Валерий Самохин - Браток из Нигде

— Я тебе бандеровец какой, чтобы в норах прятаться?

Бабка ухватила его жилистой рукой за воротник и неожиданно сильным толчком отправила в полет. Вовка, кубарем прокатившись по земляным ступеням, грохнулся всем центнером массы об пол и отключился…

Очнувшись, он с недоумением огляделся по сторонам. Погреб оказался довольно просторным, с каменными стенами и сталактитовым потолком. С трудом задрав чугунную голову наверх, Вовка краешком сознания отметил пропавший люк. Другой краешек — зрения — ухватил какое-то шевеление в углу пещеры. Там, бормоча речитативом незнакомую заунывную песню, каковую обычно пели шаманы в "Клубе кинопутешественников", сидел на корточках обросший, бородатый мужик в овчинном тулупе и жарил на вертеле ароматное мясо. Блики костра оживляли тени, прячущиеся в глубине подземного грота, и от этого Вовке сделалось немного жутковато.

Он поежился. На нем были спешно наброшенная кожаная косуха и дорогой спортивный костюм немецкого производства, при виде которого простой советский обыватель с завистливым ехидством непременно вспоминал модную поговорку: "Кто носит шмотки «Адидас», тому любая баба даст". Но от жуткого холода, царившего в пещере, шедевр легкой германской промышленности был слабой защитой: тепло от костра до Вовки не добиралось.

Мужик, тем временем, не обращая ни малейшего внимания на очнувшегося гостя, налил в немытый, с масляными разводами стакан какую-то мутноватую жидкость. С наслаждением, громко хлюпнув при этом одной ноздрей, он шумно нюхнул содержимое и одним бульком отправил его в широкую глотку, не забыв при этом довольно крякнуть. После чего, яростно почесав подмышку, достал оттуда какое-то насекомое, размерами и формой напоминающее разжиревшего таракана. Внимательно осмотрев усатую тварь при неровном свете костра, мужик положил к себе на зуб это членистоногое нечто, задумчиво надкусил и с отвратительным хрустом выплюнул на грязный пол пещеры.

— Ну, ты, и силен, бродяга! — вслух восхитился Вовка, едва сдержав рвотные позывы отощавшего желудка — Закусь у тебя, конечно, мировая, но лучше бы ты ее поменял.

— Херла куш изнын апташлы? — сиплым голосом пропойного забулдыги спросил его мужик.

— У-у, братуха! — с усмешкой протянул бандит. — Хавчик уже не поможет. Тебе чердак менять нужно. Водка, брат, она и не таких героев губила.

Мужик, не обратив никакого внимания на явное оскорбление, невозмутимо продолжил:

— Бирсу винлыкта шамохаш кесдес?

— Киздец… полный, — согласился с ним Вовка и снисходительно поинтересовался: — Давно из дурки-то?

Бородатый абориген внимательно посмотрел на него желтоватыми, с красными прожилками глазами и, кивнув каким-то своим мыслям, набулькал в стакан еще одну порцию. Затем, порывшись у себя за пазухой, (Вовка при этом вздрогнул, ожидая появления очередной твари) достал небольшой мешочек и вытащил из него щепотку какой-то травы.

— Косячка решил замастырить? — облегченно догадался браток.

Проигнорировав вопрос, мужик бросил щепотку в стакан и сосредоточенно помешал забурлившую жидкость деревянной палочкой; напиток, мгновенно сменив цвет с прозрачного на мутно-сиреневый, радостно плеснулся через края стакана. Шаркающей походкой умирающего пингвина бородатый абориген приблизился к Вовке и требовательно протянул немытую посудину:

— Пансай!

Вовка принял стакан с настороженностью — а вдруг отрава? Кто его знает, этого Робинзона с букашками… тараканы из бестолковки у него, похоже, давно уже сбежали. Почесав в затылке, Вовка аккуратно пригубил подозрительное пойло. Ха!.. неплохо, очень даже похоже на бехеровку. Мысленно перекрестившись, бывший комсорг юниорской сборной страны по биатлону, а ныне отставной бригадир солнцевской братвы залихватским жестом опрокинул содержимое.

— Банзай!.. Чтоб мы так жили!

Вовка смачно крякнул от удовольствия, и лишь спустя некоторое время до него дошло, что слова он произносит на незнакомом языке. Парнем он был умным — дураки в вузе не задерживались — и эту проблему оставил на потом, сосредоточившись на первоочередной. Подмигнув подобревшим глазом мужику, Вовка небрежно задал животрепещущий вопрос:

— Где я?

— Здесь.

— Здесь — это где?

— Здесь — это тут.

