Елена Власова - Межмировая таможня
— Где мама?
— Государыня ждет вас в саду, принцесса.
Ринель вздрогнула: «Государыня» — никто не называл так маму — она была Повелительницей. Совсем недавно ей объяснили разницу между «повелевать миром» и «править государством». «Государство» — это было не их слово, оно пришло Извне… но чары были слишком сильны… и она так и не проснулась…
Мать действительно ждала ее в саду, который сама заботливо растила много лет, договариваясь с деревьями и цветами.
И теперь в саду царила вечная весна, сейчас там цвели яблони, потом их сменят вишни, потом…
Мать, отец — она не понимала, что удержало ее от того, чтобы броситься, обнять — ведь она так соскучилась… но она просто кивнула. По лицу отца пробежала чуть заметная тень, лицо матери не изменило своего приветливого выражения.
— Ну здравствуй, малышка, как прошел день?..
Сотни лет она искренне пыталась ответить на этот вопрос… попыталась и сейчас.
— Ну, я гуляла, играла, было хорошо… — Она чуть задумалась. — Здесь ничего не меняется.
Мать покачала головой, почему-то укоризненно посмотрев на Вестника (кстати, почему он Вестник?).
— Айлэринель, нам надо с тобой поговорить.
— Я слушаю, мама!
— Ты уже большая, постарайся нас понять.
— Государыня, молю вас не торопитесь, принцесса еще так юна, — что-то, кроме слов, было в словах Вестника, но в это время отец протянул ей пирожное в виде цветка орхидеи, и она опять отвлеклась. Такие пирожные он придумывал для нее часто… но каждый раз разные.
— Она кровь Повелителей и примет все как должно. У нас нет времени ждать.
— А что случилось? — Дожевав пирожное, она вытерла рот и подняла глаза.
— Понимаешь, девочка. Это связано со Смертным миром. Он разделился, и то, что возникает, отнимает магию у них. А они, в свою очередь, чтобы жить, должны брать ее у таких, как мы. — Мать старалась говорить как можно понятнее, но музыка звучала все громче, и почему-то не верилось, что здесь может случиться что-нибудь плохое. Она так и сказала, опуская голову матери на колени и ложась поудобнее — белые яблоневые лепестки так забавно кувыркались в воздухе. Мать машинально провела пальцами по ее волосам.
— Прости, Ри, что мы должны так поступить. Эта ваша Зона, она меняет все, до чего может дотянуться, а мы не хотим меняться. Вы с Ронди — последние из Изменяющих Мир, которые остались по ту сторону Порога, и если мы хотим разрушить Порог, то нашей крови не должно остаться в Смертном Мире…
— Мам, пап, а где Ронди, почему я его сегодня не видела…
— Он ушел в Смертный Мир и что-то задерживается, если ты позовешь его — прекрасно, — живо улыбнулся Вестник.
Не задумываясь, она сплела мелодию и бросила ее в Эрру. Это было проще, чем протянуть руку — непонятно только, почему они сами его не позвали…
— А вот его придется встречать, — вздохнул отец.
— Да, я тоже боюсь, что он попытается уйти, а двоих сразу нам не удержать…
— Ничего, потом он сам поймет, что был не прав. — Голос отца прозвучал чуть резче.
— Твой сын признает, что был не прав? Скорее я поверю в то, что он будет сражаться.
— Это и твой сын. Но тогда он умрет.
— Они оба долго не выдержат здесь. И их сила сольется с этой землей, а не останется там. Она слишком нужна нашему народу.
— Кайрэмил, поставь на пороге Лабиринт и закрой город. Мы сделаем все, чтобы спасти наших детей, но даже мы можем оказаться бессильны! Они сами решили поспорить со своей Судьбой и сделали выбор.
— Но спор они проиграют с нашей помощью.
— С Судьбой не спорят. Мы же смирились. Ринель слушала все это сквозь сон, а тонкие пальцы матери, едва касающиеся ее волос, не позволяли даже открыть глаза, а тем более понять происходящее. Просто маленькая эльфийская принцесса устала от игр и заснула, положив голову на колени своей прекрасной вечно-юной матери.
Мир вздрогнул и раскололся от безумного удара, когда Айрондир перешагнул свой Порог:
— Кайрэмил, не надо закрывать город, я пришел по своей Дороге.
— Принц Айрондир, не делайте ошибок. Так или иначе, вы уже здесь.
— А-а, так это была двойная ловушка. Классическая вилка. Поздравляю, отец, у тебя прекрасные советники.
— Нам приходится быть такими, сын.
— Очень многие вещи легко объяснить, если сказать себе, что их «приходится делать».
— Айрондир, пойми, это для вашего же блага…
— Тогда почему вы не дали ей даже шанса? Знали, что она не согласится.
