Дмитрий Казаков - Грязная магия
Вывела его из окаменелости только рука главного жреца, потрясшая за плечо.
– Иди и позови отца Шлепа, – приказал Зубост Дерг, со страхом глядя на перекошенное лицо статуи. – И побыстрее!
Отец Шлеп был самым старым из всех служителей Бевса-Патера. Сколько ему лет – не знал никто. Но сам Зубост Дерг, начавший карьеру в храме младшим зажигальщиком курительных палочек полвека назад, помнил отца Шлепа седобородым старцем.
В соответствии с возрастом он считался самым мудрым. Возможно, отец Шлеп таковым и был, но более молодые жрецы, боясь проявить невежество, не вступали с ним в богословские дискуссии. Чтобы избежать полемики, жрецы либо спасались бегством, либо, если уж были пойманы, соглашались со всем.
Зубосту Дергу пришлось ждать довольно долго. Никаких новых ужасных знамений за это время не произошло, и главный жрец, с одной стороны, слегка расслабился, а с другой – несколько заскучал.
А потом, предшествуемый звуком шаркающих шагов, появился отец Шлеп.
– Чего надо? – сварливо спросил он. – Вы оторвали меня от размышлений...
– Посмотри-ка туда.
– О!
– Ты видел когда-нибудь подобное?
– Нет, никогда, – в голосе старого жреца прозвучал откровенный страх.
– Как думаешь, чего бы это значило?
– Отец наш, Бевс-Патер, гневается...
– И так видно, что не радуется, – Зубост Дерг раздраженно нахмурился. – Но почему, можешь ты сказать?
– Гм... эээ... ну, в общем, нет.
Зубост Дерг ощутил сильное и острое беспокойство. Если бы он узнал, что в фундаменте статуи Одной Бабы, расположенной перед ее храмом на соседней улице, в этот же самый момент появилась трещина, то беспокойство главного жреца Отца Богов стало бы еще сильнее.
Перемещающееся по коридорам Магического Университета существо должно проявлять крайнюю внимательность и осторожность, а также готовность в любой момент прыгнуть в сторону.
Иначе оно рискует, что будет сбито с ног открывшейся дверью или бегущими студентами. Они, выйдя из аудитории, по не описанному, но безусловно существующему закону природы теряют черты интеллектуальной молодежи и превращаются в толпу остервенелых варваров, способных затоптать носорога.
Арс освоил искусство передвижения на первом курсе и не испытывал особых проблем. Прыгскокку, телосложением напоминающему покрытый жиром шкаф, приходилось несколько хуже.
Пока приятели добрались до нужной аудитории, его успели раз пять серьезно толкнуть и один раз швырнуть об стену.
– Да, весело у нас, – пропыхтел Прыгскокк, когда они оказались в аудитории, – так и хочется вызвать какого-нибудь демона, чтобы он в этом веселье поучаствовал!
– Всем привет! – дверь распахнулась, шарахнув Нила по спине, и в аудиторию улыбающимся и сияющим пушечным ядром влетела Фома Катина. Выкрашенные в зеленый цвет волосы топорщились вокруг головы, делая девушку похожей на одуванчик.
Который кто-то облил зеленкой.
– Привет, – просипел Нил, сползая по стене.
– Ой, я тебя не зашибла? – Фома мило улыбнулась во все тридцать восемь острых белоснежных зубов. – Ах, смотрите, что у меня есть!
Девушек в университете было немного. Приемная комиссия чаще всего отказывала им, ссылаясь на эмоциональную нестабильность женского пола. Но с Фомой Катиной она не смогла ничего поделать, хотя стабильности в ней было примерно столько же, сколько в ядерном взрыве.
Все дело было в обаянии. Оно у Фомы Катиной имелось, и такое мощное, что им можно было вышибать двери и мозги.
– Что у тебя там? – спросил Арс, с кряхтением отклеивая Прыгскокка от пола. – Жрал бы ты поменьше, что ли...
– О, это самое последнее, суперуникальное достижение в области ухода за собой!
Арс насторожился. Даже с учетом обычной для Фомы экзальтированности и истеричности голос ее звучал надрывно, словно она сама не верила собственным словам.
– Типа? – недоуменно спросил Рыггантропов. – Уход за собой – это как?
– Уход за собственной внешностью, – пояснила Катина, вываливая на парту кучу цветастых плакатиков. – Вот смотрите, тут есть все, что нужно настоящему мужчине: крем для бритья из морской пены, лосьон после бритья на основе крапивы, крем от прыщей с добавками цикуты, дезодорант...
– И что, без этого мужчиной быть нельзя? – поинтересовался Шнор Орин, хлопая белесыми ресницами.
– Можно, – вздохнула Катина, – но очень страшным! Вонючим, плохо выбритым и прыщавым...
– И чего в этом плохого, в натуре? – удивился Рыггантропов, который в соответствии с традициями Дыр всю жизнь считал, что настоящий мужчина должен немногим отличаться от крокодила.
