Сергей Синякин - Реинкарнатор
Новость эта была столь же нелепой, сколь и неожиданной.
— Гуляют казачки? — подмигнул Даосов. — Гуляют, — радостно сказал бармен. — Третий раз уже за пивом прибегали. Водка-то у них своя — «Хоперская».
Казаки мирно праздновали свой очередной казачий праздник. Конечно, день рождения архангела Михаила никто из них справлять не додумался, это есаул бессовестно обманул бармена, — или день избрания атамана Козицына на ответственный казачий пост был, или Илья-пророк в Дон помочился, или же действительно день рождения, но кошевого атамана Самуила Николаевича Абрамкина. Как бы то ни было, казаки гуляли. Гуляли они в Доме казачьей песни и пляски, что располагался на улице Рабоче-Крестьянской неподалеку от книжного магазина, и гуляли хорошо — под гармонь и протяжные казачьи песни с посвистом и матерными припевками, с непоказным и оттого душевным мордобоем.
В это же время от Дома культуры работников трамвайно-троллейбусного дела по улице имени основателя космонавтики К. Э. Циолковского в своих обычных одеяниях шла образцово-показательная колонна царицынских кришнаитов. Кришнаиты громко распевали гимны и мантры. Многие держали в руках надутые до невероятных размеров разноцветные резиновые пенисы. Пенисы были сделаны излишне натуралистично, с ненужными деталями и подробностями, поэтому поглазеть на кришнаитов тут же собрались любопытные граждане и неудовлетворенные дамочки. Обычные замужние женщины на всякий случай обегали кришнаитов стороной. Известное дело, бритые кришнаиты — народ мирный, но кто знает, на каком запасном пути стоит на парах кришнаитский бронепоезд! Оправдывайся потом перед мужем, что пала жертвой религиозного фанатизма!
Кришнаиты радостно и слаженно спели свои гимны и организованно, под присмотром тех самых ленивых милиционеров, что спасли Даосова от нахрапистой цыганки у Дома быта, дошли до кинотеатра «Гвардеец», где свернули на аллею садика имени царицынского героя-подпольщика Саши Филиппова, собираясь сплоченной колонной вернуться в приютивший их Дом культуры.
В это время из Дома казачьей песни и пляски вышли трое казаков в форме, при погонах и с самодельными георгиевскими крестами на груди. На галифе их светились атласные красные лампасы, из-под фуражек выбивались волнистые, с кудрявинкой, чубчики, и каждый из казаков был при полной боевой выкладке — пусть без пики, но с вострой казацкой сабелькой. Двое из казаков были обычными — высокими, горбоносыми и кривоногими, а посередине шел маломерок в широких галифе и хромовых сапогах, в общем, из тех, кого лишь на лошади хорошо видно. Судя по поведению и звездочкам на истертых погонах, маломерок у казачков бьл за старшого. Свой вклад в праздничную гулянку и уничтожен ние казачьих запасов спиртного троица внесла солидный, поэтому шла лениво, вразвалочку и кругами. Смятые в гармошку хромовые сапоги казачков поскрипывали.
Вот на них-то и вышла организованная колонна кришнаитов со своими резиновыми и неимоверно раздутыми безобразиями.
Увидев явную пропаганду порнографии, казачки осатанели, сноровисто выхватили свои сабельки и кинулись рубить резиновые члены — только разноцветные клочья в стороны полетели! Больше других зверствовал казачий недоросль. Он нападал на высокого худого кришнаита, который в попытке спасти общинное имущество поднимал фиолетовый пенис все выше над головой. Казачок кришнаиту был по грудь, но, азартно крякая, подпрыгивал, матерился и все пытался концом сабли проткнуть резиновое хозяйство Кришны. Столпившиеся вокруг бритоголовые поклонники далекого индийского бога мешали казачку как могли. Все громко и разноголосо кричали. Сочувствующие из толпы зевак давали казачку нескромные советы. Наконец то ли у высокого кришнаита руки вспотели, а может, казачок-недоросль его все-таки достал, только пенис вырвался у кришнаита из рук и медленно поплыл по воздуху, покачиваясь и набирая высоту. Кришнаиты восторженно завопили и начали, раскачиваясь, слаженно распевать непонятную мантру. Казачки принялись издевательским хором добавлять в их мантру неприличные, но хорошо рифмующиеся с общим содержанием словечки.
— Вот она — борьба мировоззрений! — спокойно констатировал невысокий прохожий с большой интеллигентной лысиной и ленинской бородкой. — Истинное православие против языческого мракобесия. Так победим! — И, воскликнув это, прохожий достал из большого кожаного портфеля пустую водочную бутылку и бросился на ближайшего кришнаита. — За православие! За веру! Ура-а-а! Спасем Россию от нехристей!