— Она согласилась!
— Потеряв личность! Она же просто не ждала от вас предательства. Она еще не знала, как вы можете предавать. Отпустите нас, и мы уйдем с миром.
— Ты сошел с ума. Вы никуда не уйдете. Вы слишком долго были людьми и теперь больны этой своей личностью. Что в ней такого ценного, но сравнимого с Миром?
— Свобода выбора! Но тебе этого не понять, ты никогда не меняла миры. Отпусти ее и спроси, что она предпочтет. Ты же сама знаешь, что услышишь. Отец, уйми своего советника, ты знаешь, что я не столь доверчив, чтобы соваться сюда с пустыми руками. Твой план был хорош, но он рассчитан на эльфа.
— А ты кто?
— Сам уже не знаю. — Он устало и невесело усмехнулся. Да, в Истинном Мире он действительно больше не походил на эльфа. Прямые длинные волосы были белы как снег, а кожа потемнела, словно обоженная нездешним огнем, а глаза были ледяной бездной, полной мрака и смерти. Он казался самым старшим, хотя был одним из самых молодых.
— Но если вы не отпустите нас, я открою Порог прямо в те миры, что за Свободной.
— У тебя не хватит на это сил.
— Хватит. Вы все держите Ри. Я не слабее…
— Но тогда вы все равно умрете. Почему бы не умереть на благо своего народа?
— Обойдетесь. Попроси вы по-хорошему, может, мы и договорились бы, что когда-нибудь соберемся сюда.
— Айрондир, вспомни, это же твой народ. Рано или поздно ты станешь Повелителем.
— Будем считать, что моя часть моего народа осталась в Смертном мире. Они хоть не пытались убить мою сестру…
— О чем ты, ее никто не пытался убить, она спит, и она счастлива.
— Уничтожить личность и значит убить, но я же говорю, тебе этого не понять. Но вернувшиеся, такие вот как он, — Айрондир ткнул пальцем в Кайрэмила, — они понимают. И планы свои разрабатывают, понимая. Они здесь счастливы и готовы за свое счастье глотку любому перехватить. Ну что, решайте скорее…
Кайрэмил дернулся.
— Он лжет, государь. Он никогда не сделает этого. Не из-за себя, так из-за нее.
— Мать, я же не закрываюсь, посмотри, и ты поймешь… — Она с минуту вглядывалась в его изменившееся лицо, потом, выпустив волосы дочери, закрыла лицо руками:
— Пусть они уходят. Я не стану больше ее держать…
— Опомнитесь, Государыня. С вами мы выстоим, без вас — нет.
— Они действительно боятся этого больше смерти… Они изменились, и мы больше не вправе повелевать их жизнями.
Ронди внимательно посмотрел на нее, она не отрывала рук от лица.
— Спасибо, мать, ты больше личность, чем те, кто преображался. Может быть, ради того, чтобы сохранить мир, который тебе дорог, я в самом деле перед смертью сумею пробиться к тебе…
В небе быстро темнело, сгущались тучи… Он нагнулся над сестрой, легко поднял ее на руки.
— Прощайте.
Расколовшая небо молния была ему ответом.
— Сволочи, сволочи, сволочи… — всхлипывала Ринель, равномерно стуча кулачком по подушке роскошнейшего многоспального сексодрома. Айрондир сидел в кресле в противоположном углу комнаты и просматривал газеты, изрядно поднакопившиеся в почтовом ящике — в свой коттедж он заезжал не слишком часто. Он отдыхал. Принеся сестренку из-за Порога, он первым делом макнул ее в холодную ванну, потом, вовремя спеленав, бросил на кровать и теперь, передыхая, ждал, когда закончится отходняк. Мокрая, взъерошенная, совершенно несчастная, но изумительно живая Ринель лежала в его постели и грязно ругалась, поминая всех своих родственников до всех доступных родов.
Так продолжалось уже два часа, за которые он узнал четыре новые словесные конструкции (правда, одна из них явно из-за Граней — это не считалось, но остальные три — просто роскошнейшие). Но вроде бы к данному моменту она иссякла, а значит, стала более или менее реагировать на явления окружающего мира. Например, на него.
— Тебе налить?
— Почему ты меня не предупредил?
— Ты ж сама все поняла, только верить не хотела…
— Ничего я не поняла…
— Так тебе налить?
— Опять какая-нибудь травяная настойка с той стороны?
— Угу. На этот раз действительно нечто. Крепкая, но при этом вкуса не теряет. — Он швырнул ей бутылку и бокал, проверяя реакцию. Все было в порядке, то есть она не стала их ловить, а просто взяла из воздуха. Плеснула себе зеленоватой настойки с горьковато-грустным привкусом.
— Действительно неплохо. Но ты тоже сволочь.
