Андрей Белянин - Не надо, Азриэлла!
— Да, блин! — Корень смутился. Однако удержать язык на привязи было для него, видно, задачей совершенно невыполнимой. — Запросто, говорит. И кэ-эк облапит, да кэ-эк надавит. Я от боли чуть не вырубился! Киборг она, что ли? Ты с ней, в общем, поосторожней.
— Ну, положим, я-то свой корень трогать всем подряд не предлагаю.
— Стесняешься размеров? — хихикнул Корень.
Пока я подыскивал достойный ответ, вновь объявившийся голостюард предложил нам последовать примеру других пассажиров и занять в течение двух минут свои ячейки. Раздражённый тем, что последнее слово так и осталось за Корнем, я долго не мог устроиться в стартовой ложе и приладить дыхательную маску.
Перелёт до орбитального комплекса я, погружённый в компенсационное желе и надёжно усыплённый, абсолютно не запомнил. Зато запомнил пробуждение — после полётного наркоза наконец-то перестал болеть зуб.
* * *БХР «Иван Бернулли» — движущийся по брахистохроне малый звездолёт класса «чайный клипер» — на орбиту Пажити лечь не мог в принципе: отклонение от расчётной координатио-временной линии грозило не только жуткими тратами топлива, но и полной потерей ориентации в брахипространстве. Наш модуль (обыкновенный внутрисистемный контейнеровоз, соединённый с БХР лишь крепёжными штангами и аварийным рукавом), имеющий вместо названия убогий номер П-1101, должны были сбросить в полутора астрономических единицах от планеты. Всего «Бернулли» волок на себе четыре прицепа, два из которых были вовсе беспилотными и по сути являлись гигантскими сетками, заполненными чистейшим льдом. Последний модуль, тихоходный тягач, более старый даже, чем наша колымага, предназначался для финишной буксировки айсбергов.
Доставив груз по пунктам назначения, БХР отбывал дальше. Куда? Известить нас о точных планах не озаботились.
В отличие от изящного, похожего на жука-плавунца «Ивана Бернулли» модуль П-1101 был огромен. Стово-сьмидесятиметровый тритон, выпустивший жабры солнечных панелей и раздувшийся от набитых в его пузо удобрений и запасных частей к сельхозтехнике. Для какой-то надобности имелись в нём и сотни полторы пассажирских кают — тесных пеналов с кольцами для гамаков в три яруса. Впрочем, практически все они были забиты под завязку оранжевыми мешками с нитратами. Дверные проёмы пеналов затягивала толстая полупрозрачная плёнка, что позволяло мешкам выпирать в тесные и без того проходы твёрдыми боками. Перемещаться по модулю — санитария оказалась общей, «по коридору до упора и направо» — приходилось из-за этого бочком, каждый раз обмирая от ужаса: а что, если плёнка вдруг лопнет?..
Свободных мест насчитывалось восемь, ровно по числу летящих, плюс кают-компания, она же столовая, соединённая окошком с камбузом. Плюс медицинский блок с вместительным изолятором. Да ещё ходовая рубка, куда доступ пассажирам был строго запрещён.
К счастью, пихать по двое-трое в одну каюту нас не стали. Хотя… от компании Зоей я, наверное, не отказался бы.
Кроме меня, Корня, Зоей и овера-баскетболиста Кости в модуле присутствовал, само собой, экипаж. Два неважно говорящих по-русски, зато вечно улыбающихся азиата, исполняющие роль техников-пилотов, и средних лет крепкий дядька — кок, медик и капитан в одном румяном щекастом лице при моржовых усах. Пилотов звали Сёма и Сеня, капитана — Дарий Платоно-вич. Последним прибыл сухощавый пожилой мужчина, представившийся Захаровым. Мне он отчего-то сразу не понравился, несмотря даже на то, что внешность у него была, в общем, симпатичной, а манеры — обходительными.
Окончательно невзлюбил я его после того, как он пригласил меня в свою каюту и, продемонстрировав карточку с какой-то геральдической птицей, отрекомендовался сотрудником Безопасности Пажити.
Обо мне он располагал прямо-таки исчерпывающей информацией. И ещё большей — о моих родителях. Особенно о маме.
* * *— Я вас не запугиваю, Матвей, — сказал Захаров, будто бы невзначай отгибая полу пиджака. На поясе у него висела кобура. И она не пустовала. — Просто спешу предупредить, пока мы не отшвартовались от станции. Чтобы вы могли, если сочтёте разумным, покинуть корабль сразу после разговора. Ибо, коль скоро мои подозрения подтвердятся, мне придётся ликвидировать вас физически, а тело вышвырнуть в открытый космос.
— Какие подозрения? — с испугом спросил я.
