Евгений Лукин - Алая аура протопарторга
И в динамике запели – стройно, мощно и душевно:
Отречемся от старого мира,
Отрясем его прах с наших ног!
Нам не нужно златого кумира…
Далее в пение мелодично вплелся дверной колокольчик. Это пришел Клим Изузов и с ним кто-то еще – впоследствии оказавшийся Африканом. Никем не узнанный, протопарторг сел прямо напротив Выверзнева и, поскрипывая стулом, осмотрелся. Встретившись взглядом с полковником, подался к нему через стол и дружески полюбопытствовал вполголоса:
– А ты, мил человек, случаем, не из контрразведки?…
– Ну почему же случаем?… – холодно отозвался тот. – Из контрразведки…
– И в чинах небось?…
– В чинах…
Неузнаваемый протопарторг уважительно кивнул. А может, просто спрятал усмешку, наклонив лицо…
За окном куранты на Ефреме Великом внятно пробили девять, и участники сходки, внезапно прозрев, увидели, что Африкан-то – вот он, уже среди них… Онемели все – даже динамик. Даже Ника! Протопарторг поднялся, кряхтя, и отвесил собранию низкий поклон, что, учитывая его корпуленцию, было не так-то просто сделать.
– Каждому – по потребности… – протяжно молвил он в звонкой предрасстрельной тишине. Собравшиеся шевельнулись – и встали.
– Воистину по потребности… – прошелестело в ответ – испуганно и нестройно.
– Аминь… – с удовлетворением заключил протопарторг и дал знак садиться.
Перед тем как сесть, все перекрестились – в том числе и Выверзнев. Поступок подкупающий, но рискованный: Николай был без бронежилета, зато в пиджаке, заговоренном от клинка и от пули. После крестного знамения чары, ясен хрен, развеялись, и теперь только оставалось надеяться, что ни перестрелки, ни поножовщины сегодня тут не приключится…
– Африкан! – опомнившись, взвизгнула Ника, и Выверзнев зажмурился, не решаясь даже представить, что произойдет дальше. Панкрат с Аристархом, видимо, сделали то же самое.
– А ты разливай, девонька, чай, разливай… – благостно и неторопливо молвил в пятнистой вибрирующей темноте голос Африкана. – А косыночку-то кумачовую – повяжи, повяжи, будь ласкова… Нехорошо распокрытой-то…
Николай сделал над собой усилие и осторожно разъял веки. Увиденное ошеломило. Ника, боязливо глядя на протопарторга, покорно завязывала под подбородком кончики алой косыночки… Выверзнев был не робкого десятка (в контрразведке других не держат), но сейчас ему стало по-настоящему страшно. Лучше, чем кто-либо из присутствующих, он понимал, насколько Африкан опасен. Переход границы по воде, аки посуху, чудо с гирей, первичные половые признаки, выросшие на пятке у незадачливого жулика… Но чтобы вот так – походя, парой небрежных фраз! – усмирить Нику Невыразинову?…
Да, это еще вопрос: кто кого заманил на чаепитие…
Полковник сделал повторное усилие и осмелился взглянуть в упор на грозного собеседника. Словесный портрет Африкана он помнил наизусть, но среди перечисленных примет отсутствовала самая существенная… Протопарторг был на кого-то неуловимо похож, и Выверзнев судорожно пытался припомнить: на кого именно?…
Африкан тем временем с видимым удовольствием отхлебнул чаю, надкусил крекер (сладкого, видимо, и впрямь не уважал) и, прожевав, заговорил – все так же размеренно и неспешно:
– Что должна дать людям Пресвятая Революция?…
Некоторое время все вдумчиво ожидали продолжения. Потом дошло, что пауза сделана не для красоты и что Протопарторг действительно интересуется мнением собравшихся.
– Свободу… – кашлянув, отважился Ретивой, за что был удостоен благосклонного взгляда.
– Верно, свободу… – как бы удивляясь слегка смекалке Аристарха, согласился прогопарторг и пронзительно оглядел присутствующих из-под лохматых пегих бровей. – А где ее взять?…
Кто крякнул, кто заморгал, кто потупился… Уж больно неожиданной показалась постановка вопроса!… В наступившей тишине отчетливо было слышно постукивание носика заварочного чайника о края чашек – бессловесная Ника в алой косынке шла вокруг стола и обслуживала гостей. Жуть – да и только…
– Чтобы дать кому-нибудь свободу, – назидательно молвил Африкан, – надо ее сперва у кого-нибудь отнять… Иначе и давать будет нечего… А у кого?
Все выжидательно посмотрели на Ретивого. Отвечай, дескать – никто тебя за язык не тянул…
– У колдунов?… – безнадежно предположил тот.
