Александр Маслов - Сердце принцессы
— Неужели так?! — распахнув плащ, Шкрэк встал. — Значит, от старости?
— Хоть и вредная птица, а жалко, — расчувствовавшись, произнес Ямбульский.
Кваакум молча кивнул.
Они прибыли в Мокро к вечеру следующего дня. Отшельник сразу снял комнатку в шумной таверне на площади Трех Дорог Кво, а Шкрэк и Борбон, перекусив наспех в «Черепашьих яйцах», направились во дворец. Это было самое удобное время — Маргиквек, дотошно следивший за соблюдением списков приема, находился где-то в храме, ворота же и покои дворца охраняли гвардейцы герцога Бербажа — давнего приятеля Ямбульского, и они довольно скоро получили разрешение на аудиенцию.
Миновав ракушечную анфиладу, друзья прошли в сад, тянувшийся по берегу пруда до пирамиды Дождевого камня. Здесь было славно, как всегда — по краю аллей, посыпанных розовым песком, поднимались высокие свечи плауна, пчелы звенели над цветами, от брызг фонтанов воздух был прохладным и влажным.
Валеска ожидала их на скамье, покрытой мхом, в окружении белых кувшинок и множества слуг. Ее тонкое тело казалось священным пламенем Кво, рожденным вдруг в неге прохладных мхов, таким же зеленым, блестящим и ярким. Плечи принцессы покрывала накидка из легчайшей кроуэльской ткани, украшенная синими, как ее глаза, камнями.
Упав на колено, Шкрэк опустил голову, едва ли не коснувшись подбородком земли, и стоял так, пока она не заговорила сама.
— Отвечайте, Шмак-Кин. Что вы, будто коряга мертвая?
— Валеска… — он мельком взглянул на нее и повернулся к Борбону — тот закрыл один глаз, улыбнулся.
— Валеска, я люблю вас…
— Да, виконт. Иначе бы вы не были здесь. Но этого мало. Вы поняли, наконец, от чего сдохла цапля?
— Цапля чахла, цапля сохла, цапля сдохла… — он встал, приложив лапку ко лбу и стараясь точнее вспомнить слова старого отшельника. Голова кружилась, а где-то рядом то исчезала, то вспышкой безумного влекущего пламени Кво появлялась сама Валеска, — Сдохла не сразу… Она долго мучилась от одиночества. Страдала, чахла от любви… и умерла от старости.
— Виконт! Да вы шут просто! С мягким мозгом жабы! Ке-ке-ке! — с хохотом она откинулась на подушку и затрясла лапками. — Больная цапля была! Боль-на-я!
— Я так и знал! Сразу же так подумал! — вскричал Борбон.
— Но принцесса… — Шкрэк вытянулся, с отчаяньем глядя на нее, на хохочущую толпу.
Вдруг послышался свист, словно скользнуло быстрое крыло селезня. Следом — громкий шлепок, и все увидели огромную стрелу с птичьим пером на конце, вонзившуюся в берег пруда.
— Вот моя судьба! — принцесса вскочила, окинула друзей и слуг насмешливым взглядом и странной, птичьей походкой направилась к водной границе сада.
Свита ее, гвардейцы у беседки, высокородные гости — все стояли, не в силах сказать ни слова. Только Шкрэк Шмак-Кин бросился за ней длинными прыжками. Предчувствие чего-то ужасного, похожего гибель их славного лягушачьего пришло неожиданно, будто удар клюва в дрожащее сердце.
— Принцесса! Милая Валеска! Не ходите туда! — умолял он — был готов даже грубо схватить ее и бежать, бежать дальше в дикие пруды, темные забытые болота. Но тут же неведомая сила сошла, будто с неба гора, вдавила его в землю рядом с распроклятой стрелой, и он уже не мог видеть, как нечто встало тенью над их миром, подхватило Валеску и унесло куда-то навсегда.
Никто из лягушек уже не помнит той звонкой речи, на которой слагались легенды и песни о героях. От улиц Мокро, некогда прекрасного дворца остались лишь ракушки, песок да горки грязной глины…
Лягушки почти сразу разбежались из тех мест. Только толстяк Борбон поселился в маленькой пещерке. Каждый день ходил в тот сад, зараставший все гуще осокой, дичавший вместе с племенем лягушей; приходил и подолгу стоял над могилкой несчастного друга.
Может быть, он ходит туда и по сей день.
