Валерия Чернованова - Похищая жизни
С такими радужными мыслями, весьма довольная собой и не зря прожитым днем, я отправилась восвояси. На душе было легко и хотелось петь. Правду говорят, нагадь ближнему — и надолго получи заряд оптимизма!
День седьмой
ДевинВсю ночь ворочался с боку на бок, вспоминая последние месяцы. Каждое мгновение, проведенное с Авророй, каждую нашу встречу. Стоило отдать девушке должное, она оказалась талантливой актрисой и блестяще исполнила свою роль. Преподнося ей медальон в день помолвки, был уверен, что подарок был целиком моей идеей. На самом же деле Аврора планомерно меня к этому подводила. В памяти всплыли наши многочисленные разговоры, когда она как бы невзначай упоминала, что мечтает о старинном украшении, и приводила подробное описание того, что хранился у меня. А я, глупец, был настолько ослеплен любовью, что не видел очевидного. Действительно глупец! Еще и какой!
Уснул только под утро, но, как назло, был тут же безжалостно вырван из спасительного забвения всполошенным дворецким. Хэтч ворвался ко мне, даже не постучав, и взволнованно попросил, а точнее, потребовал немедленно просыпаться. Такое его поведение было крайне необычным, я бы сказал, из ряда вон выходящим. Даже если бы на Миствиль обрушилось стихийное бедствие, мой невозмутимый домоправитель не позволил бы себе подобной вольности по отношению к хозяину. Но как выяснилось чуть позже, произошло кое-что пострашнее природных катаклизмов — в родные пенаты пожаловала сама графиня Уистлер.
— Госпожа внизу. Ждет вас, — наклонившись ко мне, отчего ночной колпак с его макушки начал медленно съезжать набок, доверительно и с долей испуга сообщил слуга. Водворив головной убор на место, выпрямился, одернул длинную серую хламиду и уже своим привычным бесстрастным голосом завершил: — Прошу простить меня за мой внешний вид, сэр. Ее сиятельство нагрянула так внезапно, что мы не успели как следует одеться.
— Все в порядке, Хэтч, — пробормотал я, осоловело озираясь в поисках халата. — Скажи, сейчас спущусь.
Кивнув, дворецкий юркнул в коридор, оставив дверь приоткрытой. Я тяжко вздохнул и стал одеваться. День «приятных» неожиданностей стартовал…
Снизу уже отчетливо доносились нетерпеливые окрики маменьки и возня слуг, как оголтелые носящихся вокруг госпожи. Маделин свято верила, что именно она является пупом земли и все вокруг созданы только для того чтобы ублажать ее и потакать любым капризам.
Через каких-то пять минут дом походил на растревоженный муравейник, а я мысленно прощался с размеренной жизнью. Одна надежда, что родительнице быстро надоест торчать в столице, и она снова укатит в очередное кругосветное путешествие или на гастроли, которые, кстати сказать, закончились подозрительно быстро. И дернул же ее нечистый вернуться именно сейчас!
Я бы с удовольствием слинял по-тихому, тем самым избежав трогательной сцены возвращения блудной матери, но Маделин выбрала стратегически верное местоположение — в холле, миновать который незамеченным без каких-либо магических штучек у меня бы при всем желании не получилось. Но так как я подобную дрянь никогда не покупаю, пришлось смириться со своей участью.
Навесив на лицо кисло-радостную улыбку, как на эшафот, медленно побрел вниз. Маделин заметила меня, еще когда только начал спускаться и, издав душераздирающий клич:
— О, Девин! — бросилась навстречу, волоча за собой длинный шлейф вечернего платья.
Надо сказать, что утра для маменьки не существовало в принципе: вечер плавно перетекал в глубокую ночь, а та — в полдень. И лишь непредвиденные обстоятельства, как, например, желанное вызволение любимого чада из объятий нежеланной невестки, могли заставить вылезти ее из постели раньше двенадцати.
Заключив меня в крепкие материнские объятия, Маделин надрывно всхлипнула:
— Мне так жаль!
Я закатил глаза, мысленно настраиваясь на длительное представление.
Выражение «Вся жизнь игра, а люди в ней актеры» как нельзя лучше подходило моей матери. Иногда мне казалось, что Маделин не различает, где заканчиваются подмостки театров и начинается реальная жизнь. Любую ситуацию она воспринимала, как сцену из пьесы, которую нужно с блеском отыграть. И вот сейчас на глазах у притихшей челяди начинался первый акт трагикомедии: «Всплеск материнской любви и попытка утешить безутешного сына».
Стоит отметить, роль заботливой мамаши ей не особо нравилась, поэтому Маделин редко «осчастливливала» меня своими визитами. Редко, но метко.