– А сколько их, колдунов-то? – пренебрежительно хмыкнул протопарторг. – Раз, два – и обчелся! Нет, если, конечно, взять порыльно, то свободы у них много. А сгрести ее вместе – ан и нет ничего… Так что единственно возможный выход – это отнять свободу у тех, кому мы ее собираемся дать…
Он снова сделал паузу и доел крекер. Остальные машинально прикоснулись к фарфоровым ручкам чашек, но отхлебнуть так и не решились.
– Как думаете: отнимем?… – полюбопытствовал Африкан, неспешно обмахнув усы и бороду от крошек.
Сходка молчала, уставив напряженные лбы в чайные приборы.
– Не отнимем! – раздельно и веско, словно ставя камень на камень, кирпич на кирпич, ответил себе протопарторг. – Если сами не отдадут – ни за что не отнимем… Стало быть, надо, чтобы отдали сами… Как?… – Он обвел сходку лукавым всезнающим взглядом. – Клим!… Вот ты, я слышал, принимал денежные вклады от населения… Как ты это делал?
Клим Изузов, полный розовый блондин с личиком несколько поросячьих очертаний, вздрогнул и вытер вспотевшие ладони о выпуклый животик.
– Н-ну… Известно… Под проценты…
– Под проценты!… – многозначительно повторил Африкан, поднимая толстый указательный палец. – Вот где собака-то зарыта!… Дайте нам вашу свободу, а мы ее потом вернем вам с процентами… И несли, Клим?…
– Ну а как же… Несли, конечно…
– А почему?
– Кризис был… – поеживаясь от неловкости, пояснил тот. – И потом, мы ж навару больше всех обещали…
– Кризис!… – тихонько воскликнул протопарторг, вздымая брови и таинственно выкатывая глаза. – То есть с денежками было туговато. Вот так же оно и со свободой! Чуть поприжмет – и повалит, повалит к нам народ, понесет сдавать под проценты свою свободушку… А уж проценты-то мы пообещаем!… Двести, триста… Да хоть тысячу!…
– Н-но… потом-то ведь все равно отдавать! – испуганно напомнил кто-то.
Африкан одарил спросившего отечески ласковым взглядом и снова повернулся к Изузову.
– Клим!… – позвал он. – Кстати!… А ты деньги-то вкладчикам – вернул?…
Полный блондин жарко порозовел, как умеют розоветь одни лишь полные блондины.
– Верну! – истово пообещал он. – С процентами! Честное экспроприаторское!… Ну не сейчас, конечно… Попозже…
– Во-от… – удовлетворенно протянул Африкан. – Так же и со свободой… Вернем. Но не сейчас. А в светлом будущем. Ну а пока потерпите…
Старейший подпольщик Маркел Сотов со смятым в сплошные морщины лицом уныло вздохнул и почесал просвечивающую сквозь редкую седину макушку.
– Что, Маркел? – соболезнующе обратился к нему Африкан. – Сложно?…
– А то нет, что ли?… – расстроенно отозвался тот. – Тебя, Никодим, послушаешь – умом тронешься. Раньше оно как-то все проще было… Кто виноват – понятно, что делать – тоже… Знаешь, что я тебе скажу? Зря мы тогда всех жидочков побили… Надо было хоть на развод, что ли, оставить…
И вдруг – словно пелена упала с глаз Николая Выверзнева. Он понял, кого ему напоминает протопарторг. Сквозь телесную оболочку Африкана с каждои секундой яснее и яснее проступал совсем другой человек, знакомый Николаю до мельчайших черт. Та же мягкая и одновременно властная речь, та же державная неторопливость и убежденность в том, что любой его жест – достояние истории… Протопарторг Африкан был точной копией Глеба Портнягина – несмотря на все их внешние различия.
Обыватель спросит: «Ну и что? Они же ведь бывшие друзья!» На то он и обыватель… А Выверзнев был психолог-практик и точно знал, что похожие люди друзьями становятся редко… Нет, сгоряча, конечно, сойтись они могут, но вскоре каждому начнет мерещится, что приятель нарочно его передразнивает… Кончается все, понятно, ссорой навек… Кому охота, скажите, постоянно иметь при себе живое зеркало? Да еще и кривое вдобавок!…
А Глеб Портнягин с Никодимом Людским несколько лет подряд (вплоть до злосчастного взлома продовольственного склада) дружили – и дружили крепко… Остается предположить, что в отрочестве это были совершенно разные натуры. А похожими их сделала многолетняя непримиримая вражда… Схватившись не на живот, а на смерть, каждый из бывших подельников незаметно, исподволь вылепливал себя по образу и подобию противника…
Кстати, никакого парадокса здесь нет. Возьмем, к примеру, златые времена, о которых недавно с тоской поминал старейший подпольщик Маркел Сотов. Скажем, почему антисемиты поголовно отличались склочным еврейским характером? Все просто. Чтобы одолеть сильного, надо самому быть сильным. Чтобы одолеть хитрого, надо самому быть хитрым. Чтобы одолеть еврея… Да-да, вот именно…
