и идиот!» — говорил ее взгляд.
— Так, господа, предлагаю всем вернуться за стол и продолжить трапезу, — предложил Блад.
— Без них! — обожгла взглядом своих телохранителей Стесси.
— Не возражаю. Нола, подбери этим господам соответствующее помещение. С этого момента до особого распоряжения госпожи Стесси Романо они будут столоваться отдельно.
Наталья Борисовна вздрогнула и посмотрела дикими глазами на подружку Джима.
— Стесси Романо?
— Дорогая, я тебе потом все объясню, — страдальчески зашептал ей на ухо профессор.
— Да, Нола, — окинул взглядом разгромленную гостиную капитан, — и распорядись, чтоб здесь прибрали.
— Сделаем. Сейчас дроидов подгоню. Арестанты, за мной! — распорядилась Нола.
Как только все вернулись за стол, Джим, словно заправский тамада, опять распорядился наполнить бокалы, чтобы сказать очередной тост. И надо же было так случиться, что на этот раз беспечный бортмеханик, явно забывшись, набухал в бокал Алисе того же, что и себе! Причем до краев набухал! Ароматы ядреной гномьей водки достигли ноздрей мамы Алисы, она лично освидетельствовала бокал и сразу возмутилась. Этого стерпеть строгая мамаша не могла.
— Извините, капитан… — начала она.
— Наташенька, он не просто капитан, он император, — зашептал ей на ухо профессор.
— Да? Тем более. Император, я, конечно, искренне благодарна вам за наше спасение, хотя подробностей еще не знаю, но очень вас прошу прекратить это безобразие!
— Безобразие? — Блад никак не мог понять, что вызвало гнев мамы Алисы.
— Я все понимаю: мир капитала — мир свободных нравов. Понимаю также, что со своим уставом в чужой монастырь лезть нельзя, но все же попрошу не спаивать мою дочь. Она еще несовершеннолетняя, а ей наливают такие крепкие напитки!
Блад посмотрел на бокал Алисы и все понял.
— Кому пришла в голову светлая идея посадить Алису рядом с Гиви? — расстроился он.
— Мама, — краснея от стыда, простонала девушка, — мне до совершеннолетия…
— Целых три месяца! — Мать решительно отставила в сторону ее бокал.
— Мама, у меня завтра день рождения!
Блад вздрогнул. Бурные события последних дней так захватили его, что он перестал отсчитывать последние деньки, и эта знаменательная дата просто выскочила из его головы.
— Как день рождения? Что ты несешь? — растерялась женщина.
— Понимаешь, дорогая, — осторожно сказал профессор, — у тебя из жизни выпало целых три месяца. Я тебе потом все объясню.
— Три месяца? — ошарашенно переспросила Наталья Борисовна.
— Три месяца, — подтвердил профессор.
— Не может быть…
Мать Алисы схватила отставленный в сторону бокал, залпом осушила его, потом, сообразив, что выпила, поперхнулась, выпучила глаза, схватилась за другой бокал и начала запивать гномью водку вином.
— Три месяца… — Наталья Борисовна потрясла головой, поднялась. — Мне надо…
Женщину качнуло.
— Мама!
Алиса выскочила из-за стола, схватила ее за руку. «Как же она похожа на свою мать!» — невольно поразился Блад, глядя на них. С другой стороны жену подхватил профессор.
— Извините, император, — виновато пробормотал он.
— Да, конечно, — кивнул капитан. — Я так понимаю, вы еще ничего толком не успели рассказать своей супруге. Проводите Наталью Борисовну в ее каюту. На нее слишком много сразу всего свалилось. Ей надо прийти в себя и отдохнуть.
Было уже поздно, но Блад не ложился. Знал, что все равно не заснет. Он сидел, прикрыв глаза, в гостевой комнате своей каюты, перебирая пальцами струны гитары. Перед ним на столе лежали шпага, шляпа и сиреневый кристалл в золотой оправе в виде лепестков подсолнуха. Рядом с кристаллом стояли граненый стакан, бутылка водки, но он к ним не прикасался, потому что перед ним, вернее, перед его мысленным взором, стояла еще и сцена в кают-компании, а поразительное сходство Алисы с ее мамой невольно возвращало капитана к событиям в подземельях Массакра. Вспоминалась бешеная ярость Фиолетового, сражавшегося до последнего за свою любовь. За женщину, ради которой он был готов пожертвовать всем и продать все: и честь, и родину. Он буквально слышал голос штурмана, который только что не звенел в его ушах. Невольно напрашивались дурные параллели. Он ведь тоже за Алису любому глотку порвет. А башню, как Фиолетовому, при этом не снесет?
Блад не сразу заметил, что наигрывает «Белль» из бессмертного творения Коччиани, и не подозревал, что клокочущая в его душе буря чувств заставила сиреневый кристалл транслировать эти воспоминания в пространство.
— Он так и погиб? — услышал капитан за своей спиной чей-то тихий голос.
Блад встрепенулся. Над сиреневым кристаллом висела объемная голограмма, на которой умирал Фиолетовый, из последних сил, уже в агонии пытаясь дотянуться до руки своей Наташи. Такой близкой и такой недосягаемой. Капитан обернулся. За его спиной стояла мать Алисы.
— Прошу извинить меня за столь поздний визит. Я стучала…
— Но я, кажется, не слышал, — вымученно улыбнулся капитан, поспешно поднимаясь.
— Я слышала музыку и голоса. Один из них, как мне показалось, принадлежал Николаю, и я рискнула войти.
— Ничего страшного. Я рад ближе познакомиться с вами в неформальной обстановке.
Капитан пододвинул свободное кресло маме Алисы. Та с благодарностью кивнула, села, покосилась на бутылку водки.