Вновь запустив пальцы в шевелюру, Вовка подстегнул мыслительный процесс, отметив при этом своеобразную логику хозяина пещеры. Логика эта представлялась почище бандитской. Вовка решил подступиться с другого бока:

— Ты кто?

— Глядящий.

— Смотрящий?

— Можно и так сказать.

М-да…и здесь братва. Только, странная какая-то, ни дать, ни взять — бугор шестой палаты. Вовка вопрошающе приподнял брови, недвусмысленно скосив при этом глаза на пустой стакан, но, так и не дождавшись ответа, продолжил допрос:

— Ты за чем смотрящий?

— За дырой.

— Куда она ведет?

— Сюда.

— А откуда?

— Из нигде.

— А где нигде?

— Не тут.

Выпрямившись во весь рост, Вовка покачал головой из стороны в сторону, хрустнув шейными позвонками, и по недолгом размышлении пришел к простому и незатейливому выводу: с цирком этим пора заканчивать, пока не понаехали злобные санитары. Загребут вместе с клоуном и фамилию не спросят.

— Выход где? — спросил он у мужика.

— Там, — безразлично мотнул головой абориген в сторону дальнего угла пещеры.

— Там… это не тут? — Вовка попытался сбить его с толку.

— Не тут — это нигде, — терпеливо, как ребенку, разъяснил местный авторитет.

Презрительно плюнув на прощанье, Вовка по каменным ступенькам выбрался из пещеры и с удовольствием вдохнул свежий ночной воздух. Вокруг поляны, на которой он очутился, расстилался привычный глазу сосновый лес. Мягкий лунный свет отражался от диковинных красно-фиолетовых цветов и играл в прятки с ночными бабочками, весело кружащимися в замысловатом хороводе. Мимо, едва не задев его черным перепончатым крылом, со свистом пронеслась зеленая летучая мышь размером с добрую собаку.

— Хуясе, крокодилы летают! Чернобыль местный тут, что ли? — вслух удивился Вовка. — Кровососы, в натуре!

После беседы с мужиком башню у него слегка клинило. Чтобы удостовериться, что он сам не превратился в вампира, Вовка оглянулся, разыскивая в лунном сиянии свою тень. Тень присутствовала. В количестве трех штук.

Три луны расположились в ромбическом порядке: вершину дополняла яркая звезда, напоминавшая очертаниями привычный Сириус. С астрономией Вовка дружил не то, чтобы очень, и это была единственная комета, которую он знал. Так, по крайней мере, ему казалось.

Светло было как днем. Все это напоминало любимые им белые ночи Петербурга. Их, впрочем, он видел только в кино. Шелестящие под нежными порывами освежающего ветерка, кроны деревьев настойчиво нашептывали Вовке немудреную истину — он попал в сказку. Мечта его детства сбылась!

— Кар-р! Кар-р! — с ветвей раскидистой березы дважды прохрипел иссиня черный ворон, косясь на пришельца мудрым немигающим взглядом. Второй его глаз, в это время, внимательно наблюдал за ничего не подозревающей пятнисто-красной гусеницей, упорно ползущей к месту предстоящего утреннего завтрака. Неторопливое блюдо невозмутимую птицу совершенно не раздражало.

— Истину глаголешь, браток! — согласно кивнул головой Вовка и высокопарно продолжил: — Ибо еще великий Софокл изрекал с трибуны: будьте осторожнее в своих желаниях, они иногда сбываются.

Подмигнув ворону левым глазом, Вовка на мгновенье задумался. То, что произойдет дальше, было известно ему до мельчайших подробностей. Об этом он знал из многочисленных фэнтезийных книжек, которыми зачитывался на сон грядущий. В отличие от фармакологических барбитуратов, чтение давало гарантированный и безопасный результат: Вовка засыпал почти моментально и не мучился по утрам от одурманивающей мозг сонливости.

Постояв минуту под деревом, он уверенным шагом двинулся по едва заметной тропинке теряющейся в глубине непролазной чащи. В самое ближайшее время он должен был встретить прекрасную эльфийку из Вечного леса. То, что нынешний лес таковым и является, сомнений не вызывало — в сказках других не бывает.

Эльфийка могла быть Темной или Светлой, но это было ему глубоко безразлично — Вовка любил и тех, и других. Была у него парочка остроухих подружек: такое вытворяли в постели, что иначе как Высшей магией объяснить было нельзя. Часик-другой он потерпеть был готов, хотя вынужденный двухнедельный пост был делом для него непривычным.

Могли встретиться и эльфы. Этих Вовка не то, чтобы недолюбливал… скорее — брезговал. Пересекался он с ними несколько раз в той жизни по служебной необходимости, после чего долго оттирал руки мылом в ближайшем туалете, сплевывая тягучую слюну, копившуюся во время общения.