Кришнаит непротивленцем и последователем Льва Толстого не был, а потому буддийского смирения не выказал и встретил защитника православия достойным ударом в челюсть. Увидев, что обижают православного, казачки осенили себя крестным знамением и слаженно выступили на его защиту.
Христианско-буддийская схватка была в самом разгаре, когда милиционеры наконец очнулись, решили, что обеими сторонами грубо нарушается общественный порядок, и принялись заливистыми трелями своих свистков будоражить покой садика.
На молодецкий посвист милиционеров из садика выскочили еще трое одуревших от спокойного дежурства служивых в серой форме с резиновыми палками в руках. Может быть, они и поспособствовали бы наведению общественного порядка, но тут на пьяные крики казачьего трио из Дома казачьей песни и пляски выскочила целая толпа их сподвижников, разгоряченных «Барыней» с коленцами и присядкой. Началось долгое и нудное препирательство пьяных с трезвыми. У этого препирательства могло быть лишь два выхода — либо милиционеры обезоруживают и сдают в вытрезвитель пьяных подчиненных атамана Козицына, либо — что более вероятно — казачки бьют морды и обнаглевшим кришнаитам, и их защитничкам в серой форме.
Дожидаться кровопролития Борис Романович не стал, да и опасно это было — сколько раз на его памяти виновные и излишнем любопытстве свидетели становились в глазах милиции главными нарушителями общественного порядка и отправлялись на принудительный труд отбывать установленное судом административное наказание. К тому же особо глазеть Даосову было некогда, хотелось еще во ВПЭЛС успеть, чтобы взять справку на своего клиента Землянухина о том, что толстый дуб, растущий на пересечении улиц Елецкая и Дербентская, ни отцом, ни ближайшим родственником по отцовской линии тому не приходится. Честно говоря, самому Даосову эта справка была не нужна, но вот для надоговой инспекции или контролеров общества охраны природы держать ее было просто необходимо, чтобы впоследствии по своей недальновидности огромный штраф не заплатить.
В правлении ВПЭЛСа на Даосова вначале посмотрели с подозрением — больной или дурак? — но десятидолларовая бумажка всех успокоила: ни больной, ни дурак с долларами не ходят, поэтому в глазах работников ВПЭЛСа Борис Романович сразу стал обычным чудаком. Ну хочет человек нелепую справку, так что же чудаку эту справку не дать? Не в «Крокодил» же он ее понесет! А если и понесет, так что? В конце концов, никто из работников ВПЭЛСа против истины не погрешил, не являлся этот самый Землянухин родственником указанного в справке дуба, разве что знакомыми они могли быть, да и то лишь в том случае, если этот самый Землянухин ходил мимо дуба на работу или любовница у него поблизости от этого дуба жила.
Теперь можно было заняться и личными делами. Пора было вытащить некоторые занозы, мешающие Даосову если не наслаждаться жизнью, то хотя бы жить спокойно.
На Центральном кладбище дежурил все тот же сторож. Увидев Даосова не на машине, сторож, может быть, и удивился, только виду не подал. Удивился он только тогда, когда увидел причитающееся ему на сей раз вознаграждение. Так удивился, что сразу же протрезвел и сделался внимательным и предупредительным, как официант в первоклассном ресторане. Сравнение было явно неудачным, не для кладбища оно было, но заниматься литературными изысками у Бориса Романовича не было времени.
— Ты мне Шустрика найди, — попросил Даосов. Сторож зачарованно разглядывал полученную от Даосова купюру. Он помял ее между пальцев, обнюхал, и, если бы Даосова рядом не было, сторож бы купюру на зуб попробовал. Похоже, что, как и большинство рядовых царицынцев, купюру в сто долларов сторож видел впервые в жизни. Конечно, Шустрика он бы позвал и за меньшую сумму, но, получив сто баксов, готов был бежать за сорванцом даже домой. Кажется, сторож даже жалел, что этого не потребовалось.
— Вы посидите немного, — с почтительным придыханием сказал он. — Тут где-то ваш Шустрик обретался. Сегодня Сазонова из облздравотдела хоронили, так они его… — Сторож засмеялся. — Вы не поверите! Они, стервецы, его душу в карты разыграли. Не зря говорят, что новичкам везет: Шустрик и выиграл. Теперь проставляется. Сам-то он не пьет, сопляк еще малой, но мужики требуют.