— Пойдем в гостиную, дорогой, — подхватив меня под руку, шмыгнула носом альвесса, усиленно стараясь выжать из себя хотя бы одну жалостливую слезинку.
К чести графини, у нее это легко получилось, недаром мою мать считают одной из талантливейших актрис Фейриленда. Правда, настоящие чувства родительницы, а вернее, их отсутствие, мне, как сыну, были хорошо известны. Маделин видела Аврору лишь раз, когда, как сейчас, нагрянула в город нежданно-негаданно и потребовала, чтобы я представил ей свою избранницу.
После первых же минут знакомства понял, что Аврора не прошла отборочный кастинг. Наверняка потому, что маман всю жизнь прочила мне в жены как минимум герцогиню, а лучше принцессу, и была весьма раздосадована столь скромным выбором. Заявив, что я не оправдал ее надежд, в тот же вечер покинула столицу.
А сейчас она из кожи вон лезет, чтобы убедить меня в своем сочувствии.
Обернувшись на пороге гостиной, Маделин обратилась к слугам:
— Принесите нам чаю и чего-нибудь легкого и диетического. Бисквитов, например, или зефира.
— От него точно не поправишься, — хмыкнул я.
Графиня, не заметив моего сарказма, страдальчески вздохнула:
— Приходится изводить себя изнурительными постами, дабы составить достойную конкуренцию всем этим смазливым старлеткам, наводнившим театры. Не хотелось бы из примы перекочевать в ранг простой дублерши или, как в балете, исполнять роль пятого лебедя в третьем ряду.
Мать явно преувеличивала. С ее-то внешностью, харизмой и актерским мастерством она еще долго будет завоевывать зрительские симпатии и приковывать к себе восторженные взоры.
А восторгаться, надо сказать, было чем. Как и все чистокровные альвессы, Маделин не имела возраста. Вернее, конечно, имела, но оставалась всегда молодой и выглядела всего лишь на пару лет старше меня, своего собственного сына. Поэтому настаивала, чтобы при посторонних я даже не заикался о нашем тесном родстве. Я, кстати, не возражал, потому как иначе пришлось бы углубляться в дебри генеалогического древа или признать невозможное, что мать родила меня в двухлетнем возрасте.
Мало кто мог с ней сравниться в красоте и обаянии. Высокая, стройная, даже, скорее, худощавая. С золотисто-зелеными глазами и чуть заостренными ушками. Но особой ее гордостью были волосы: темные, густые и блестящие, они черным жемчугом струились по плечам. Ясное дело, чтобы поддерживать себя в такой форме, мало родиться альвессой и умело применять женские хитрости. Нужно было владеть целым арсеналом новомодных косметических средств, на которые уходила значительная часть моего состояния.
— Бедная девочка! Погибнуть от руки нечестивца в столь юном возрасте! Такое несчастье! — причитала маменька, мановением руки подбрасывая кусочки сахара в чай. Не особо тяготеющая к магии, Маделин поленилась развивать свой врожденный дар и поэтому теперь ее возможностей хватало только на сотворение простейших бытовых заклятий, к которым она частенько прибегала, дабы упростить свою и без того не обремененную заботами жизнь. Ухватившись тонкими изящными пальчиками за фарфоровую ручку, графиня поднесла чашку ко рту и, подув на горячий напиток, осторожно отпила. Затем, вскинув на меня хитрый взгляд, с любопытством спросила: — Уже нашли убийцу?
— Идет расследование, — уклончиво ответил я. Маделин ни к чему знать, что преступником оказался «отец» невесты и что эта сладкая парочка околпачила ее доверчивого сына. Иначе сочувствие превратится в злорадство, и на мою голову посыпятся, как горох: «А я так и знала!», «Ну почему ты меня сразу не послушал?!», «Давно пора было гнать эту выскочку вон!» и все в том же духе.
Поставив чашку на блюдце с ажурной каймой, Маделин пододвинулась ко мне и, накрыв мою руку своей, с патетикой в голосе заговорила:
— Девин, я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Как только узнала о случившемся, сразу все бросила и помчалась домой, оставив вместо себя эту бездарь Фрэнсин, у которой, как ты понимаешь, ни кожи, ни рожи, ни таланта. — Сев на свой любимый конек, маман презрительно скривилась. Спохватившись, что удаляется от насущной темы, продолжила душещипательный монолог: — Дорогой, знай, ты всегда можешь на меня рассчитывать. В эту трудную минуту я буду рядом и сделаю все, чтобы заглушить твою боль, помочь тебе преодолеть этот непростой период и навсегда выбросить из головы бедняжку Аврору.