— Подозрения в том, что вы намерены ввезти на Пажить запретные технологии. Нанотехнологии, — уточнил он, душевно улыбаясь.
— Зачем это мне? Наоборот, мой отец…
— О, — перебил Захаров, — сказав «вы намерены», я неверно выразился. Разумеется, речь не о вас и не о вашем уважаемом отце. Василиса Карповна, ваша мать, — вот чьё участие в этом деле настораживает меня воистину нешуточно. Знаете, она ведь в своё время не просто сбежала с Пажити, но пообещала вернуться, чтобы превратить «это сонное болото»… — Захаров нарочно изме-
нил тональность, акцентируя внимание на маминых словах, — превратить в нормальную современную планету. Я знал её тогда весьма хорошо и отлично могу представить, что она подразумевала под нормой! И представляю, каким способом этого можно добиться быстрее всего.
— Да я-то тут при чём?
— Ну как же? — наигранно удивился Захаров. — Вы вполне можете послужить контейнером для миллиардов и миллиардов так называемых ассемблеров. Даже не подозревая о том.
— Вычто, и впрямь думаете, что мама способна заразить Пажить какими-нибудь опасными наноботами?
— О нет! Опасными — никогда. Разумеется, только и исключительно полезными. Но! — Захаров прищурился. — С её точки зрения. Увеличение срока жизни человека, борьба с некоторыми болезнями и тому подобное. Разве это не прекрасно?
Он вперил в меня колючий взгляд. Я счёл за лучшее пожать плечами. Захаров удовлетворённо хмыкнул и продекламировал по складам:
— Это от-вра-ти-тель-но. К счастью, моему ведомству удалось заполучить прибор, регистрирующий наличие наноботов в человеческом организме. Правда, работоспособен он лишь при определённых условиях. Условиях, имитирующих те, что создаются в движущемся по брахистохроне корабле. Весьма удачно, не находите?
Конечно же я находил это удачным. И не только это. Я вообще был до задницы рад, что папочка-мамочка заочно удружили мне с такой массой волшебных сюрпризов.
— А теперь, гражданин Пажити, — Захаров вновь мастерски сыграл голосом, — Матвей Тиунов, можете идти. Если решите всё-таки продолжить путешествие, то для обследования мы встретимся позже.
За неделю, предшествующую выходу звездолёта на брахистохрону, я успел составить кое-какое впечатление о спутниках и даже подружиться с некоторыми. Корень не ошибся — Костя действительно был полным овером, заменяшкой. Он днями напролёт стучал мячом в самом просторном помещении модуля, которым оказалась душевая на шестнадцать сосков, покидая её лишь для сна или приёма пищи. Говорить с ним можно было только о баскетболе, другие темы вызывали полный речевой ступор. Как ни странно, он близко сошёлся с китайцами, те просто боготворили его — подозреваю, за огромные габариты и неописуемое трудолюбие, подобное их собственному.
Корень болтал без умолку и сто раз на дню справлялся, созреллиядлятого, чтобы… нувы помните. Мои отказы он воспринимал философски и в целях компенсации тут же трогал себя сам. Вообще-то он был безобидным и приветливым парнем, жаль только, крепко зацикленным на собственной половой уникальности. Думаю, Пажить с её узаконенным многоженством могла стать для него идеальным местом обитания. Ведь дорога в мусульманские государства ему, если помните, была строго заказана! Больше всего мне нравилось играть с Корнем в карты — запас присказок для каждой комбинации мастей и фигур был у него неиссякаемым. Поразительно, однако он ни разу не повторился!
Да и руки во время партии у него становились заняты.
Зося… Зося оказалась самой классной девчонкой, которая встречалась мне в жизни. Сдаётся, я немного в неё влюбился — на ту самую малость, которая не даёт чувствовать себя в обществе девушки скованным, а только порождает приподнятое настроение и желание выглядеть остроумным, находчивым… Желание быть на высоте, в общем. Она родилась на Пажити, в обеспеченной и чрезвычайно прогрессивной по тамошним меркам семье, училась на Земле в Академии Управления, а сейчас летела домой на каникулы. От неё я узнал, что за годы, прошедшие со времени бегства моей мамы, нравы на планете значительно смягчились. Девушек никто больше не гнал под венец силком, избиение жён тоже перестало считаться хорошим тоном.
Капитан если и покидал камбуз, то лишь для того, чтобы проверить, как несут службу Сёма или Сеня. Вот уж чьей выносливости я откровенно поражался! Кажется, ежедневные двенадцатичасовые дежурства были этим улыбчивым семижильным человечкам как с гуся вода. Вместо того чтобы отдыхать после вахты, они до умопомрачения сражались с Костей в баскетбол. Хотя… как знать, может, они отсыпались в рубке?