В первую очередь – отсутствием чешуи.
– Как же! – Фома аж задохнулась от возмущения, веснушки на ее носу стали ярко-оранжевыми. – Если ты хочешь добиться УСПЕХА, то кожа твоя должна быть мягкой и шелковистой!
Рыггантропов нахмурился, в голове его со скрипом завращалась извилина, заменяющая мозг. Тили-Тили, которому никакие кремы и лосьоны не помогли бы выглядеть привлекательно (на человеческий взгляд), разочарованно засвистел и отвернулся.
– И что почем? – осторожно поинтересовался отличник Орландо Хряпе. Он выглядел так, как и обязан выглядеть зубрила и умник, не видящий ничего, кроме книг и конспектов. Огромный мозг с трудом помещался в прыщавом черепе с близорукими, застенчивыми глазами, а снизу в качестве бесплатного приложения болталось тщедушное тельце.
– Крем для бритья – пять бублей, дезодорант – один бубль, крем от прыщей...
Раздался дружный вздох. Все эти кремы и лосьоны – отличная штука, если тебе некуда девать деньги. А так – Какой толк выглядеть мягким и шелковистым, будучи при этом голодным?
– А где ты это взяла? – спросил Прыгскокк. Он очухался после удара о стену и был вновь в состоянии докапываться. Для Нила это было так же естественно, как моргать. – Украла?
– Нет! – Катина зарделась, с некоторым трудом изобразив на лице оскорбленную невинность. – Я теперь маниджур по распространению компании «Авонь»!
– Что за вонь? – Шнор Орин почесал затылок. – Маньчжур по распространению?
– Нет, маниджур компании «Авонь»! Это значит – человек, добывающий деньги. И я зарабатываю там больше, чем ты, гнусный, мерзкий...
От вполне вероятного эмоционального взрыва аудиторию спасло появление преподавателя.
– Кхе-кхе, – сказал поцент Злост Простудилис, с грацией привидения возникая в аудитории. Температура ощутимо упала. – Приступим, пожалуй... Или вы что-то хотите сказать?
Катина поспешно замолчала.
Этого преподавателя боялась даже она.
Вечером в Ква-Ква властвовала метель. Истошно завывая, она носилась по улицам, швыряла полные горсти снега в лица прохожим, норовила сорвать с крыш черепицу и пробраться в дома.
Громыхающей по храмовому кварталу телегой, на облучке которой пристроилась некая сгорбленная фигура, метель не заинтересовалась. Взревев, она понеслась дальше, надеясь повалить-таки Останкинскую башню, торчащую над городом словно большой и толстый палец с обкусанным ногтем.
Телега тем временем остановилась у одного из храмов. Сгорбленная фигура слезла наземь, после чего заколотила в ворота.
– Ей вы там, открывайте, рыба приехала! – чтобы сделать голос настолько хриплым, нужно упорно трудиться, полоща горло спиртосодержащими жидкостями.
Обладатель сгорбленной фигуры, судя по всему, был в этом деле настоящим чемпионом.
Ворота отворились безо всякого зловещего скрипа. Из них высунулся жрец в темно-синем балахоне с капюшоном.
– Привез? – задал он вопрос, свидетельствующий либо о плохом зрении, либо о слабой наблюдательности.
– А то! – ответила сгорбленная фигура, стаскивая с телеги какой-то мешок. – Еще утром она плавала!
– Ладно-ладно, все равно это не проверишь. Сгорбленная фигура обиженно засопела, но спорить не стала. Пусть клиент ругается, лишь бы платил.
– Замолвите там словечко за меня у вашего бога, – сказала она.
– Насчет словечка не обещаю, – ответил жрец, – но что-нибудь замолвлю. Сейчас, погоди, деньги достану...
Сгорбленная фигура ждала. Со всех сторон сквозь шум метели доносились тягучие вопли, песнопения, звон колокольчиков, гудение гонгов и прочие звуки, которыми жрецы услаждают слух богов.
Но в святилище за воротами господствовало безмолвие.
Храм Тумпа Немо, Молчаливого Бога, ничем не отличался от прочей недвижимости, владельцами которой считались обитатели Влимпа, за одним важным исключением: тут всегда было тихо. Даже роскошные церемонии в честь Дня Молчания, проводимые раз в год, совершались в полной тишине, не говоря об обычных богослужениях.
Жрецы придумали хитрый язык жестов, которым и пользовались, если нужно было обсудить что-либо внутри храма, а прихожане изворачивались как могли, обходясь без слов в попытках донести свои просьбы до Тумпа Немо.
Последователей у него, к счастью, было не так много. Тумп Немо молчал всегда, и поэтому никто точно не знал, за что этот бог отвечает. Другие заведовали войнами, погодой, приплодом у мышей и прочими важными делами. Но к чему причастен Молчаливый Бог – оставалось загадкой не только Для жрецов, но даже для магов, занимающихся теологическим волшебством.
